Ревизор: возвращение в СССР 25 (СИ) - Винтеркей Серж - Страница 25

– Павел Евгеньевич, не понравились мне их отношения, – начала капитан. – Вроде и не в ссоре, но она к нему холодна, он к ней равнодушен. Ему плевать на её чувства, она его просит о чём-то не рассказывать мне, а он плевать хотел.

– Думаешь, там есть какой-то скрытый внутренний конфликт?

– Думаю, что выходила она замуж по расчёту, а теперь локти кусает.

– Она тебе что-то говорила на этот счёт?

– Жаловалась, что он вечно старается показать её перед людьми дурочкой. И действительно, вел он себя по-хамски. Всячески выставлял ее передо мной с худшей стороны. Настоящий капиталист, отпетый собственник. Видно, что считает, что купил ее с потрохами.

– Тогда, как ни жаль, его вербовка нецелесообразна, – сделал вывод полковник. – Раз брак нестабилен… В случае их развода мы такие проблемы можем получить... Начнут топить друг друга, не она его, так он её. Сдаст еще «Скворца», как агента КГБ, чтобы посадить надолго и имущество с ней не делить.

– А так можно? – поразилась Артамонова.

– Почему нет? – усмехнулся полковник.

– Но если он сам агент КГБ?

– А кто ему помешает заранее пойти на сотрудничество с вражеской контрразведкой перед разводом? Сливать им всю информацию от нас? Подставлять нам фальшивых агентов для вербовки? За такое – ему все простят. Как и мы простим вражескому перебежчику…

***

Москва. Старая площадь. Комиссия по вопросам приема, выхода и лишения гражданства СССР ПВС.

С самого утра Самедов ждал, что вот-вот откроется дверь и ему сообщат, что его вызывает Кожевников. Или начальник вызовет его к себе в кабинет. Но ничего не происходило. Он вздрагивал каждый раз, когда начинал звонить телефон. Нервы совсем сдали. Он даже на обед не пошёл, кусок в горло не лез. Он не понимал, почему ничего не происходит? Понятно же, что его участие в афере против Кожевникова раскрыто…

Еле досидев до конца рабочего дня, Самедов опять направился к Регине, предварительно зайдя в магазин и купив бутылку коньяка.

Он был в таком подавленном состоянии, что не замечал ничего вокруг. Не заметил он и двоих крепких мужчин, поднявшихся за ним на третий этаж. Когда он открыл своим ключом входную дверь съёмной квартиры на Малой Семёновской улице, они ловко втолкнули его вглубь квартиры и прошли следом.

Регина сидела за столом и занималась, она даже подняться не успела на звук открывающегося замка, как в комнату буквально влетел Самедов прямо в верхней одежде, и следом вошли двое мужчин значительно выше и крепче его. Она испуганно вскочила и прижалась спиной к стене так сильно, как будто хотела слиться с ней, а один из незнакомцев жестом велел ей молчать, показав красные корочки. Она послушно кивнула, но позу не поменяла.

Самедова грубо толкнули на разложенный диван и он так и остался лежать, закрыв голову руками, даже не пытаясь сопротивляться.

Видя, что он уже и так сломлен, суровые мужчины заниматься мордобоем не стали, а схватили его за шиворот и увели на кухню, закрыв дверь в комнату.

Ну его нафиг! – опомнилась Регина, поняв намек, что она нежданным гостям неинтересна, и начала поспешно собирать вещи. – Ну его нафиг!

***

К четырём часам мы с женой, Брагины и Вася Баранов встретились у метро «Сокольники» и Галия повела нас в выставочный центр, где проходила Лейпцигская книжная выставка-ярмарка. Сегодняшний день работы выставки был необычным, для профессионалов, простую публику начнут пускать только завтра.

– Сегодня ещё можно будет что-то приобрести, – многозначительно подняла вверх указательный палец Галия. – Завтра тут уже ничего дефицитного не будет. Заходим и сразу расходимся. Набираем всё, что можно. Особенно импортные альбомы с репродукциями, – инструктировала нас она. – Потом будем меняться добычей.

И когда она только успела так поднатореть в этом вопросе? Похоже, на работе ее просветили опытные люди.

Жене удалось погрузить нас в обстановку охоты и азарта. Мы носились от стенда к стенду и, показывая на стопки больших и маленьких изданий, спрашивали: продаётся?

