Ротмистр Гордеев 3 (СИ) - Самойлов Александр - Страница 31
- Предыдущая
- 31/52
- Следующая
Так же выясняем, что в номере Соколово-Струнина уже побывали жандармы (естественно), что был самый тщательный обыск, и что хозяин получил разрешение снова сдавать это жильё, и теперь там гостит очередной постоялец.
Очень жаль, я рассчитывал тоже покопаться в вещах покойного, но, оказывается, жилищный, то есть — гостиничный вопрос в городе стоит столь остро, что номер не стали опечатывать на время расследования.
Как бы невзначай допытываюсь:
— В номере после ухода жандармов, убирались?
Китаец хитро прищуривает и без того узкие глаза.
— Убилалился… Глязно было… Тепель чиста-чиста!
В последнее мне верится слабо. В лучшем случае смахнули пыль метёлкой. Про влажную уборку вообще молчу. Совсем не в духе заведения такого пошиба, где за жалкий чулан посетитель отстёгивает кругленькую сумму.
— Может, нашли там что-нибудь? — кладу перед ним ещё «жёлтенькую».
На толстяка она производит слабенькое впечатление. Добавляю к банкноте ещё одну, но теперь «зелёненькую». «Трёшка» служит достаточным аргументом.
Узкоглазый собеседник подзывает горничную: морщинистую бабульку с кожей как у печёного яблока, что-то ей говорит. Та роется в кармашках засаленного фартучка, извлекает кусочек картонки и подаёт мне.
— Что это? — спрашивает у меня Гиляровский.
На картонке типографским шрифтом со всеми полагающимися «ятями» выведено, что это членская карточка общества любителей спорта — «Геркулес».
— Это точно нашли у Соколово-Струнина? — уточняю на всякий случай у китайца.
На Геркулеса, он же — Геракл, да и просто на поклонника спорта покойный журналист походил слабо и вообще — здоровьем не пышал.
— Тосьно, тосьно! — заверяет владелец «Парижа». — Это ево калтоска.
— Владимир Алексеевич, вам доводилось что-то слышать про этот спортивный клуб? — спрашиваю у журналиста.
— Клаб, — машинально поправляет меня Гиляровский.
— Какая разница! Так слышали или нет?
— Ни разу…
— Кхм… хорошо!
Простившись с «Парижем», выходим на улицу, где можно хотя бы вдохнуть свежий воздух.
Кругом как муравьи копошатся китайцы: что-то роют, бегают с тачками, переругиваются между собой.
Садимся в экипаж. Я продолжаю крутить в руках карточку.
На ней есть адрес «Геркулеса». Это где-то в посёлке, который принято называть «Русским», он тянется в городе вдоль ветки железной дороги.
В отличие от глинобитных мазанок китайской части Ляояна, там находятся преимущественно деревянные здания, включая дом командующего войсками, железнодорожную больницу, здание полевого штаба и пакгаузы.
— Думаю, эта карточка у Соколово-Струнина появилась неспроста. Возможно, он часто бывал в «Геркулесе», — озвучиваю мысли я.
— Полагаете, нужно навестить этот клаб?
— Конечно.
Гиляровский бросает в мою сторону критический взгляд.
— Николай Михалыч, доверьте это мне.
— А почему не нам вместе?
— Во-первых, вы ещё не оправились после ранения — так что какой с вас спортсмен! А во-вторых, членская карточка пусть и на предъявителя, всего одна. А в-третьих… В-третьих, вам пора возвращаться. Не ровен час, в госпитале хватятся, и наше расследование на том будет завершено. Меня к вам больше на пушечный выстрел не подпустят, а вас запрут в палате, — приводит резонные доводы Гиляровский.
— Да, но…
— Не убивайтесь так, Николай Михалыч! Вот увидите — я отправлюсь туда и всё разузнаю в лучшем виде! А завтра же всё вам доложу как на духу! Уж поверьте старому газетчику! — заверяет он.
Я сдаюсь.
— Будь по-вашему, Владимир Алексеевич. Я возвращаюсь в госпиталь. А вы… Вы берегите себя.
— Обязательно! Мне прежде во многих злачных местах доводилось бывать… Уж как-нибудь и со спортивным клабом совладаю. Всё будет хорошо.
На этой ноте меня подвозят к больничке, и мы расстаёмся.
Как раз вовремя, потому что моя берегиня Сонечка уже начинает меня искать.
