Ротмистр Гордеев 3 (СИ) - Самойлов Александр - Страница 33

Мысленно отмечаю этот факт.

В доме Астафьев извлекает из пузатого кошелька с полудюжину «беленьких» — купюр номиналом в двадцать пять рублей.

— Пожалуйста…

Стоит взять ассигнацию в руку, как амулет начинает раскаляться как сковородка на огне. Пальцы сами собой разжимаются, банкнота падает на пол.

— С вами всё в порядке? — удивлённо спрашивает Астафьев.

— Со мной — да, а вот с деньгами…

— Что — с деньгами? — пугается Астафьев.

— Не знаю точно, но с ними что-то не так… Скажите, Всеволод Иванович, у вас есть в банке специалист, который умеет распознавать фальшивые банкноты…

— В каком-то роде мы все там специалисты, — гордо выпячивает грудь Астафьев.

— И всё-таки…

— Если считаете необходимым, могу показать банкноту нашему заведующему, господину Ленцу. Он самый лучший в этом вопросе.

Ленц оказывается румяным господином лет пятидесяти. У него нежно-розовые щёки и толстый нос картошкой с большими, поросшими волосами, ноздрями.

Именно этими ноздрями он тычется в купюры, полученные Астафьевым от капитана Кустова, лижет языком, подносит к ушам и слушает хруст банкнот, потом убирает их от себя и резко мрачнеет.

— Всеволод Иванович, у меня плохие новости… Для вас, для меня и вообще для всех нас…

— Деньги фальшивые? — догадываюсь я.

Ленц кивает.

— Увы! Но качество подделки при этом восхитительное! Не каждый банковский служащий сможет распознать подделку, что уж говорить о других гражданах… Страшно подумать, сколько таких ассигнаций успело осесть в городе…

— Как вы поняли, что это фальшивка? — интересуется Гиляровский.

— Боюсь, не имею права открыть вам этот секрет государственной важности! — вздыхает Ленц.

— Но без демонов, магии, какого-то волшебства — тут ведь не обошлось, да? — настойчиво интересуюсь я.

Иначе мой амулет бы не сработал.

— Я же сказал: это государственная тайна! — хмурится Ленц, но по его тону становится ясно: я со своей догадкой попал в точку.

Следующий визит наносим уже Сухорукову.

Жандарма наши известия не застают врасплох.

— Японцы выпустили большую партию фальшивых рублей. У нас имеется сразу несколько подтверждений из разных источников. Теперь вот вы… Эти рубли сделаны так хорошо, что даже я не готов поручиться, что у меня в бумажнике нет купюр японского производства…

— Ужасно! Это необходимо остановить, пока ситуация не зашла слишком далеко! — заметно нервничает Ленц.

— Предлагаю начать с капитана Кустова. Господин Астафьев получил фальшивки от него. Можете связаться с в Управлением начальника транспортов 1-й Армии? — беру быка за рога я.

— Сделаем! — обещает Сухоруков.

Почему-то меня ни капли не удивляет, что капитана с такой фамилией не знают ни в Управлении начальника транспортов, ни вообще во всей 1-й Армии.

А ведь тот пробыл в Ляояне больше месяца и, кроме распространения фальшивок, мог наломать кучу дров.

— Можете составить хотя бы словесный портрет злодея? — просит жандарм Астафьева.

— Конечно! У меня прекрасная зрительная память… Да что там — я, между прочим, сам неплохо рисую. Брал когда-то уроки графики, — хвастается тот.

— Прекрасно! Тогда, пожалуйста, нарисуйте его по памяти.

Астафьев садится за работу, поскрипывая грифелем карандаша.

Заглядываю ему через голову. А он и впрямь не обделён художественными талантами, вон, как умело шурудит по бумаге!

Где-то через час эскиз «фотопортрета» Кустова готов.

Внимательно смотрю на него, лицо кажется до боли знакомым. И это точно не обман памяти.

Где-то я его уже видел, причём не так давно…

Стоп!

В голове что-то щёлкает, всё сразу стаёт на свои места.

Во время нашей встречи с Соколово-Струниным в столовой графа Игнатьева на вокзале, поблизости от нашего столика сидел капитан интендантской службы… Готов съесть свою фуражку и закусить портянками — это и был Кустов.

