Рука Фатимы - Вульф Франциска - Страница 59

– Ну? – В глазах Ло Ханчена Беатриче прочла скрытое злорадство. – Что скажешь?

На языке вертелся ответ, но она взяла себя в руки, чтобы не осложнять ситуацию.

– Здесь может быть несколько причин. Чтобы правильнее понять, – надо больше узнать о больном. – И снова взглянула на старика: лежит теперь на боку и тихо стонет. – Он скоро умрет.

– Неужели? – воскликнул Ло Ханчен, насмешливо поведя бровью. – Это мы и без тебя знаем. Но мы учим своих врачей не причинять больному дополнительных страданий.

Он шепнул что-то на ухо одному из врачей, покачал головой и сделал знак молодому сотоварищу. Тот сразу подскочил к постели старика, поставил ему иголки, и уже через несколько минут больной затих.

Беатриче хотелось избить себя, ну почему она не положилась на интуицию, как обычно? Вместо того чтобы думать о пациенте, вознамерилась блеснуть перед китайцами своей продвинутостью, своими знаниями современной медицины. И в результате попала в заранее приготовленную для нее ловушку. Лицо ее залилось краской – первый экзамен она провалила.

– Идем дальше.

Пока шли от койки к койке, Беатриче все больше нервничала. Под пристальными взглядами китайских врачей ей надо не только правильно ставить диагноз, но и соответственно вести себя с больными. Но как ей с ними общаться, если они ее не понимают, глядят на нее глазами животных, которых ведут на бойню? У постели каждого больного приходится действовать как в потемках. Она ощупывает животы, проверяет рефлексы, трогает пульс… Но какой толк от этих ощупываний, если отсутствует главный инструмент врача – язык! И ни один из этих целителей не пришел ей на помощь, не рассказал историю болезни и не назвал симптомов. Как же могла она определить, чем больны эти несчастные, заслуживающие сострадания?

Взгляды, которыми обменивались между собой китайцы, становились все враждебнее. О чем они говорят, Беатриче не понимает, но чувствует, что насмехаются над ее «медициной». И поделом ей – это мучительное испытание, и ей надо выдержать его до конца.

Пройдя наконец сквозь строй шпицрутенов, она, обливаясь потом и стуча зубами как от холода, ощущала себя студенткой первого семестра.

– Теперь можешь идти, – смилостивился Ло Ханчен, на этот раз даже не сочтя нужным ей поклониться. – Мы посоветуемся и подумаем, чему ты можешь нас научить.

Выйдя из помещения, Беатриче оперлась о стену. Ло Ханчен выставил ее за дверь, как девчонку-служанку. Но у нее нет сил даже возмутиться таким обращением – так устала, что еле держится на ногах, и сейчас чувствовала резкую боль в ногах и пояснице. На глаза навернулись слезы – от стыда, злости и отчаяния. С институтских времен она не испытывала такого позора. Сейчас же ее мутит и страшно разболелась голова.

– Боже мой, какой ужас! – произнесла она, потирая виски, – прикосновение собственных холодных, онемевших пальцев заставило ее вздрогнуть. – Кажется, все, что было можно, я сделала не так.

– Ерунда! – решительно возразил Джинким. – Дело тут не в тебе. Они не дали тебе ни единого шанса. Целители эти хотели только одного – чтобы ты растерялась, наделала ошибок. Будь они моими соплеменниками – сгорел бы от стыда. Возможно, даже приказал бы сбросить их с городской стены вниз головой.

Беатриче вымученно улыбнулась. Джинким люто ненавидит китайцев – снизошел даже до того, что встал на защиту подозрительной чужестранки. Но она полностью осознавала происшедшее. Сбылись все ожидания китайских врачей: она показала себя тем, кем хотели видеть ее Ло Ханчен и его воспитанники, – неловкой, незнающей, непрофессиональной.

– Я очень ценю твое желание утешить меня. – Она в отчаянии тряхнула головой. – Но я проявила себя так, будто не имею ни малейшего представления о медицине и о том, как вести себя с больными.

– А я знаю китайцев лучше, чем ты. Высокомерие и спесь – их главные особенности. В глубине души каждый китаец убежден, что их культура выше всех других. Ты даже не представляешь, на что они способны, кичась своей культурой! – В глазах Джинкима сверкнули искорки злобы, будто сию минуту он готов задушить первого встречного китайца.

– С самого начала они решили сбить тебя с толку. Все хорошо продумали. Ли Мубай чуть было не скомкал их план. Не знаю, заметила ли ты, но вызвали его не случайно. Это все устроил Ло Ханчен. Я видел, как он шептался с этим мальчишкой. – И он смачно сплюнул. – Привязать бы этого старикашку за бороду к седлу моего коня и протащить через весь Тайту – попугать людей.

Беатриче устало кивнула:

– А что толку? Ты вырвал бы ему все волосенки, не успев сесть на лошадь.

Они обменялись взглядами – и вдруг дружно рассмеялись.

– Ты права. У Ло Ханчена волос не больше, чем у старой бабы. Надо придумать что-нибудь получше. Ну а ты? Что будешь делать?

– А что мне остается? Пойду лягу и постараюсь все забыть. А уж потом решу, как вести себя завтра.

Джинким решительно замотал головой.

– Нет, не делай этого! Нельзя, чтобы ты еще раз испытала это позорище! Это вредно для тебя и твоего… – Он замолчал, смущенно опустив глаза. – Сегодня же поговорю с братом и попрошу освободить тебя от этой работы.

Беатриче чуть было не поддалась искушению послушаться Джинкима. С одной стороны, хорошо бы не встречаться больше с этими надменными, несимпатичными людьми, но с другой… Как даже смотреть на себя в зеркале, если струсишь от такой ерунды? «Не прячь голову в песок!» – велела она себе. И твердо отказалась:

– Нет, только не это!

Джинким с удивлением взглянул на нее:

– Но почему? Я уверен – тебе нечего бояться Хубилая, он все поймет. В некоторых вопросах он, может быть, и не всегда умен. Наши мнения часто расходятся. Но у него, поверь мне, большое сердце.

Беатриче покачала головой:

– Дело не в этом, а… как бы правильнее выразиться… в гордыне. Моему самолюбию нанесли удар, и я не могу с этим смириться. Не выношу, когда меня пытаются запугать высокомерием и хамством! – Остановилась, почувствовав, что излишне горячится, помолчала немного. – Кроме того, я знаю, что допустила ошибки, и хочу их исправить. В конце концов… – она подняла голову, – мне жаль больных. Я врач, давала клятву Гиппократа – сделать все, что в моих силах, чтобы помочь больному. И от этой клятвы меня никто не освобождал. Я знаю, на что способна. Я хороший хирург и умею делать то, о чем эти трясущиеся старцы представления не имеют. Вместе мы могли бы помочь этим беднягам. – Она снова сделала паузу и невесело улыбнулась. – Кроме того, хочу доказать этим заносчивым дубоголовым старикам, что истина доступна не им одним, – и за пределами их Поднебесной есть люди не глупее их.