Пожиратели душ - Фридман Селия С. - Страница 31
- Предыдущая
- 31/88
- Следующая
Ни один мужчина не будет больше владеть ею таким образом.
Ни один человек, будь то мужчина или женщина, не наживется больше на продаже ее достоинства, и да поможет дьявол тому, кто думает по-другому.
Улицы на Холме были вымощены камнем – не по необходимости, поскольку Холм в отличие от прочего Гансунга стоял высоко над уровнем моря, а в противоположность грязным мостовым и деревянным дорожкам бедных кварталов. Самый воздух, который Камала вдыхала здесь, был чище и суше. Башни возмещали высотой ту малую площадь, которую занимали на дорогих земельных участках. Они соединялись мостиками, чтобы господа могли посещать соседей, не ступая ногой на землю; шелковые занавески порхали в многочисленных окнах, как пестрые птицы. Лавки, расположенные в нижних этажах, прельщали драгоценностями, кожаной сбруей, сверкающими ножами и тонкими, как паутина, шелками. Камале очень хотелось рассмотреть все как следует, потрогать все эти великолепные товары и насладиться ими, но у ее провожатого и в мыслях не было задерживаться ради таких пустяков. Он проходил мимо всего этого каждый день, спеша по куда более важным делам, – и Камала, уделяя слишком много внимания роскошным витринам, могла бы невольно приоткрыть тайну своего происхождения.
«Ты сможешь получить все это, если захочешь, – сказала она себе. – Расплатиться фальшивой монетой или вовсе взять даром. Как-нибудь потом, на досуге».
Тяжелая дубовая дверь в серой башне, на которой был вырезан герб, распахнулась перед ними, прежде чем ее спутник успел постучать. Слуги, видимо, знали, кто такая Камала, – а если нет, то получили предупреждение о прибытии важной гостьи. Следуя мимо них, она встречала потупленные взоры, где почти не улавливалось презрения по поводу ее скромного наряда.
Внутри было чисто. Очень чисто. В Низу такую чистоту навести нельзя, как ни старайся, – одна плесень сводит на нет все усилия. Стены сияли белизной, в большие окна лился солнечный свет. Нигде ни пылинки – слуги и теперь суетились, спеша убрать принесенную Камалой грязь, пока не заметил хозяин. Он, должно быть, жесток, раз они так боятся вызвать его недовольство. Или принадлежит к тем людям, которых любой беспорядок выводит из себя. А может быть, и то, и другое.
Он ждал ее в комнате, где запросто мог поместиться тот домишко, в котором она родилась. Почти весь этот простор пропадал зря – всю мебель составляли резной письменный стол и два кресла у очага на другом конце. Хозяин дома склонил голову перед Камалой – вежливо, но без подобострастия. По стенам, занимая всю их верхнюю треть, тянулись живописные фрески, и каждая представляла какой-нибудь миф: рождение Охотницы, победа над пожирателями душ, основание Гансунга. Фигуры, изображенные в натуральную величину, казались на удивление живыми, но больше всего поразило Камалу то, что стоящий перед ней человек присутствовал в то же время на каждой из стен – не как участник событий, а скорее как праздный наблюдатель. При этом он взирал не на происходящее, а на зрителя, превращая тем самым великие исторические сцены в фон для своей персоны. Богини могли рождаться, а пожиратели душ умирать сколько им угодно – передний план всегда занимал он.
Камала в жизни еще не встречала человека, вложившего такие деньги в прославление себя самого.
Выходит, они тратятся не только на шлюх.
Оригиналу настенных портретов было лет тридцать, и одевался он с тем же безупречным тщанием, которое отличало его жилище. Тяжелые шелка, золотые перстни на пальцах – сразу видно, что человек богат и хочет, чтобы все остальные об этом знали. Длинную мантию, украшенную каким-то узором – вероятно, фамильным гербом, – перехватывал ниже живота наборный пояс из золота и рубинов. Собой Рави был довольно пригож, хотя его длинные черные локоны происходили скорее от горячих щипцов, нежели от природы, а тщательно выровненные брови Камала сочла чуточку женственными. Впрочем, ей, коротко стриженной и одетой в мужское платье, вряд ли подобало высказывать суждение о таких вещах.
Они рассматривали друг друга довольно долго, и одна выщипанная бровь слегка выгнулась при виде запыленных сапог Камалы. Опасается, видно, как бы эта пыль не осела на его чистых полах. «Вот что бывает, когда зовешь к себе кого-то прямо из Низа, – сухо заметила про себя Камала. – Не нравится, так не зови». Она направилась к нему уверенным шагом, весело оставляя за собой воображаемый пыльный шлейф.
