Пожиратели душ - Фридман Селия С. - Страница 25

• Предыдущая
• 25/88
• Следующая

Он готовится повернуться, крепко сжимая костяную рукоять ножа… и тут дурнота одолевает его. Этот приступ и похож, и не похож на прежние. Не похож тем, что во сто крат сильнее. Ноги превращаются в студень, перед глазами все плывет, как в обезумевшем сне, даже дышать нет сил. Андован падает на четвереньки, выронив нож. Ох, только не сейчас! Такого с ним никогда еще не было. Только не здесь! Шаги приближаются. Он хочет подобрать нож, но рука не слушается – она точно мертвая. Он весь как будто заключен в скорлупу мертвой, бесчувственной плоти. Но нет, он не сдастся. Раньше он побеждал такие припадки одной силой воли, а вот теперь… Руки и ноги подламываются, в глазах темнеет. Какие-то фигуры окружают его, но он их больше не видит. Впервые за много лет ему по-настоящему страшно.

«Сейчас я умру, – в отчаянии сознает он. – Не от рогов или зубов дикого зверя, как подобает, а под ножами трусливых двуногих шакалов».

Чем он так прогневил богов, что они так жестоки к нему? Он завыл бы от негодования, но не может издатьни звука. Что-то свистит в воздухе рядом с его головой, но он не в силах увернуться от удара… ночь разлетается на тысячу звезд, остатки сознания вытекают из него, словно горячая кровь, оставляя его на милость убийц.

Вспомнив все это, Андован долго лежал неподвижно. Он не привык поддаваться страху, но теперь он сражался не с вепрем и даже не с разъяренным львом. Болезни все равно, смел он или труслив; ей нет дела до его планов, она наносит удар, когда он меньше всего готов. На этот раз ему посчастливилось. Хорошо одетый путник, лежащий без чувств у дороги, – приманка для воров, а то и для работорговцев. Но он жив, цепей на нем нет, и кто-то перевязал его раны – значит худшее позади. В следующий раз удача может от него отвернуться.

Если болезнь зашла так далеко, начатое путешествие, пожалуй, окажется ему не по силам.

Он стиснул зубы, подумав об этом, и рану на голове снова прошила боль. Ну нет!

Друзья порой говорили в шутку, что его отец вовсе не Дантен. Он не похож на короля ни цветом волос, ни лицом, и грубых замашек, которыми отличался спокон веку род Дантена, у него тоже нет. Андован, не обижаясь на шутки, посмеивался в ответ – но если он чем-то и пошел в отца, так это упрямством.

Он отправился в путь под чужим именем, с весьма ограниченными припасами, но полный упрямой решимости найти ту, что сделала его немощным, нащупать те неведомые чары, которые наведут его на ее след. Вопреки слабости, делавшей его временами беспомощным, как ребенка. Что же изменилось теперь? Дураку ясно, что признаки Угасания становятся сильнее, когда конец близок. Он, правда, не слышал, чтобы страдающие этой болезнью теряли сознание, как недавно он, но и это вполне объяснимо. Если это новый симптом, он с ним справится. Он сын Дантена и не откажется от своей цели из-за телесной немощи, какой бы изнурительной она ни была.

– Вы очнулись? – мягко и чуточку неуверенно спросил женский голос.

Принц попробовал приподняться на локтях, и это ему почти удалось. Вдоль неумело законопаченных стен были сложены дрова. Сам он лежал на одном из соломенных тюфяков у холодного очага – четыре такие же постели были пусты. Солнечные лучи, льющиеся в окошко, освещали развешанные на крюках нехитрые инструменты, стопку изношенных одеял, глиняные горшки, некогда ярко расписанные. Все здесь было бедно, но чисто, и от тростника на полу пахло свежестью. Хозяевам это делало честь.

Потом он увидел девушку – соврем еще девочку, но обещавшую с годами стать настоящей красавицей. Залатанное, но опрятное платьице, волосы причесаны волосок к волоску. В крестьянском доме такую нечасто встретишь.

Голубые глаза напомнили принцу о его матери. Может быть, в девушке есть северная кровь.

– Вам уже лучше? – спросила она.

Он кивнул, и голова у него – о чудо! – от этого не развалилась. Продолжая творить чудеса, он улыбнулся.

– Ну, раз я не умер, то, стало быть, лучше.

