Капитан Волков. Назад в СССР - Барчук Павел - Страница 6

Договорит майор не успел. Дверь кабинета снова медленно приоткрылась и внутрь опять «протек» Гольдман.

– Лев Егорыч, я конечно, сильно извиняюсь, но Воробья таки подрезали. Он лежит поперек тротуару и зовёт маму. – Сообщил настойчивый опер Сироте.

– Слухай, Миша, я вот не пойму… – Майор оперся локтями о стол и немного подался вперед. – Я разве похож на евойную маму? Или, может, я похож на доктора?

– Ни в коем разе. – Гольдман прижал обе руки к груди, сделал тоскливое лицо, но уходить не торопился.

– Тогда поясни мне, с какого ляду мы говорим о Воробье второй раз за день? Шо ты мне строишь глазки, Миша?

– А шо я вам должен строить? У меня больше ничего нету. – Человек-Кабачок оставался возмутительно невозмутим.

Он словно точно знал ту грань, которую лучше не переходить с майором, однако при этом вел себя достаточно свободно. Я бы даже сказал, они, может, и не друзья, но уж точно хорошие товарищи.

Хотя если обьективно посмотреть на ситуацию, если учесть, что между оперативником и его начальством идет разговор едва ли не об убийстве, кем бы ни был этот Воробей, вся ситуация напоминала мне какую-то фантасмагорию.

– Миша, Воробей – щипач со стажем. И плевать, шо он кричит налево и направо, будто искупил вину кровью. Это урки, Миша. А урки народ ненадёжный. Им веры нет. Крот – известный всему городу жулик. По мне, нехай они дружно режут друг друга хоть до посинения. Нам от этого только одна польза. А теперь иди отсюдова.

– Так кудой мне идти, товарищ майор? Ежли сейчас есть отличная возможность хорошенько тряхнуть Воробья. Он сильно обиделся на Крота, шо тот принял его за…

– Миша! – Майор долбанул кулаком по столу. – С того Воробья мы не поимеем ничего. Воробей – вольная птица, он не хочет ходить под кем-то. И тот факт, шо он был активистом подполья не говорит ни черта. Быть активистом подполья и быть сссученым – вещи разные, Миша. Не морочь мне то место, где спина заканчивает свое благородное название. Говорю тебе еще раз. Нехай они там тычут друг в друга, чем хотят. Лишь бы нам не делали нервы! Нас интересуют ограбления инкассаторов, сберкасс, складов. Ежли тебе невмоготу, можешь пойти к Воробью и послушать его предсмертные стоны. Но я тебе обещаю, эта сволочь переживет нас всех.

Сирота, договорив, демонстративно отвернулся от Гольдмана и переключил свое внимание обратно на нас со старлеем.

Лиходеев, кстати, на фоне этой беседы немного утратил своей бесячьей жизнерадостности. Видимо, совсем не так ему представлялась служба в доблестных рядах милиции или борьба с криминальными элементами. Предполагаю, для того сюда и отправили фронтовиков, чтоб укрепить, так сказать, личный состав уголовного розыска.

А вот Гольдман отчего-то вдруг уставился на меня. Уходить он по-прежнему не собирался. Только теперь его, судя по всему, перестала волновать судьба многострадального Воробья, но зато сильно начало волновать мое лицо.

Я напрягся еще больше. Что, если Кабачок знает, к примеру, Волкова лично. Сначала не понял, не разглядел, а теперь пытается вспомнить, где они виделись и, как это обычно бывает в подобных ситуациях, по закону подлости вспомнит.

– Миша, разговор окончен. У Воробья была возможность заполучить себе светлое будущее, но он предпочёл светлую память. Как ты помнишь, мы беседовали с ним три дня назад, вот в этом самом кабинете… – Сирота снова повернулся к Гольдману, расценив его молчаливое сопение, как нежелание закрыть обозначенную тему.

– Лев Егорыч, а шо если мы вот этого товарища не будем селить в служебное жилье… – Выдал вдруг Кабачок, не сводя с меня глаз. – Поглядите на его лицо… У него же такое лицо, шо хочется спрятать подальше кошелек…

Майор нахмурился и вслед за Гольманом уставился прямо на меня. Сказать честно, я уже не просто напрягся, я занервничал. Все происходящее выглядело как минимум странно, как максимум – настораживающее.