Правда, журналист вёл себя так, словно не знал его… Почему? Вероятно это было что-то вроде конспирации с их стороны. Мне журналист совершенно не доверял, даже подумывал о дуэли, вот и прихватил как он думал — надёжного друга на всякий пожарный.

Так что «Кустов» оказался в ресторации не случайно.

Меня осеняет очередная догадка.

— Знаете, Модест Викторович, а ведь я, кажется, знаю, кто убил Соколово-Струнина, — говорю я.

— Кажется⁈ — иронизирует жандарм.

— Я уверен… Процентов где-то на девяносто.

— Кто?

— Кустов! И, поверьте, у меня есть веские основания для такого вывода!

Сообщаю штаб-ротмистру всё, что выведал Гиляровский о походах Соколово-Струнина в псевдо-спортивный клаб, разбавляю своими соображениями.

— Что ж… Звучит резонно, — соглашается жандарм. — Быть может, несчастный Соколово-Струнин начал что-то подозревать, напал на какие-то улики и Кустов или как его на самом деле — вывел его таким образом из игры, пока не стало слишком поздно. Заодно и подставил вас… Но, главный вопрос в другом: как искать этого Кустова?

Наступает тягостная тишина.

Я прерываю её своим высказыванием:

— Его можно найти только в одном случае: если Кустов до сих пор находится в Ляояне!

— Предлагаете распространить его изображение? Я сейчас же распоряжусь насчёт копий…

— Боюсь, это не поможет! — категорично заявляю я.

— Почему?

— Помните тех свидетелей, которые якобы видели Соколово-Струнина неподалёку о места убийства, причём вместе со мной…

— Разумеется, помню. Но что с того? Вы же сами сказали: мы, европейцы, для китайцев на одно лицо…

— А вы устройте опознание! Проведите его по всем правилам. Покажите меня среди других офицеров.

— Зачем?

— Уверен, они безошибочно укажут в мою сторону. Правда, меня смущал тот факт, что по их словам я был в капитанском мундире, но… Теперь у меня есть объяснение и этому.

— Какое?

— Кустов — оборотень!

В пользу этого утверждения говорит и странное недовольство Кустовым со стороны Алтая. Собаки оборотней не жалуют.

Аргумент не самый железобетонный, но становится последней соломинкой, что ломает хребет верблюду.

— Он способен принять личину любого человека, которого знает лично, — развиваю мысль я. — Но у всего есть обратная сторона.

Подымаю указательный палец правой руки.

— Знаете, какое слабое место этой твари? Оборотень может менять внешность, но не одежду. Отсюда и постоянный капитанский мундир. А ещё у меня есть подходящая кандидатура в оборотни!

— Вы меня удивляете, господин ротмистр! — поражённо произносит Сухоруков. — Вам бы в жандармерии служить или военной контрразведке, а не в полевых частях…

— Мне предлагали… Подполковник Николов звал. Но я отказался.

— Зря! — качает головой Сухоруков. — Впрочем, воля ваша. Так кто он — этот самый таинственный оборотень?

— Недобитый мною штабс-капитан Вержбицкий, в последней должности адъютант командира моей бригады.

Вспоминаю нашу стихийно возникшую вражду, то, как Вержбицкий едва не погубил наш отряд, как под личиной капитана Рассохина пытался устроить покушение на Куропаткина и Алексеева. И как каждый раз ему удавалось уйти.

— То есть — это даже не японец, а свой, причём опытный офицер, который прекрасно разбирается в нашей «кухне»! — напрягается Сухоруков.

— Боюсь, мой ответ — да.

— Да уж, не порадовали вы меня, Николай Михайлович, — грустит жандарм. — Оборотень на то и оборотень, что способен воплотиться в кого угодно… Как прикажете его искать?

— Нет уж, увольте: приказывать станете вы.

Сухоруков замирает, не веря ушам.

— Простите, что вы сказали?

И ребёнку ясно: не могу я его оставить наедине с такой проблемой. Тем более она касается и меня лично.

Растягиваю губы в улыбке:

— Приказы в таких делах — это скорее по вашей части. А я всего лишь буду вам советовать. Если, конечно, захотите ко мне прислушаться.

— Готов выслушать любой ваш совет! — Сухоруков смотрит на меня с надеждой.