Мне удалось купить шикарного качества альбом репродукций Ренуара. Галия отхватила альбом «Искусство Западной Европы в коллекциях музеев ГДР». Всем что-то попалось, но так, чтобы было чем меняться, набрать не получилось.

Дальше мы уже не спеша стали прохаживаться и изучать выставку, прижимая к себе свою добычу, которая увеличивала удовольствие от её посещения многократно.

Оставаться до самого закрытия выставки не стали и поехали по домам.

– Просто чудесно, – листала Галия прямо в метро альбом репродукций Ренуара, не удержавшись, а я всё боялся, что она его порвёт ненароком, когда поезд слишком резко дёрнется, но лишать её такого удовольствия не решился. Столько радости и восхищения было у неё в глазах…

Утром в четверг напомнил жене про день рождения дочки Руслана, и она пошла искать его адрес, чтобы я дал им телеграмму с поздравлениями от нас.

***

Москва. Старая площадь.

В четверг с самого утра Лукин и Осипов прибыли на доклад к Кожевникову.

– Никита Богданович, – начал Лукин, – допросили вчера Самедова неофициально. Ситуация такая. Он не хотел ничего плохого сделать лично вам, просто вы фигура очень значительная, а ему надо было подставить человека, за которым тоже кто-то есть, вот он и выбрал вас, чтобы уж наверняка…

– Ничего не понял, – остановил его Кожевников. – Кого он хотел подставить и как?

– Журналиста Ивлева. Это его студент бывший, в смысле Ивлев так и учится в МГУ, а Самедов уволился. За ним Захаров стоит, а он этому дурачку Самедовому не по зубам…

– А я тут причём? – не мог понять Кожевников.

– Ну, вы должны были разрушить карьеру Ивлева, когда узнали бы, что он про вас статью пишет. С точки зрения Самедова вы выше Захарова в иерархии, он бы вам не помешал…

– Так… Ивлев, значит… Статью… Спасибо, ребята…

Лукин и Осипов, видя, как Кожевников еле сдерживается, играя желваками, предпочли покинуть его кабинет, но остались в приёмной. Приказ у них был четкий – оказать полное содействие, при необходимости обращаясь к генералу за подмогой. Так что Кожевников сам должен их отпустить.

Только за ними закрылась толстая дверь, как раздался звук удара, видимо, кулаком по столу и отборные ругательства. Кожевников был в ярости. Его помощница осуждающе взглянула на оперативников.

Прошло минут пять, прежде чем Кожевников вышел из кабинета. Лицо его пошло пятнами. Видно было, что он ужасно зол.

– Вы ещё здесь? – рявкнул он на милиционеров.

– Никак нет, – хотели выйти они из приёмной, но он распахнул дверь к себе в кабинет и рукой велел им пройти.

– Значит так, – опёрся он на стол руками, тяжело дыша, – я хочу, чтобы этот махинатор сел. Надолго!

– По какой статье? – уточнил Лукин.

– Ясно, что не по этому делу. Найдите, по какой. Потрясите его ещё раз. Если он такие трюки выделывает, не может он быть чист…

– Трясли уже, – осторожно возразил Лукин. – Если он вчера никого не выдал и ничего не сказал, то сегодня уже, тем более, не сдаст никого. Эффекта неожиданности уже не будет.

– Ищите, – сказал Кожевников тоном, не терпящим возражений. – Был бы человек, а статья найдётся. Заодно, разберитесь, что там за история была в МГУ с первокурсницей и как он после этого у нас тут оказался?

***

Москва.

Приехав к бывшей однокласснице Ирке Голубевой с чемоданом, дорожной сумкой и кучей авосек, Регина, рыдая, рассказала ей и её маме, как родители от неё отказались и из дома выгнали за настоящую любовь.

Девушки дружили когда-то, но после восьмого класса Ира пошла в медучилище, и они с Региной не виделись уже года два или три.

Ира жила с мамой, тётя Мила всегда была женщиной мягкой и доброй. Вот и сейчас её потрясла принципиальность Регининых родителей, которые отвернулись от дочери. Напоив Регину чаем, они постелили ей на раскладном кресле в Ириной комнате.

Не бог весть что, но всё не на вокзале ночевать, – подумала Регина.