– Миша, ты думаешь о том же, о чем думаю я? – Сирота наклонил голову сначала к одному плечу, потом к другому, рассматривая меня очень внимательно.

– Товарищ майор, я мог бы сказать, шо это вы думаете о том же, о чем и я. Но мама воспитывала меня культурным человеком. Поэтому оставим, как вам нравится. В любом случае мы точно думаем одинаково.

– Слушайте… – Я откашлялся. – А можно было бы не говорить обо мне так, будто меня тут нет. Это несколько неправильно…

– Товарищ майор, нам надо шо то делать с его разговором. Разве ж это разговор серьёзного человека, которого мы сможем отправить на дело? – Все с таким же задумчивым выражением лица спросил Гольдман начальника отдела.

– Так… Капитан Волков, – Сирота, наконец, заговорил со мной. Правда, уверен, дело не в моем возмущении, просто ему надоело пялиться на мою физиономию напару со своим подчинённым. – Меняем репертуар нашей выездной самодеятельности. Лиходеев отправится в кабинет номер два и решит вопрос со служебным жильем. А ты отправишься по адресу, который я тебе сейчас скажу, найдёшь там тетю Миру, скажешь шо приехал к морю подлечить нервы. Больше никаких подробностей. Попросишь у нее комнату. Расплатишься и благополучно ляжешь отдыхать. Вечером выйдешь на променад, встретимся в городском парке. Там слева от входа щикарная аллея. В той аллее под вечер не встретишь ни одного умного человека. Там и поговорим о нашем дальнейшем репертуаре.

– Простите, но… – Начал было я.

Осторожно начал. Дабы не спалиться фразами – иди ты, майор, на хрен, со своей тетей Мирой и своей аллеей. Просто мне очень не понравился разговор Сироты и Гольдмана. Есть ощущение, меня планируют засунуть в какое-то дерьмо. А я и без того в дерьме. Еще с этим не разобрался, на хрена мне новое.

– Все! – Замахал обеими руками майор. А потом добавил. – Это приказ. Выполнять.

Вот так оно и вышло. Старлей отправился в тот самый таинственный кабинет номер два, а я полчаса шлялся по городу, спрашивая у местных, как найти нужный адрес. Процесс шел бы гораздо быстрее, тем более, как оказалось, необходимо было лишь пройти два переулка, но каждый, к кому я обращался, считал своим долгом рассказать мне последние новости, последние сплетни и даже криминальную сводку за вчера. При том, что я вообще не задавал подобных вопросов.

А теперь еще, ко всему прочему, выясняется, что дом, куда меня отправил Сирота, гораздо более беспокойное место, чем можно было ожидать.

– И шо ви хотели, молодой человек? – Камбала оттеснила плечом тетку в бусах и начала подбираться ближе ко мне. – Боже, на вас такой щикарный костюм… сейчас в таких даже не хоронят. Вы явно не из наших мест. Циля! Циля иди же сюдой! Здесь гражданину требуется помощь. Гражданин явно желают сердечного приема.

Камбала, оказавшись рядом, воспользовалась растерянностью первой тетки, которая такой прыти от соседки не ожидала. Она шустро подскочила ко мне, ухватила мой локоть и крепко на нём повисла, продолжая разговаривать одновременно и со мной, и с пока еще неизвестной Цилей. Но после убежавшей Гали я даже боюсь представить, что там может быть.

Я попытался скинуть Камбалу, однако не тут то было. Она вцепилась намертво. Не иначе, как для надёжности, чтоб я не сбежал.

Это не очень радовало, потому что в той же руке я держал чемодан, а тянуть на себе и ручную кладь, и непонятную бабу, имеющую сомнительные намерения, радости мало.

– Мне нужна тетя Мира. Хочу снять комнату. – Залпом выдал я, пытаясь свободной рукой отцепить настойчивую женщину.

– Боже мой! – Она, к счастью, отцепилась сама, радостно всплеснув обеими конечностями. – Вам таки сказочно повезло. Тетя Мира – это я. И у меня есть для вас комната. Нет! Это не комната! Не обижайте мой старый организм своими сомнениями, молодой человек. Это – хоромы! Ви знаете, шо во времена своей молодости там жил первый секретарь обкома? Так я вам скажу, он там жил! Идемте, молодой человек.

Камбала снова ухватила меня за руку, а потом потянула в сторону лестницы.

– Ну, если первый секретарь… – Протянул я и послушно двинулся за тетей Мирой.