ВЕСЕЛЫЕ СУМАСШЕДШИЕ, или ЗАРАСАЙСКИЕ БЕСЕДЫ - Ровнер Аркадий - Страница 31

Аркадий: И, главным образом, отрицательных. Резко отрицательных.

Игорь: И чьи-нибудь попытки сделать из этого организацию не проходят, это же очень тонкое дело – социально-психологический мир, он живой, он самораспространяется. Вот когда два года назад я увидел, что он сам себя уже размножает, без всякого моего вмешательства, я сказал, что все, вот эта вещь уже готова, она живая, она будет жить по своим законам, и уже никто не может захватить власть над ней. Это колоссальное искусство, это сделанное.

Валерий: Это я понимаю, но меня интересует такая вещь: насколько вы сами от этого зависите, и насколько для вас было жизненно необходимо создать этот мир?

Игорь: Я завишу от всего, потому что я свободен для. Меня не интересует свобода от, меня интересует свобода для. Но, главным образом, я понимаю так, что моя рабочая задача, которая следует из того, как я учился в традиции, как я ее воспринимаю, какие у нас отношения, моя задача состоит в том, чтобы эти знания стали достоянием культуры. Не экзотикой, не перчиком к блюду, а блюдом, хлебом. Чтобы они стали обыденными, чтобы уровень невежества снизился, чтобы они распространились до такой степени, чтобы это были поговорки, присказки, анекдоты, чтобы это, между прочим, где-нибудь цитировалось, т.е. снять эту псевдоэкзотику и сделать из этого пищу для большинства. Это трудная задача. Многие со мной не согласны. Очень многие. И до сих пор многие друзья из нашей и других традиций жутко воюют со мной, потому что они считают, что это неправильно, что это метать бисер перед свиньями. Я с ними категорически не согласен. Если в наше время эзотерические, священные тексты стали доступны, как газеты, то требуются знания, как читать, как расшифровывать эти тексты и о чем, собственно, идет речь на нормальном языке. Вот это, я считаю, и есть моя работа. Как положено в традиции: для себя, для людей, для храма. Так вот для людей у меня такая работа. И в этом смысле, конечно, социально-психологический мир как помощник в этой работе очень нужен. Социально-психологический мир Школы. Но еще больше он мешает, потому что начинаются интерпретации и возникает ощущение искажения смысла, что люди придают этому противоположный смысл. Пока однажды я не понял, что это замечательно, это естественно, что так и должно быть, иначе это не будет живым. Я не памятник же себе построил. Под моим руководством построен живой организм. И, конечно же, мне хорошо. Безусловно. И, безусловно, я от него завишу. Это мое добровольное желание, и я завишу от него до тех пор, пока считаю это необходимым. Но это не потому, что мне нужно "мы". Это потому, что я здесь работаю. Это моя работа, моя основная профессия. Еще я пою, рисую, пишу книжки – это способ инициировать какие-то ситуации. Это все очень важно, иначе надо было бы уйти в более изолированную ситуацию, не болтаться среди людей, не пугать их своим жутким видом, воплями, какими-то нечеловеческими взглядами. Что раздражает людей? Когда ты неадекватно реагируешь. Для всех это ценно, а для тебя нет. Вот тут надо быть артистом, надо научиться этому. Есть суровое, но очень справедливое высказывание: "Говори с Васею и Манею по их пониманию". То есть говори с человеком на его языке, а не на своем. То есть будь занят не тем, чтобы правильно сказать, а будь занят тем, чтобы тебя правильно поняли. Может быть, вместо умных слов можно сделать выразительную рожу, и человек поймет и просветлеет. Бодхидхарма, хулиган и бандюга, страшный человек, вдруг прыгнул на стол и справил естественные надобности. И все вокруг сразу схлопотали самадхи. Это у Сегуна, где голову отрубали без всякой задержки. Сегун без рассуждений меч доставал и голову с плеч, если ему кто-то не нравился. Это у Сегуна Бодхидхарма прыгнул на стол и справил естественные надобности. И Сегун стал его учеником. Но это не значит, что мы так должны делать. В этом месте, в это время, в это мгновение он как великий мастер почувствовал, что именно это действие совершит эту работу. А подражатели убивают людей и говорят, что они буддисты[1]. Да их изолировать надо, создать поселение, правда, земли жалко, но можно выделить немного, где не очень пышная растительность, пусть там "буддируют" друг друга. Я из наших европейских буддистов знаю только последователей бурятского буддиста Дандарона. Вот, он создал для западных людей особую ветвь с посвящением, со всеми ритуалами. Они тихие, мирные люди. Пьют водку, читают священные тексты и медитируют. Замечательные ребята и не изображают из себя дзен-будцистов, потому что понимают, что дзен – это совсем другое дело другом месте, в другое время. Знаю еще одного ламу из европейцев. Он поселился в лесу, в Забайкалье, с ним еще двое живут. Он раз в год приезжает в Ташкент специи покупать и этим зимой спасается – делает чай из тридцати шести специй. Нам подарил, и мы тоже это пользуем, очень хорошая вещь, прекрасный рецепт, зимой, как чай, тепло и хорошо. Это буддисты. А все эти йогнутные, рерихнутые, дзенкнутые – это все попытка компенсировать свою недостаточную самооценку. И в этом смысле, сложность-то одна – как соблюсти пропорцию между любовью и знанием. Тот же Абай, который перестал для меня существовать, потому что он убийца, перед тем, как он окончательно свихнулся, он мне лично сказал: "Я не знаю, как это у тебя получается, но я ненавижу их, я не могу их любить. Я издеваюсь над ними, а они на меня молятся. Я их провоцирую набить мне морду, а они говорят, что я бодхисаттва. Я их ненавижу". Абай это сказал и убил своего лучшего, самого преданного друга и ученика. Вот в чем проблема. Знание, само по себе, тоже смерть. Как любить, что любить – зная? Не зная – так этой проблемы нет, просто некоторое психологическое волнение возникло, сконцентрировалось, пропало и фа-фа, ля-ля… А зная? Когда ты за всеми психологическими защитами личности видишь лик человека и обращаешься к нему, только это дает тебе возможность что-то созидать. Иначе, с твоим этим жутким знанием надо уходить в горы, сидеть в пещере, потому что среди людей жить нельзя, если знание без любви. Потому что возникает ненависть, которая уничтожит тебя, и твое знание, и массу людей, которые рядом с тобой.

Аркадий: Ну, что ж, материал для осмысления, для работы есть у всех…

Игорь: Я еще хочу сделать мое любимое рондо. Мы начали с разговора о Литве, потому что это прекрасное, замечательное место, в определенном смысле, рай. Когда будущему ребенку везет, он рождается в чреве матери, которая здорова, душевно уравновешена, которая не отравляет его всевозможной химией, и он там в утробе счастлив. Он вырастает в гармонии, в покое, он получает максимальный заряд для того, чтобы потом, родившись, получать все удары, предназначенные для следующего роста. Вот, Литва для меня была такой вот утробой, я ей бесконечно благодарен. Он как моя социальная мать и, действительно, моя родина. И в этом смысле вам всем, кто здесь живет, безумно повезло. Но в то же время это очень опасно, потому что в этом очень легко раствориться, заснуть и забыть, зачем ты здесь вообще, и сказать: "Да ну его на фиг – это рождение, мне и так хорошо". Цветочки, грибочки, солнышко, природа. И действительно, здесь хорошо. Если бы не расписание, если бы каждый шаг не вел туда, где будет написано: "Год рождения такой-то, год смерти такой-то". А можно отложить все на следующее воплощение. Чао. Я все сказал.

Аркадий: Благодарность всем говорящим, спрашивающим, отвечающим. Благодарность космосу, костру, нашим лесным братьям. Продолжается наше действие здесь, которое имеет и будет иметь разные смыслы, разные всходы для разных людей, и тем не менее продолжается. Еще раз спасибо Игорю за то, что он нам говорил, а говорил он предельно выразительно, предельно точно. К тому, что говорил Игорь из своего очень обжитого пространства, не выходя со своей территории, не вылезая в сомнительные области, в необжитые Игорем места, мне бы хотелось добавить такую мысль: этот социально-психологический мир есть место, где оперяются люди, где складываются борцы и альпинисты, которые выходят из него, которые создают свои пространства и зрело, полновесно в этих пространствах создают свои экспедиции, направленные вверх. Они и есть единственная надежда сегодняшнего запутавшегося посткатастрофического мира, где уже разорвалась глобальная психологическая бомба, и вокруг песок, щебень и обломки. Это – единственная надежда. И никакая экономика, никакая идеология не спасут нас, а искусство может только помочь, но будущее, которое наступит через двадцать лет, через пятьдесят лет, в значительной мере предсказуемо не извне, а изнутри. Фактор каждого из нас – это решающий фактор в этом будущем. Поэтому на вопрос: "А что будет через пять минут или пятьдесят лет?", каждому из нас нужно дать ответ: "Через пять минут или пятьдесят лет я должен состояться". И это определит то, что будет.