Пожиратели душ - Фридман Селия С. - Страница 7

• Предыдущая
• 7/88
• Следующая

Однако дело обстояло именно так, и не было для этого никакой материальной причины.

Коливар взглянул на Рамируса, понимая теперь, отчего королевский магистр так подавлен.

– Ну как? – спросил принц. – Нашли что-нибудь? Коливар отпустил его руки. Теперь, зная, что нужно искать, он явственно видел в Андоване все признаки Угасания и прикладывал все усилия, чтобы принц не прочел этого по его лицу. Не ради больного, а ради себя самого. Неизвестно, как поступит принц, узнав о себе всю правду. Или что предпримет его отец.

«Ты ничего не преувеличил, Рамирус, сказав, что мы все под угрозой».

– Я должен посоветоваться с моим собратом, – медленно произнес Коливар. – На юге известны болезни со сходными симптомами… нам нужно обсудить это, прежде чем поставить диагноз.

Принц, излив свою досаду в нарочито шумном вздохе, согласился. С магистрами не спорят. Смелый, неугомонный, независимый, он напоминал Коливару молодого льва. Будь его врагом человек, принц встретил бы его как подобает льву, пустив в ход зубы и когти. Но болезнь – это противник из мира тайн и теней; он до сих пор не сумел ее победить, и видно, что это ранит не только его плоть, но и гордость.

«И если ответ таков, как я полагаю, мой принц, победы вам не одержать вовсе».

Коливар вышел вместе с Рамирусом, едва не забыв откланяться. Он закрыл за собой дверь и постоял немного, пытаясь освоиться с тем, что узнал, и размышляя о возможных последствиях.

– Сам видишь, – тихо сказал Рамирус.

– Он умирает.

– Да.

– И мы…

– Ш-ш. Погоди. – Сделав Коливару знак молчать, Рамирус повел его обратно той же дорогой. Приезжий магистр, погруженный в мрачные думы, не замечал теперь ни пыли, ни выцветших гобеленов.

Дойдя до места, где Андован и слуги не могли их подслушать, Рамирус сказал:

– Дантен подозревает, но полагается на меня, а я… еще ничего не объявлял вслух.

– Это Угасание, – без обиняков сказал Коливар. – Излечить от него невозможно.

– Да, – угрюмо кивнул Рамирус.

– И это значит, что принца убивает кто-то из нас. Из магистров.

– Да. – Рамирус сжал челюсти так, что выступили желваки. – Теперь ты понимаешь, зачем я всех вас собрал сюда.

– И когда Дантен узнает…

– Он не узнает, – отрезал Рамирус. – Не может узнать.

– Но если…

Королевский магистр предостерегающе вскинул руку:

– Не здесь, Коливар. Дело слишком секретное. Вернемся в мою палату, где приняты надежные меры от посторонних ушей. Магистры ждут твоего доклада.

– А ты? – с вызовом произнес Коливар. – Ты тоже ждешь моего доклада?

Рамирус взглянул на него непроницаемыми светло-серыми глазами.

– Я не позвал бы сюда неприятеля моего короля, если бы не ценил его мнения. – Узкие губы магистра дрогнули в мимолетном намеке на улыбку. – Но зазнаваться не стоит.

Итанус вспоминает

Она стоит на пороге, истая амальгама противоречий. Рыжие волосы огненной короной обрамляют призрачное лицо, отдавшее свою Силу ночи. Жилистая и крепкая, она теперь движется со старческой осмотрительностью. Обычная для нее кошачья гибкость уступила место скованности, как будто связь между ее телом и разумом внезапно оборвалась, каждый шаг стоит ей усилий. Труд, с которым ей дается самая обыкновенная жизнь, превратил молодую девушку в изможденную старуху-крестьянку, лакомый кусок для Смерти.

«Скоро, – думает он. – Уже скоро».

– Я смотрю в себя, как вы учили, – тихо говорит Камала, – но даже это мне теперь трудно.

– Что ты там видишь?

– Слабую, едва тлеющую искру. Он кивает.

– Вы гоните меня к смерти.

– Да. Это необходимо.

– Но не говорите ни слова о том, что меня ожидает.

– Опыт показывает, что преждевременное раскрытие тайн ничего не дает испытуемому, поэтому дальше ты будешь двигаться в полном неведении.

– Разве эти тайны не понадобятся мне, чтобы выжить? Алмазный взор – единственное, что осталось в ней неизменным. Итанус встречает его грубой откровенностью.

– Никакая наука не поможет тебе сейчас, Камала. Той частью твоей души, которой предстоит испытание, руководит инстинкт. Ему знание не нужно. Кое-кто полагает, что оно даже вредит делу, мешает сосредоточиться. Я подготовил тебя хорошо, как только мог. Дальше ты пойдешь одна – туда, где Смерть попытается завладеть тобой. Ты сама должна догадаться, как ее победить, иначе все твое учение окажется бесполезным. – Он делает паузу и продолжает: – Поверь мне. Магистры испробовали самые разные способы, и этот был признан наилучшим.

«И ни одна женщина, – думает он, – еще не выигрывала этот бой. Ни одна, по крайней мере, не возвращалась назад, когда узнавала, чего это ей будет стоить».

– Так бывает с каждым? – Да.

– И с вами так было?

Он пытается вспомнить то, что происходило давным-давно.

– И со мной. Но я был не столь упрямым учеником и, думается мне, раздражал своего наставника куда меньше.

От озорной улыбки ее лицо на миг снова становится молодым.

– Ну, дом-то ваш при мне сильно похорошел.

«Что ж, верно», – мысленно признает он, невольно усмехнувшись в ответ. Стремясь загрузить ее работой, он предоставил ей делать с домом все, что угодно. Стены теперь подрагивают от вложенной в них магической силы. Нельзя сказать, чтобы он полностью одобрял эти новшества, но его хижина перестала быть той незатейливой каменной коробкой, которую он когда-то возвел.

Если она умрет, ему придется рубить дрова самому, как прежде.

– Ни одна женщина после этого не выживала, – замечает девушка. В ее тоне слышится вопрос – впервые она осмелилась спросить о чем-то таком напрямую.

Он хочет ответить шуткой, но потом решает: нет. Она заслуживает правды. Заслуживает хотя бы такой малости, чтобы взять ее с собой в Переход.

– Ни одна женщина до сих пор не объявляла себя магистром. – Он тщательно выбирает слова, не желая говорить лишнего. – Опасность существует всегда. Ученик, узнавший истину, может повести себя… неправильно. В старину, когда принципы обучения были иными, некоторые, услышав рассказ мастера, бросались бежать. Один едва не ушел от своего магистра и готов был в приступе ложного человеколюбия выболтать бесценные тайны всему честному народу. Этот случай заставил магическое сообщество спохватиться, и теперь такой возможности больше никому не дают. Да, у нас принято говорить, что ни одна женщина не пережила Перехода, но я не уверен, что хоть кто-то знает это наверняка. Какое-то число новоиспеченных магистров во время испытания сходят с ума, и учителям приходится убивать их. Возможно, такое случалось и с женщинами. Никто не хочет рассказывать о своих неудачах.

– Почему они сходят с ума?

Итанус укоризненно цокает языком:

– Полно, Камала. Ты же знаешь, что этого я тебе не скажу.

– Это входит в список того, что я узнаю только на месте?

– Да.

«Скоро. Совсем уже скоро».

Она вздыхает, и рыжие прядки падают ей на глаза. Она откидывает их прочь – пусть лежат как хотят, лишь бы не мешали. Пренебрежение собственной внешностью, как ни странно, ничуть не лишает ее привлекательности. Природа капризна, и принцесса в своей башне из слоновой кости всю жизнь с помощью красок и щипцов для завивки тщится обрести красоту, которой та прихотливо одарила уличную девку крестьянской породы. Любитель ямочек на щеках не удостоит Камалу вниманием, но мужчина, ценящий в женщине огонь и независимый нрав, предпочитающий остроту томной прелести, лишится рассудка из-за нее.

Если она, конечно, снова появится среди живых, мрачно напоминает себе Итанус.

– Так что же задано мне на сегодня, мастер? Гонять облака туда-сюда, пока моя атра не истощится?

Он смотрит на нее с такой глубокой, обезоруживающей серьезностью, что ее робкая улыбка гаснет, как свеча на ветру.

– Да. Гонять облака.

Она вздрагивает, но больше не задает никаких вопросов. Это хорошо. Она все понимает.

Она выходит из дома, он следом. Синее вечернее небо, чернеющее по краям, мучительно прекрасно. Над самыми кронами деревьев висит полная луна, занавешенная легкими облаками. Превосходная ночь для предприятий такого рода.

• Предыдущая
• 7/88
• Следующая