— Где вы были⁈ — недовольно кривит личико она.
— Мы опять на вы⁈ — удивляюсь я и, не давая опомниться, прижимаю к себе.
Способ срабатывает. Соня начинает часто дышать, её личико розовеет.
— Пустите меня!
— Пусти! — корректирую фразу я.
— Хорошо, пусти!
С огромным сожалением раскрываю руки и освобождаю её из объятий.
Эх, сейчас я готов отдать что угодно, хоть полцарства, которого у меня нет, за короткую близость с той, в кого начинаю влюбляться и, кажется, небезответно.
— Николя, не забывай — тебе предписан покой! А ты пропадаешь невесть где! — меняет гнев на милость она.
— Никуда я не пропадал. Просто, немного прогулялся. Сходил в сад…
Неподалёку действительно произрастает роскошный тенистый сад, в центре которого расположилась древняя башенка — это любимое место для прогулок горожан. Даже во время войны там тихо и спокойно.
— Сегодня прохладно. Ты можешь простудиться и заболеть, — проявляет заботу Соня. — Пошли внутрь, я скажу, чтобы тебе приготовили тёплого чая.
— Как скажешь! — не спорю я, тем более чашка душистого чая кажется мне удачной идеей.
Гиляровский объявляется только через день, заставив меня испытать серьёзные муки.
— Владимир Алексеевич! Ну что же вы так⁈ — гляжу на него с укоризной. — Ещё немного, и я побежал бы докладывать о том, что вы пропали, жандармам и в военную контрразведку!
— Ради всего святого, простите, Николай Михалыч! — прикладывает руку к груди он. — Даже в мыслях не было причинить вам беспокойство… Вчера ничего путного выяснить не удалось, поэтому я у вас так и не появился.
— То есть, сегодня вы зато не с пустыми руками⁈
— Да, Николай Михалыч. Не с пустыми!
— Выкладывайте поскорее… Что удалось узнать?
Гиляровский улыбается.
— Начну с того, что спортом в «Геркулесе» даже не пахнет… Нет, там есть парочка любителей устраивать кулачные бои — но вряд ли это можно назвать занятиями по английскому боксу или французской борьбе.
— Так чем же они там тогда занимаются?
— Я вас сильно удивлю, если скажу, что господа, состоящие в клабе, убивают время, куря опиум, как последние наркоманы?
— Что⁈
— Да-да! Это не спортивный клаб, это общество курильщиков опиума… И, увы, среди них довольно много господ офицеров, которые таким вредным для здоровья способом снимают нервное расстройство и напряжение после окопов…
— Погодите! — догадываюсь я. — Вы что — тоже…
— Увы! Чтобы не выделяться от других членов клаба, пришлось делать вид, что я — большой поклонник этой отравы. Даже сейчас я не уверен, что моя голова работает как надо и то, что я увидел и услышал, мне не почудилось в опиумном угаре…
— Скажите, что вы узнали, а правда это или плод воображения — установим на месте, — успокаиваю Гиляровского я.
— Тогда вот, что мне удалось выяснить: Яков Семёныч не просто так захаживал в «Геркулес».
— В каком смысле?
— Он считал, что в «Геркулесе» есть японские шпионы. А поскольку туда захаживает много наших офицеров, включая штабных, японцам удаётся быть в курсе секретов нашей армии
— То есть Яков Семёныч думал, что у японцев есть уши среди прислуги «Геркулеса»?
Ни для кого не секрет, что тьма китайцев в нашем тылу работает на японскую разведку. Кто-то из-за денег, кто-то ради принципа, почему-то полагая, что японские захватчики намного лучше русских. Были и те, кого заставили под страхом смерти, обещая «кантами» — отрезать голову и им и членам их семьи.
— Нет, — вздыхает Гиляровский. — Соколово-Струнин предполагал, что предатель прячется среди наших офицеров. Яков Семёныч, при всех его недостатках, всё-таки был патриотом России и хотел разоблачить врага. Но…
— Но его опередили, заодно убив и двух зайцев, когда подставили меня, — заканчиваю я за Гиляровского.
— Японцы называют это тактикой «джиу-джитсу», когда слабый побеждает не с помощью силы, а хитростью.
— Пока что это у них получается неплохо, — сокрушённо произношу я. — Кстати, как вы разузнали про шпиономанию Якова Семёныча?
- Предыдущая
- 31/52
- Следующая