Пожиратель Драконов. Часть 3 (СИ) - Розин Юрий - Страница 9

При этом всё время на меня лилась драконья кровь, но от неё я закрывался барьером из чёрного льда. Нельзя было отвлекаться на поглощение, пока я продирался сквозь толщу драконьего мяса.

К тому же в такой крохотной форме моё тело стало совсем уж хрупким. Драконья кровь, льющаяся на меня десятками литров, скорее всего привела бы к плачевным последствиям.

Спустя где-то минут пятнадцать я сумел прорыть достаточно глубокую дыру, чтобы выбраться из желудка. Вот только легче от этого не стало, скорее наоборот.

В отличие от людей, у которых внутренние органы были лишь прикреплены к стенкам внутренней полости тела, у драконов между органами находилась прослойка соединительных тканей. Они были куда мягче и гибче хрящей и сухожилий, чтобы органы могли смещаться вслед за движениями тела, но это всё-таки была не пустота.

И, докопавшись до внешней стенки желудка, я упёрся в эту самую соединительную ткань. Она была ещё прочнее, уступая чёрному железу, из которого был выкован топор Махуаса, максимум раза в три-четыре.

К счастью, особо толстой она не была и я смог её пробурить часа за четыре. А затем, судя по обилию крови, текстуре и характерному запаху, попал в печень.

Соблазн принять драконью форму и продолжить поглощать кровь из главного кроветворящего органа организма был настолько высок, что я не стал ему противиться. И за пять часов увеличил плотность мировой ауры в своих тканях ещё втрое, а физическую мощь — в два с лишним раза.

Но в конце концов главным и наиболее важным в драконьем теле было именно сердце. И хотя я не считал, что потратил это время зря, так как дополнительная сила могла помочь мне добраться до сердца быстрее, останавливаться в печени я не собирался.

Плотность тканей печени была сравнительно небольшой, так что до противоположного её края я добрался быстро. Отсюда уже отчётливо ощущалось биение огромного сердца, медленное и размеренное, несмотря на ту боль, что дракон наверняка испытывал из-за меня.

А ему явно было больно. Судя по перепадам давления, за всё это время титан несколько раз вставал и даже взлетал, а его разъярённый рёв отдавался во внутренних органах оглушающим гулом.

Но сделать что-либо с наглым клещом, посмевшим копаться в его внутренностях, здоровяк не мог. Ему оставалось только маяться и рычать, и надеяться на регенерацию.

Она, на самом деле, у титана была поразительно высокой. Когда я закончил поглощать кровь из печени, то обнаружил, что отверстие, через которое я в эту самую печень попал, уже затянулось.

Так что его жизни ничего не грозило, даже при том, что я всё ближе подбирался к сердцу. Сколько бы я крови титана ни выпил, её общее количество не уменьшится даже на сотую долю процента, а все поражения внутренних органов затянутся за ближайшие сутки.

А ту боль, что он испытывал, можно было считать расплатой за то, что в своей гордыне решил, что не пережёвывать пищу — это хорошая идея.

Ещё один слой соединительных хрящей, на этот раз преодолённый за два с половиной часа вместо четырёх. После чего я вывалился в окружающую сердце мягкую подложку. Через неё пробраться было уже проще простого.

И, наконец, мои пальцы коснулись поднимающейся и опадающей стенки сердца. Из-за того, насколько титан был огромным, оно сокращалось всего пару раз в минуту или около того, так что прямо-таки биением это назвать было нельзя.

Однако огромная энергия, которую я ощущал буквально кожей, от этого ничуть не уменьшалась. Предвкушая нечто невероятное, я пробурил дыру в стенке сердца и вплыл внутрь против потока устремившейся наружу крови.

Драконью форму пришлось принять просто для того, чтобы не сгореть в обжигающей мировой ауре, даже несмотря на закрывавший меня чёрный лёд. К счастью, пространство внутри сердца шестикилометрового титана было более чем достаточно.

А затем я просто снял всю защиту, позволив тяжёлой, густой и плотной крови титана окутать меня целиком.