– Мои братья не чаяли, что вы останетесь живы.

– Боги были милостивы ко мне… а может, за мной хорошо ухаживали.

Она вспыхнула, подтверждая его догадку. «Знали бы вы, кого спасли, добрые люди!» Он отважился сесть. Девушка помогла ему, но даже эта маленькая победа над болью и слабостью взбодрила Андована.

– Как тебя звать, милая?

Она опустила глаза, поняв по его тону, что он знатного рода, – или просто из девичьей скромности. Она достаточно юна для этого, хотя дочери бедняков недолго остаются невинными. Слишком дорого она ценится, их невинность.

– Дея, мой господин.

– Дея… – Он улыбнулся, хотя это причиняло ему боль. – Пожалуйста, не называй меня господином. – Ее почтительность смущала его. Неужто он так разительно отличается от простого горожанина? Надо будет принять это к сведению, когда он снова отправится в путь, и притвориться получше, чтобы обезопасить себя от новых покушений. – Меня зовут… – он сделал усилие, чтобы вспомнить, – Талсин.

Девушка улыбнулась в ответ. Право же, она будет прехорошенькой, когда округлится… если жизнь не растопчет ее еще раньше, не отнимет у нее прелесть этой улыбки.

Андован, вздохнув, попробовал встать – и, как ни странно, сумел это сделать. Его тело, должно быть, согласилось пожить еще немного и перестало чинить ему препятствия.

– Где же твои братья? Это они спасли меня, да?

– Нашла вас я, а они принесли сюда. Они сказали… – Дея замялась, – сказали, что вы по виду из благородных и за вас может быть награда.

«Еще какая – если б знать, к кому за ней обратиться!»

– С чего они взяли? У меня вон и руки все в мозолях. – Он показал ей ладони, затвердевшие от верховой езды и охоты.

– Зато ногти чистые, – возразила она. – И подстрижены ровно, не поломаны.

– И то верно, – хмыкнул он.

«Стало быть, впредь надо их обгрызать. В былые времена воспитатели за такое шкуру с меня спустили бы. Забавно».

– Расскажи мне все, что ты знаешь. Долго ли я здесь лежу?

– Я нашла вас прошлой ночью, когда из города шла. Вы лежали ничком у самой дороги – неровен час наедет кто и задавит. Лицо все в крови, и вас… – девушка, слегка покраснев, опустила глаза, – вас наполовину раздели, будто искали что.

«Деньги, конечно. Хорошо еще, что одежду не унесли».

– А дальше?

– Я пошла за братом, за Виктором, а он привел остальных. Они думали, что вы не жилец, но я-то видела… видела, что вы сильный.

– Значит, я у вас пробыл всего одну ночь? Она кивнула.

Он ощупал себя. Все, что было при нем, конечно, пропало. Если воры и оставили что-то, это, вероятно, прибрали к рукам его благодетели.

– Вам правда лучше? – спросила девушка.

– Раз я стою на ногах и разговариваю – стало быть, да. – «Стою» было сказано несколько сильно, но об этом он умолчал. – Их, должно быть, и след простыл.

– Уж не собираетесь ли вы гнаться, за ними?

– А что такого?

– Так ведь вы ранены… вам отдохнуть надо…

– Если буду отлеживаться, то уж верно их не найду. И как же я вознагражу тебя с братьями, – добавил он, с улыбкой посмотрев ей в глаза, – коли меня ограбили дочиста?

Потрогав повязку на голове, Андован поморщился и размотал ее. Под бинтами запеклась кровь, но череп как будто не проломлен. Боль свелась к горячему биению позади левого глаза. С ним и не такое случалось.

Оглядевшись, он поднял с пола свернутую веревку и взял из очага железный брус, на котором висел котелок.

– Можно мне позаимствовать это? – спросил он. Девушка, глядя на него во все глаза, кивнула. – Пойдем – покажешь, где ты нашла меня.

Дорога, ведущая к единственному в округе постоялому двору, была вся изрыта колесами, копытами и ногами пешеходов. Как тут отыщешь нужные следы? Андован осмотрел кусты у обочины – вдруг грабители позабыли что-нибудь из его имущества? К примеру, нож. Да нет, где там!

Девушку он отослал домой, чтобы не подвергать ее опасности.

• Предыдущая
• 25/88
• Следующая