Авиатор: назад в СССР 14 (СИ) - Дорин Михаил - Страница 19

— Тебе сюда, — завёл меня в камеру Джордж и начал снимать наручники.

Это была камера для одиночного содержания, больше похожая на чулан с металлическим унитазом. На стенах заметил множественные следы от ударов. Шконка ничем не уступала той, что в каюте. Главная особенность — большое сферическое зеркало. Чтобы можно было следить за мной без входа в камеру.

— Помещение для особо буйных? — спросил я, указывая на вмятину на бачке унитаза.

— Для несговорчивых. Наслаждайся. На берегу будет по-другому, — пригрозил Джордж.

В этот раз с меня сняли поясной ремень и шнурки. Всё как в тюрьме. Закончив меня обдирать, представитель «конторы» вышел и захлопнул решётку.

Сделав себе твёрдую поверхность на кровати, я вновь погрузился в размышления. Одного дня для разговоров со мной мало. Будут ещё мурыжить. Если судить по разговорам пилотов и Мэлвина, от меня хотят признания в содеянном.

В кабинете однозначно есть записывающая аппаратура. И материал с неё используют во время суда надо мной. Плюс имена моих товарищей.

Спина немного ныла, но невыносимых болей не было. Значит, кресло и правда сработало хорошо. Возможно, оно подарило мне шанс на возвращение к лётной работе. Ещё бы была надежда вернуться.

Ночь длилась очень долго. В отличие от той, что была у соседей из камеры напротив. ЦРУ изменили бы себе, если не попробовали сломать волю. Начали они с включённого яркого света. В маленьком динамике над кроватью стоял треск, похожий на звук шипящего масла на сковороде во время жарки.

— Ничего не нужно? — зашёл ко мне один из охранников, задав вопрос на английском.

Ничего я ему не ответил, поскольку продолжал гнуть линию незнания английского языка. Постояв пару секунд, охранник вышел.

Через некоторое время визит повторился. А потом ещё. И ещё. Между визитами начал считать, сколько примерно проходит времени. Сбивался на цифре 330. Каждый такой заход бил по нервам хуже сверлящего соседа.

В итоге, так я и не уснул.

Утром, как только выключили надоедливую «жарку» из динамика, погасили и свет. И в этот момент передо мной будто шторка опустилась. Моментально заснул. Этих нескольких мгновений хватило, чтобы перед глазами пронеслись моменты до моего плена.

Вспомнил и прошлую жизнь, и новую. Как один кадр, воедино слились все самые красивые и тёплые воспоминания. А в нос ударил запах… сирени. На секунду почудилось, что дома.

— Нарушаете правила, Родин. Подъём! Утренний осмотр, — разбудил меня голос Джорджа.

Никаким запахом сирени и не пахло. А через секунду следом вошла та самая блондиночка, что я видел в медицинском блоке в момент пробуждения.

— Сара, действуй и побыстрее.

Девушка стеснительно прошла в камеру с тонометром и фонендоскопом. Может, и стетоскопом, но в медицинском оборудовании я не силён.

Блондинка медленно села рядом со мной. Пальцы с аккуратным маникюром нежно-бежевого цвета у неё дрожали.

Вот от неё и веяло интересным цветочным запахом.

— Он в порядке. Давление и пульс в норме, — сказала медсестра, закончила замер и быстро выскочила из камеры.

— Вы нашли, куда девушку привести. Или у вас так принято? — спросил я.

— Она — военная медсестра. Женщиной будет на суше. Собирайся, — ответил Джордж.

После завтрака состоялся очередной разговор у Мэлвина. Опять предъявил обвинения и требовал назвать имена моих товарищей на фото.

В конце разговора седой бородач около минуты ходил вокруг меня, словно водил хоровод.

— Родин, ответь, что ты делал в Ливии? — спросил Мэлвин, выдыхая сигаретный дым.

— Я в Ливии не был. В Средиземном море службу нёс.

— Угу. И какие были у вас задачи?

Да что ж он такой прямой! Смысл спрашивать то, что ему и так известно. Когда же будет прямой вопрос.

— Понятия не имею. Мы несли боевую службу, летали, снова несли службу и летали.

— И во время полёта тебе поставили задачу сбить наши самолёты, верно?

— Нет, — спокойно ответил я.

