Авиатор: назад в СССР 14 (СИ) - Дорин Михаил - Страница 13

Постановка задач прошла быстро. Для себя мы запланировали два полёта на так называемую «растряску».

— Поясните, Сергей Сергеевич. Вы чего там трясти собрались? — спросил у меня Граблин, когда закончил зачитывать текст постановки задач.

— Надо на серийные МиГи подвесить несколько изделий и полетать с ними, — ответил я.

— Всего несколько? — удивился Ребров.

— Ну, если быть точным, то на все возможные точки подвески. У нас новых ракет немного, так что можем только два самолёта облетать, — ответил я.

Вольфрамович всё равно не понял задумки, а словам инженера он не поверил. Пришлось показывать Реброву наглядно в ангаре, что нам нужно сделать.

После обеда спустились к самолётам, которые уже готовили на завтрашний день. Те же самые два проблемных борта, которые мы с Морозовым опробовали в демонстрационных полётах. И даже применяли в перехвате «Томагавков».

— Не понимаю, что там «трясти»? — возмущался Ребров, пока мы шли к самолёту.

— Гелий Вольфрамович…

— Ты же знаешь, я не люблю, когда так обращаются ко мне, — заворчал полковник.

Ещё со времён училища я это знал, но по-другому к Реброву и не обратишься.

— Основной этап испытаний всегда завершается полётами на «растряску». Вешается максимальный груз. Выходим в зону и начинаем «трясти» самолёт. Создаём максимально возможные перегрузки, проверяя тем самым прочность конструкции и самолёта, и изделия.

— Сложно всё у вас. А ракеты-то нормальные?

— Хорошие. Промышленность плохих не сделает. 110–130 километров дальность пуска гарантируют, — ответил я.

— Надеюсь, не придётся здесь опробовать. Тебе сказали, что «соседи» тоже собрались летать завтра?

«Соседями», Ребров назвал американцев, которые на завтра запланировали полёты. Причём по каким-то каналам предупредили нас. Начали считаться!

— Пускай. Мне не мешают.

— Да хоть предупредили, а то потом пришьют нам «непрофессиональные» действия, враждебный настрой и прочая чушь. Неженки! — выругался Ребров и пошёл к выходу из ангара.

Утром следующего дня мы с Морозовым отправились снова в ангар, где готовили к подъёму наши самолёты. Техники закрепили их на подъёмнике, а мы в этом время заняли места в кабинах. Нужно было проверить работу контрольно-записывающей аппаратуры.

Медленно нас подняли наверх, где уже вовсю шли активные полёты авиагруппы. Очередной самолёт выруливал на стартовую позицию. В воздухе в это время Су-27К крутил пилотаж в непосредственной близости от корабля. Позади нас барражировал вертолёт Ка-27ПС, то зависая, то разгоняясь, выполняя свои функции дежурства по поисково-спасательному обеспечению.

Ко мне по стремянке взобрался ведущий инженер.

— Всё в порядке?

— Да. Вы нам всего по 2 ракеты повесили. Какая же «растряска» получится? — уточнил я.

— Мы вам ещё и Р-73 подвесили. Чтобы потяжелее было. Иначе мы бы два самолёта не смогли выпустить сегодня.

— Нам что важнее в данном полёте — самолёт или ракета? — спросил я.

— И то и другое надо. Больше у нас готовых с собой 170х нет, а Р-73 достаточно.

— Ладно. Сейчас нет времени уже разбираться. Летим вдвоём, а потом выполним полёт одиночно. С четырьмя 170ми изделиями. Сделаем два вылета сегодня.

Инженер развёл руками, а к самолёту подошёл Морозов, выскочивший минуту назад из кабины.

— Сергеич, может, сразу с максимальным? — спросил у меня Коля, подойдя к самолёту.

Идея верная. Выдержит самолёт четыре ракеты, значит, и с двумя будет маневрировать. Чего лишний раз машины гонять.

— Давай. Снимаем побыстрей с моего борта 170е и вешаем Морозову. С моего Р-73 не снимайте. Чтобы время не терять.

Я взглянул на часы. Не так уж и много времени осталось до конца полётов. В воздухе Як-44, который мониторит воздушное пространство, может провисеть ещё три с половиной часа. Нужно успеть выполнить задание, а оно из-за перевешивания ракет начинает сдвигаться по времени.

Пока техники занимались подготовкой самолётов, я прошёлся вдоль стоянки. Всегда приятно смотреть на «авиационный балет» в исполнении всех служб, обеспечивающих полёты.

Техники осматривают самолёты, заправляя их и проводя подготовку к повторному вылету. Лётчики, Борзов и Апакидзе, в это время рядом со своими машинами. Ходят кругами, прорабатывая полётное задание.

— Атака! Пикирую. Цель вижу, работаю. Вывод! — громко проговаривает Гера Борзов, показывая моделью МиГ-29, как он будет атаковать условную надводную цель.

— Выводим. Дальше что говоришь? — поправляет его Тимур Автандилович, держа поднятым вверх свой самолёт.

— Эм… справа на месте.

— Пошли дальше.

И снова начинают крутиться. Гера рассказывает каждое действие, а его ведущий следит, чтобы не было ошибок.

На палубе очередная суета. При осмотре троса авиафинишёра нашли повреждение. Теперь специалисты из БЧ-6 должны как можно быстрее заменить его. А над головой тем временем выполняет проход Су-27К, который увели на второй круг.

Пока смотрел вверх, сильно сощурился от яркого солнечного света. Ветер сегодня ощущается не так сильно. Советский военно-морской флаг, тем не менее, полностью развивается на гафеле, а чайки маневрируют над кормой, похлеще истребителей.

Прошло чуть больше получаса, как меня позвали в кабину. Быстро запустились и произвели взлёт.

— Саламандра, 321й парой выход в район задания. Перехожу на связь с Тарелочкой, — доложил я руководителю полётами, после занятия высоты 3000 метров и расчётного курса.

— Понял вас. Хорошей работы. Повнимательнее, соседи начали работать, — предупредили с корабля, что американцы тоже выполняют полёты.

Нам было известно, что сегодня летают с «Карла Винсона». Район полётов — в паре сотне километров от побережья Египта. А именно залива Саллум.

— Тарелочка, 321му, — запросил я оператора Як-44.

— Доброго дня, 321й. Наблюдаю вас. До ближней границы зоны работы 30 километров.

Если смотреть по карте, то это не та зона. Нам планировали воздушное пространство за 15 километров до рубежа открытия огня ливийской ПВО.

— Тарелочка, 321му. Союзники в курсе? Мы к ним домой заходим, — запросил я.

— Точно так. Дали добро. Соседи просто лезут к нам. Нарушают пространство. Вот вас и отводим подальше, — ответил оператор.

Небольшое напряжение спало. Раз согласовано, то не стоит переживать.

Три минуты спустя вошли в обозначенное оператором пространство. До берега Ливии 70 километров. Изгибы скалистого побережья уже можно рассмотреть, но они ещё сливаются в единую линию горизонта.

— 321й, зону заняли. Прошу набор 322му до 6000, — запросил я и получил разрешение.

Погода безоблачная. Моего напарника хорошо видно слева. Продолжаем медленно набирать высоту.

— Слева на месте, — доложил Николай, когда мы заняли расчётную высоту.

— Понял. Отхожу вправо. По команде начинай.

Отклонил ручку управления вправо и увеличил интервал между нами. Много нельзя, поскольку я должен буду наблюдать, за самолётом.

— Готов. Прибор 600, — сказал я.

— 322й, пикирую! — громко произнёс в эфир Морозов.

МиГ опустил нос и начал снижаться. Я продолжал кружить, медленно снижаясь и контролируя своего товарища.

— Медленно. Пять на указателе, — сообщил Морозов о величине перегрузки.

А нужно же не менее шести. Коля продолжает пикировать, но больше ничего не докладывает.

— Вывожу. Угол 45°… 50°… 55°, — проговаривает Николай, зажав кнопку выхода на внешнюю связь.

Это можно было говорить и про себя. А так канал забиваем.

В эфире раздалось бульканье. Кто-то пытается прорваться через доклады Морозова. И первое, о чём я подумал, это зовёт нас оператор Як-44.

Тут же и сирена системы оповещения о пуске сработала. Да не может этого быть! На локаторе никого в радиусе 70 километров. Дальше эта модификация бортового оборудования не видит.

— 321й, работу закончить, наблюдаю пуск в вашу сторону. Как приняли? — затараторил оператор.

Тут бы испугаться, а у меня удивление. Локатор-то Як-44 вон как видит!