– Падман Рави, – представился он. Вблизи от него пахло духами – запах, немного приторный, напоминал о засахаренных фруктах. – Добро пожаловать в мой дом.
Она смело встретила его взгляд.
– Вы ведь даже имени моего не знаете.
Он слегка изогнул губы – возможно, это была улыбка.
– Вы не назвали его, когда пришли, если мои люди расслышали верно. – Падман Рави потянул за плетеный шнур, висящий позади него и уходящий куда-то вверх.
– Можете называть меня Камалой. – Ее тон предполагал, что это не полное имя, но открыть все целиком она еще не готова. Именно так, по ее мнению, поступила бы благородная дама.
– Как прикажете. – Вошел слуга с двумя серебряными кубками и таким же графином на подносе. Он поставил все это на стол и вышел, пятясь и кланяясь. Рави, ни разу на него не взглянувший, налил в оба кубка что-то густое, вроде сиропа, и жестом предложил Камале присесть. – Из виноградников Сераата. – Он поднял свой кубок. – За ваше… могущество, Камала.
Глядя на него, она пригубила незнакомый напиток. Жидкость, похожая на сироп как видом, так и вкусом, обволакивала язык. Призвав на помощь магию, она немного разбавила эту липкую сладость. Все это время она не сводила глаз с Рави, а он все так же, уголком губ, улыбался.
«Твое испытание было недостаточно строгим, Итанус. Магистром может считать себя только тот, кто тратит чужую жизнь на чашу вина».
– Ваш слуга сказал, что вы хотите со мной говорить.
– Да. Располагайтесь, прошу вас. – Падман опять указал ей на кресла, и она, помедлив, опустилась в одно из них.
Он сел напротив и сложил пальцы домиком, как бы раздумывая, с чего начать. Она нашла этот жест неискренним – наедине с собой он наверняка репетировал свою речь много раз.
– Я слышал о вашей битве в Низу, – вымолвил он наконец. – Поразительный пример волшебства.
Она молча пожала плечами.
– Ведьмы редко расходуют себя таким образом.
– Ведьмы не любят насильников, – ответила она коротко.
Рави весело ухмыльнулся. Камале стало противно, но она подавила в себе неприязнь. Не надо недооценивать этого человека. За видом и повадками павлина может скрываться волк… или скорее стервятник.
– Однако многие ведьмы нипочем бы не стали тратить свою драгоценную жизнь лишь на то, чтобы спастись от насилия. Я прав?
Камала хотела ответить отрицательно… и промолчала. А что, если он в самом деле прав? И самые могущественные в мире женщины готовы позволить, чтобы их валяли в грязи, как последних шлюх, лишь бы только не приближать свою смерть? Ей сделалось тошно, но в глубине души она понимала, что так оно и есть.
«По мне, уж лучше смерть, чем такая жизнь», – подумала она и по выражению, промелькнувшему в подрисованных глазах Рави, поняла, что он это знает.
– Продолжайте, – тихо произнесла Камала. Он подался вперед.
– Сила ваша огромна, вы способны на то, что большинству людей и не снилось… но взимаемая за это плата не дает вам распоряжаться миром, как делают это магистры, и даже своей судьбой вы управляете разве что в мелочах. Я догадываюсь, как вы недовольны этим. – Он снова откинулся назад, скрестив руки, приковывая ее к себе цепким взглядом. – Я прав?
– Вы не знаете, кто я и чего я хочу, – сказала она.
– Быть может. – Холодный ответ его не смутил. Рави отпил из кубка непринужденно, словно обедал со старым другом, – но и в этом движении она почувствовала что-то заученное. – Позвольте, однако, высказать то, что я хотел бы предложить женщине, обладающей вашей Силой, но желающей… чего-то иного. Поступай ко мне на службу, сказал бы я, – и я дам тебе все, что ты не смела получить с помощью волшебства. Одену тебя в шелка, осыплю драгоценностями. Тебе будут подавать самые изысканные яства и вина, приводить мужчин, женщин, мальчиков – кого пожелаешь. Назови любое желание, и мы сделаем все, чтобы исполнить его. Пророни шепотом слово, и мои слуги собьются с ног, чтобы тебе угадить.
- Предыдущая
- 31/88
- Следующая
