Не убояться зла - Иващенко Валерий В. - Страница 31

— Густав не должен пострадать.

Valle не спеша выбил о каблук трубку, спрятал ее, и лишь потом ответил.

— Да понимаю я. Сейчас за ним присматривают тихари, причем плотно. А остальных, уж извини, жалеть не буду. Заразу надо выжечь, Ян. Раньше урезали в правах, отправляли в опалу или ссылку под домашний арест. И что? Нет, пусть сомневающиеся поймут, что теперь шутки плохи!..

Еще пару квадрансов друзья подавленно обсуждали весьма щекотливую сложившуюся ситуацию. А исполинские деревья вокруг еле заметно, словно осуждающе качали толстыми стволами, макушкой подпирая серое, низкое, никогда не виданное небо.

Император нынче в гневе. Это не обсуждалось и не выставлялось на показ. Но шаги снующих туда-сюда по дворцу слуг в золоченых ливреях сделались совсем бесшумными, да и сами лакеи словно стремились сделаться незаметнее, безотчетно вжимали в плечи покрытые париками головы. Статуями застыли гвардейцы, сжимая копья и оголенные палаши в побелевших от напряжения кулаках. И даже часы в высоком, стеклянном с золочеными завитушками ящике сделались тише, будучи вынуждены во всеуслышание смущенно и немного испуганно заявить:

— Динг-донг!

Высокие, белые с позолотой двери в приемную отворились. Вошедшие вели себя не в пример беззаботно и обсуждали на ходу достоинства и прелести какого-то карнавала, будто не гремела в мире очередная, охватившая весь полуденный восход Империи война. Одежда их была в полном беспорядке, а сапоги — неслыханное дело! — заляпаны грязью. Да и в нарушение всех наистрожайших! и безоговорочных! оба оказались при оружии. Но секретарь Императора ничуть не смутился, даже наоборот. Встав и почтительно поклонившись, он приветствовал двух молодых людей, самых грозных и могущественных оболтусов (скажем уж прямо) во всей Империи.

— Приказано проводить сразу по прибытии, — закончил он свои велеречия и поспешно отворил вторые точно такие же двери.

Но вели они не куда-нибудь, а в святая святых — кабинет Самого.

Сам, а попросту говоря, Император великия и малыя, граф чего-то там и князь где-то, и заодно отец одного из прибывших, действительно находился в том самом, крайне неприятном для царедворцев состоянии духа, когда ожидать можно было всего. То есть — вообще всего. Потому-то секретарь быстро и бесшумно закрыл за прибывшими дверь и с удвоенным рвением вернулся к бумагам и свиткам на своем столе, а посему дальнейшее осталось для него тайной.

Император для начала, вместо приветствия, устроил двоим молодым людям такой разнос, что оба то бледнели, то краснели, и пару раз безотчетно даже хватались за рукояти оружия. Но в ответ не посмели и пикнуть. В это время леди Бру, сидящая за столом первая целительница Империи, демонстративно изучала узоры на своей зеленой одежде. Главнокомандующий армией герцог Бертран, спешно прибывший в столицу с докладом, хмуро перебирал бумаги в папке перед собой. Зато глава службы безопасности, шепотом и непременно как с оглядкой именуемой Тайная Палата, сидел с видом нарочито бесстрастным и как бы даже не скучающим. Однако ж, только дурак подумал бы, что тот находится здесь просто так или бездельничает. Надеюсь, вы к таковым не относитесь…

Излив немного свой гнев и раздражение, Император передохнул немного, отпил из бокала вина, и нетерпеливо дернул слишком тесный ворот шитого золотой тесьмой и жемчугом полувоенного покроя камзола.

Заметив знакомый признак, что самое страшное миновало — а получать нагоняй от Самого парочке было отнюдь не впервой — Valle и принц украдкой переглянулись.

Сегодня рубки голов не предвидится — мысленно шепнул Ян другу. Знакомы они были так долго и так хорошо, что на близких расстояниях запросто обменивались простейшими мыслеобразами. Волшебники — что с них взять?

Это точно, лишения титулов и права наследования тоже — ответная мысль Valle даже несла в себе оттенок эдакого ехидства. Но принц понял.