Она была горячей, куда больше ста градусов по Цельсию, но куда сильнее обжигала скрытая в ней мировая аура. По сравнению с той кровью, которую я пил в желудке и даже в печени, здесь будто бы было жерло вулкана, в которое я самовольно сиганул.

Боль, к которой я уже начал привыкать после того, как моя собственная мировая аура стала плотнее, а тело — крепче, вернулась с новой, и даже большей силой.

Но хотя бы сейчас не нужно было следить за приказами. Всю концентрацию можно было пустить на процесс усвоения и уплотнения энергии.

Причём здесь он был намного эффективнее, так как мировой ауре было некуда улетучиваться: её концентрация снаружи была выше, чем внутри. Так что, хотя бо́льшая часть всё-таки терялась, КПД с десяти процентов вырос до почти сорока.

И от столь стремительно нарастающей мощи я, наоборот, ощущал невероятный, ни с чем не сравнимый восторг. Если бы боль была хоть немного поменьше и в голове не проскакивали мысли о суициде, пожалуй, я так мог бы и мазохистом стать.

К сожалению (а может и к счастью), агония была по-настоящему адской. И на этот раз моё тело не просто ощущало боль. Энергии, вливавшейся в меня уже даже не только из попадающей в желудок крови, но и просачивающейся прямо сквозь шкуру, было так много, что мои ткани начали буквально тлеть.

Первыми этот эффект испытали на себе крылья. Перепонки сначала стянулись, не позволяя раскрыть их полностью, а потом и вовсе порвались, став слишком хрупкими.

Затем я почувствовал, как иссыхает и превращается в настоящий наждак плоть в полости рта и носоглотке, потом в здоровом глазу началось жжение. Благо, я держал веки плотно закрытыми, иначе потом скорее всего опять пришло бы искать лекаря.

А потом и всё тело начало иссыхать, словно я был вялящейся в коптильне колбаской. И хуже всего было то, что сил на приказ отмены не было. Все они уходили на то, чтобы не потерять сознание и продолжать усваивать мировую ауру.

Мировая аура в моих тканях тем временем продолжала становиться всё гуще. За каких-то десять минут её плотность удвоилась, а ещё через сорок удвоилась снова.

И я мог отчётливо ощутить, что, постепенно уравнивая концентрацию мировой ауры внутри и снаружи моего тела, я замедлял сгорание своего организма.

Проблема была в том, что к этому моменту я, фактически, уже превратился в мумию. Мышцы отказывались сокращаться, потеряв процентов семьдесят объёма, внутренние органы ссохлись, шкура покрылась трещинами.

Мне до сих пор удавалось защищать мировой аурой мозг, к тому же мне, по сути не нужно было ни дыхание, ни пищеварение. Только поэтому я до сих пор мог оставаться в живых. Но выглядел со стороны я, должно быть, не лучшим образом.

Останавливаться, однако, я не собирался, наоборот, ещё больше ускорив процесс. Если играть, то уж играть по-крупному.

В итоге через восемь часов, когда плотность мировой ауры в моём собственном драконьем сердце достигла примерно трети от её плотности в сердце титана, сгорание моего организма остановилось, а потом и пошло вспять.

Теперь энергия уже не вредила мне, а наоборот, восстанавливала. К тому же повышать концентрацию мировой ауры в теле стало затруднительно даже с такой плотностью её вокруг.

Так что я остановил сжатие энергии, позволив ей свободно питать организм, что ещё больше способствовало исцелению. Ещё за четыре часа я вырос с десяти метров до почти пятидесяти, а моё тело почти полностью восстановилось из мумифицированного состояния.

Правда, мои могучие мышцы поджались, будто я сидел на сушке месяц. Но, разумеется, плохого в этом ничего не было.

Только тогда, наконец, вспомнил про Дар жизни, так и дожидавшийся своей очереди.

Развить его оказалось несложно. С такой концентрацией мировой ауры я, вероятно, смог бы и дальше зайти.

Вот только в момент, когда последний мой «родной» Дар поднялся до первого класса, ожидаемого мной откровения не произошло.

Хотя скорее всего это было потому, что вместо сердца дракона-титана я вдруг осознал себя в огромном пространстве, похожем на тронный зал. И был я в нём не один.