— Придурок чёртов! — выругался по-английски Мэлвин, но тут же перешёл на «великий и могучий». — Когда же ты поймёшь, что времени у тебя думать нет. Есть приказ отправить тебя с корабля. Если ты не пойдёшь навстречу мне, я не смогу сделать шаг к тебе.

— Хорошо, но я не знаю, как вам помочь, — ответил я и широко зевнул.

— Устало выглядишь, Сергей. Дать тебе отдохнуть?

— Можно, если вас не затруднит.

Не такой уж и дурак Мэлвин, чтобы верить моим словам. Он старается действовать мягко, ища болевые точки. Пока кроме угроз посадить в тюрьму в США ничего.

— Интересный вы человек, Родин. Давайте так, сбивали наши самолёты не вы. Тогда покажите кто это сделал, и кто отдавал приказ, — и вновь разложил передо мной фотографии моих коллег.

— Я этих людей не знаю. А приказов тем более не слышал.

В кабинет постучались. Дверь открылась, и вошёл Алан Грей. Комбинезон он поменял, и теперь можно было посмотреть, к чему он имеет отношение.

«Красный шлем» имел нашивки с изображением знака знаменитой 64й эскадрильи «Агрессор» — красная звезда в мишени. Это подразделение выполняло роль советских лётчиков в учебных боях. И на вооружении у них были советские истребители МиГ-17, МиГ-21 и даже МиГ-23. Но это ещё не всё.

У господина Грея также была нашивка с изображением МиГ-21 в прицельной марке самолёта. Кажется, Алан Грей — выпускник лётной школы Мирамар в Калифорнии. Проще говоря — он закончил знаменитый «Топ Ган».

— Теперь господин Родин, познакомьтесь с мистером Греем. Это его идея дать вам последний шанс, — сказал Мэлвин.

Грей обошёл меня и протянул руку. Зря. «Ручкаться» с американцами рано.

— Не стоит, Алан. Он твой враг.

— Врага тоже можно уважать. Этот русский — отличный пилот.

Ого! Какое проявление уважения. Впрочем, этот Грей в воздухе предлагал помощь, когда у меня отказал двигатель, и я садился на палубу. С выгодой для себя, разумеется.

— Господин Родин, я это делаю из-за уважения к мистеру Грею. У него есть к вам разговор. После чего вы отправитесь в тюрьму.

— Интересно, какой разговор? — спросил я, и Грей показал мне рукой на дверь.

— Вы не против небольшой экскурсии без конвоя и наручников? — спросил Алан на русском языке.

На роль «хорошего» полицейского этот Грей подходит лучше.

— Не против, — ответил я и встал со стула.

Алан Грей — слишком идеальная и совсем неизвестная личность, если судить по тому, что его не было в докладе Бурченко.

Но раз он так смело заходит в кабинет к Мэлвину, затыкает рот Дейну и на равных разговаривает с представителем «конторы», значит, он тоже в этой группе особенных пилотов.

— Это хорошо, что вы уже сделали маленький шаг навстречу. Можете быть свободны, господа пилоты, — произнёс Мэлвин, и Грей вывел меня в коридор.

Морпехи, как стояли в своей стойке — ноги на ширине плеч, а руки за спину, так и стоят. Только проводили меня суровым взглядом.

— Вы говорите по-английски? — спросил Алан, медленно растягивая слова.

— Нет.

— Жаль. Я ещё не так хорошо владею вашим языком, но постараюсь говорить понятно. Прошу вас, — показал он мне на проход в коридоре.

Сомневаюсь, что до меня по этим длинным коридорам американского авианосца кто-то гулял из советских лётчиков. Ещё и без наручников.

— Куда мы с вами идём, господин Грей? — спросил я.

— Давайте обращаться по имени. Меня обычно зовут Алан, но для друзей Бадди. Такой лёгкий и непринуждённый позывной. У вас тоже есть прозвище, которым вас наградили коллеги? — улыбнулся Грей.

— Нет. Я привык к имени Сергей. Личных позывных у нас нет.

— Странно. Это же удобно. Особенно в боевой обстановке.

В авиации США позывные обычно присваиваются по очень интересному принципу. Они указывают на какой-то промах или «косяк» своего носителя.

— «Брейкер» — позывной того господина, которому я чуть руку не сломал? — интересуюсь.

— Да. Его так зовут, поскольку он вспыльчив и очень любит «гасить» своих оппонентов, — ответил Алан.