Посмотрев на неподвижно и все же как-то непокоренно стоящую парочку, Император неодобрительно покачал головой и уже более спокойным голосом обратился к герцогу:

— Другой дворянин на их месте бухнулся бы с мольбами в ноги или помер от страха — а этим как с гуся вода.

Бертран оставил свои бумаги и поднял взгляд на принца и его друга. Осмотрел быстро, но цепко — словно видел тех впервые, а затем в показавшемся вдруг тесным кабинете разнесся зычный голос.

— А я, ваше величество, трусов в армию и не беру. Эти у меня, почитай, одни из лучших.

Хмыкнув неопределенно, гроза и повелитель громадной Империи посмотрел на целительницу.

— Что скажете, леди? Герцог за своих вояк горой стоит, что бы те ни натворили.

Женщина пренебрежительно окинула взглядом широченные плечи крепкого воина, слегка огрузневшего на командной должности, и еле слышно фыркнула.

— Потому и они за ним идут — хоть в Стигию, хоть в страну орков, — она миг-другой собиралась с мыслями, затем продолжила. — Не сомневаюсь, ваше величество, что если мы начнем расспрашивать непосредственных виновников, они опять отвертятся. И тем не менее, мне хотелось бы узнать подробности.

Меж тем, двое молодых волшебников стояли с видом воплощенной невинности, и даже мелькнуло там на запыленных физиономиях что-то об оскорбленном достоинстве. И если бы художник из Царства Света подыскивал модель для изображения ангелов, вещающих незыблемые истины, то лучшего образчика он вряд ли бы и нашел. Потому-то Император посмотрел на обоих весьма недоверчиво. Взял с полированного, занимающего едва не полкабинета стола бумагу, раздраженно уронил ее обратно.

— Вот, даже эльфы накатали такую жалобу на нарушение Империей закона о запрете черной магии, что теперь-то я знаю, как себя чувствует карась на сковородке, — сердито заметил он. — Друиды вопят, как недорезанные святоши, леани вообще скандал закатали. Ну ничего, голубчики, на этот раз вы у меня не отвертитесь.

Valle стоял с видом расслабленным и кротким аки горлица. И только Ян с присущей волшебнику чувствительностью почувствовал, как бешено заколотилось у того сердце.

— Ваше величество, — и, неожиданно для всех, в голосе молодого чернокнижника прорезалась строго отмеренная нотка недоумения. — Хотелось бы узнать — а о чем, собственно, идет речь? Мы там на фронте малость отстали от здешних новостей… Быть может, кто-нибудь соизволит нас просветить?

Расчет его был верен. Если прозвучит сформулированное обвинение, оправдываться всегда легче. Знал он прекрасно и о том, что подобная мысль промелькнула и у всех присутствующих. Но вот оборону свою он продумал с таким неожиданным ходом, что крючкотворы и казуисты просто удавились бы от зависти…

Голос Императора зазвенел металлом.

— Хватит пререкаться! — он с такой силой припечатал ладонью о столешницу, что дерево отозвалось гулким хлопком. — Я предупреждал по-хорошему — ничего черного! А вы что там утворили?

На лице Valle проявилось крайнее изумление пополам с обидой. Не так-то уж и трудно изобразить такое. После соответствующих репетиций, разумеется, проведенных под руководством старого актера из Императорского театра. Было дело, взял несколько уроков, вполне резонно предполагая, что не повредит. И вот пригодилось.

Незаметно для окружающих он глубоко вздохнул и ринулся вперед. С уверенностью человека, не ведающего, что такое поражение. И в голос тоже подпустил немного металла — не желтого, разумеется, а того, что идет на мечи и шпаги.

— Ваше обвинение неслыханно, ваше величество. Скажу больше, оно граничит с оскорблением моей чести.

Седые брови Императора взлетели вверх. Миг-другой он обдумывал услышанное и даже недоверчиво перевел взгляд на леди Бру — уж не ослышался ли он? Та недоуменно пожала плечами и на правах непререкаемого авторитета потребовала:

— Объяснитесь, молодой человек. Вас обвиняют в применении черной магии, а вы изволите устраивать здесь балаган.

Удостоив дородную даму легчайшего — на грани приличий — поклона, волшебник продолжил свою убийственную атаку: