Выбери любимый жанр

Время истинной ночи - Фридман Селия С. - Страница 27


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта:

27

Он обернулся и увидел, что за спиной у него стоит Хессет. Ее голова была туго обмотана шарфом, как когда на борт «Золотой славы» поднялся Тошида со товарищи. Находясь в пределах видимости аборигенов, лучше соблюдать меры предосторожности. С тех самых пор она выходила на палубу только в длиннополой одежде. Сейчас же, когда она оперлась на поручни, длинную тогу взметнул ночной ветерок.

— Я никогда не видела моря, пока не отправилась в дорогу с людьми. — Ее голос был нежен, наводя на мысль о таинственных дуновениях ветра, ее мягкий выговор превращал резковатый и угловатый английский язык в несколько загадочное, но пленительное наречие. — И по-прежнему я связываю море с человеческим племенем. Эти бесконечные водные просторы — столь же бесконечные, как сама суша… Понятно, это не творение рук человеческих, но тем не менее.

— А ты не боишься моря?

Красти остро взглянула на него, затем отвернулась.

— Лишь однажды я испытала истинный страх. Это произошло, когда я поняла, что сила, более могущественная, чем совокупная мощь моего народа, вознамерилась истребить его до последнего ребенка. И в тот день я поняла, что для отражения угрозы мне придется биться рука об руку с людьми. А вслед за этим… — Она замешкалась, потом пожала плечами. — С чего мне бояться воды? Плавать я умею. Шерсть быстро сохнет.

— А как насчет пути к Новой Атлантиде?

Она неохотно кивнула:

— Согласна. Там было страшно.

Какое-то время они помолчали, стоя бок о бок и вспоминая то испытание. Небо, почерневшее и яростно взревевшее над головой у пришельцев. Океан, закипевший, рождая из своих недр новый остров буквально под «Золотой славой», так что в кильватере у нее выткался ковер мертвой рыбы. Запах серы. Ядовитая двуокись углерода. Солнечный свет, которого не видно, потому что в воздухе носится черт-те что. Дымящиеся обломки невесть чего, рушащиеся с небес на палубу. Воспламенить паруса они вроде бы не могли, однако заставляли всех пребывать в постоянном напряжении, держа наготове и ведра с водой, и матросов с ведрами… Шестьсот миль в сплошном аду, по приблизительным оценкам Раси, и даже в редкие минуты относительного затишья постоянный страх перед тем, что самое худшее еще впереди. Да уж, плавание было не из приятных. И не так уж ему терпится совершить его вновь.

— Могу я задать один вопрос? — вдруг спросила Хессет. Выговаривая слова как-то пугливо, словно сама эта просьба могла обидеть его.

— Разумеется. — Он повернулся к ней, одной рукой держась за поручни. Удивленный, но вовсе не раздосадованный неожиданной просьбой. Она и вообще редко разговаривала с людьми, а еще реже обращалась к кому-нибудь за любого рода помощью; врожденная враждебность к людям все еще жила в ее крови. — Конечно, Хессет. Спрашивай о чем угодно!

— Мне интересно… — И вновь она замешкалась, словно будучи не в силах подыскать надлежащие слова. — Не знаю, как это выразить…

— Чем проще, тем лучше.

Она задумалась. Затем неторопливо кивнула.

— Что ж, ладно. Объясни мне вот что. Вашу Церковь. Вашу веру. Ты говоришь о ней так, как будто это настоящая религия, но это же не совсем верно, не правда ли? Я изучала человеческие религии — и думаю, что понимаю их, — но ваша от них отличается. Когда вы с Таррантом сошлись… Иногда это больше походило на сражение, чем на веру. Я никогда не видела ничего похожего. Так в чем же дело?

— Сначала расскажи мне, как Понимаешь другие религии, а потом уж я постараюсь ответить на первый вопрос.

Ее глаза, черные даже во тьме, сузились; какое-то время она размышляла.

— Люди привыкли верить, будто они являются центром вселенной. Некоторые религии говорят об этом в открытую. Вам необходимо управлять собственной судьбой, некоторые религии прямо заявляют об этом, по меньшей мере теоретически. Вам нужно добиться от мира неких вполне определенных вещей и поэтому вы изобрели богов, которые должны доставить вам эти вещи. Вы боитесь смерти — и боги поэтому должны заботиться о вашей жизни после смерти. Ну и так далее.

— А что, ракхи не испытывают подобных потребностей?

— Ракхи это ракхи, — невозмутимо ответила красти. — Мы очень отличаемся от вас. Как мне это объяснить? Наша раса представляет собой лишь малую часть очень сложного мира, мы ощущаем свое истинное место в этом мире — и принимаем его. Мы рассматриваем эту планету как живой дышащий организм и считаем себя одной из его частей. Мы понимаем, что означают для нас рождение и смерть, и это понимание вполне нас устраивает. Как мне это объяснить? Многие из этих вещей вообще не имеют понятийного обозначения, потому что у нас никогда не возникало потребности описывать их. Мир существует. В нем есть ракхи. И этого для нас достаточно.

— Люди всю жизнь борются за то, чтобы смотреть на вещи подобным образом, — заметил Дэмьен. — И мало кому это удается.

— Это я понимаю. Когда я устаю ненавидеть людей из-за их разрушительной агрессивности и не удивляюсь их глупости, я их иногда жалею. Именно об этом и говорят человеческие религии?

— Отчасти.

— А ваша?

— Тоже отчасти. — Он переступил с ноги на ногу, пристраиваясь поудобнее. — А как вы воспринимаете Фэа?

— Как часть всего. Как воздух, которым дышим. Как мне выделить себя из общего мира, чтобы ответить надлежащим образом?

— Я хочу сказать, как вы воспринимаете Фэа в ее воздействии на человека?

Губы ракханки скривились в презрительной усмешке.

— Ваш мозг находится в хаотически неупорядоченном состоянии. Поэтому в хаотически неупорядоченное состояние приходит и Фэа, когда эта сила взаимодействует с вами. Верно?

— Чертовски близко к истине, — пробормотал он. — Но послушай! Представим себе, что какое-то племя ракхов живет в краю, где не хватает воды, где и самих ракхов, и их скакунов постоянно мучает жажда, где даже траве крайне необходим дождь, чтобы она не засохла… что происходит тогда?

Хессет пожала плечами:

— Понятно, идет дождь. Но почему происходит именно так? Потому что все живое испытывает некую потребность, и эта потребность воздействует на Фэа, а тогда Фэа изменяет теорию вероятности, и дождь, вопреки этой теории, начинает идти… Следишь за моей мыслью?

Она кивнула.

— Ну, а теперь подумай о том, как функционирует человеческий мозг. Три различных уровня, мириады клеток, каждая из которых на свой лад разумна, если в данном случае уместно вести речь о разуме, — причем в одних заключен интеллект, в других только чутье, а в третьих — способности столь абстрактного свойства, что у нас нет слов, чтобы описать эти свойства. И все это взаимосвязано таким образом, что одна-единственная мысль, одна-единственная потребность может иметь своим результатом, тысячи реакций. В краю наступила засуха? Одна часть томится от жажды. Другая желает, чтобы поскорей пошел дождь. Третья боится, что он никогда не пойдет. Четвертая полагает, что раз уж смерти от жажды все равно не избежать, то надо постараться извлечь из оставшихся часов и дней максимум удовольствия. Пятая злится на природу за засуху и переносит свою злобу на других. Шестая превращает испытываемый ею страх в насилие, надеясь на то, что, начав вызывать страх у других, она перестанет бояться сама. Седьмая ликует из-за того, что вместе с нею гибнут ее враги, восьмая полагает, будто смерть от обезвоживания является карой за некое прегрешение перед природой, подлинное или мнимое. И все это одновременно происходит в голове у одного-единственного человека. Ничего удивительного в том, что твои соплеменники воспринимают это как хаос. Есть лишь одно средство, способное вывести человека из этого хаоса и заставить его смириться с тем, кем и чем он на самом деле является. Это то самое понимание, которое тебе и твоим соплеменникам-ракхам даровано по праву рождения.

Таким образом Фэа воздействует не только на вас, но и на нас. Но оно не распознает соупорядоченность всех этих уровней, а всего лишь хватается за ближайший и реагирует на него соответствующим образом. По крайней мере, мы воспринимаем происходящее именно так. У некоторых людей или, вернее, применительно к некоторым людям — эта реакция приобретает предугадываемые очертания, и они всегда могут контролировать ее сами или, наоборот, никогда не могут контролировать ее сами; у одних людей Фэа реагирует лишь на страхи, у других — на надежды, у третьих — на проявления ненависти… но применительно к подавляющему большинству людей Фэа ведет себя совершенно непредсказуемо.

27
Мир литературы

Жанры

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело