Авиатор: назад в СССР 14 (СИ) - Дорин Михаил - Страница 57

Секретарша медленно пошла в сторону двери, постукивая каблуками по паркету. А Григорий Михайлович оценивающе смотрел ей вслед.

— Мда, хорошо! Это я не только про коньяк, — причмокнул Русов. — К делу, так к делу. Решишь проблемы в Конго — авианосец спасём. А я знаю, что для тебя эта посудина очень дорога.

— У «посудины» есть имя. Его назвали «Ульяновск», — поправил я Русова.

Григорий Михайлович поставил чашку, посмотрел на меня суровым взглядом и надменно улыбнулся. Вот он звериный оскал! Вся подноготная души человека, который ведёт давнюю игру по развалу страны.

— Мне всё равно, как его назвали. Если допил чай, то я тебя не задерживаю.

— Я и не собирался.

К чашке так и не притронулся. Поднялся со своего места и вышел из кабинета. Надев куртку и шапку, направился вниз по лестнице. В голове были смешанные чувства. Хотелось что-то сломать или крикнуть от злости на всё происходящее.

— Да, всё именно так, — услышал я в коридоре одного из этажей знакомый мне голос.

Повернув голову, я увидел, как в одну из дверей входит преклонного возраста человек в строгом костюме и со звездой Героя Советского Союза на груди.

Тут же этот старик останавливается и обращает внимание на меня. Этот усталый взгляд, офицерскую выправку я помню ещё с Афгана.

Маршал Советского Союза Ахромеев теперь не носит мундир. Он одет по гражданке.

— Молодой человек, вы не ко мне? — спросил он.

А почему бы не зайти к маршалу. Давно мне не приходилось встречаться с ним.

— К вам, Сергей Фёдорович, — ответил я и быстро подошёл к нему.

Ахромеев поздоровался со мной и внимательно посмотрел. Он присматривался ко мне, явно не понимая, чего я пришёл. Да я и сам не понял.

— Мы с вами где-то встречались, верно? Ваше лицо мне знакомо, — сказал маршал.

— Родин Сергей Сергеевич. Вы вручали мне орден Красной Звезды в Баграме в 1981 году.

— Да, было дело. Ну, что ж, проходите. Я слегка тороплюсь, но пару минут вам уделю.

Я прошёл в кабинет Ахромеева и сел на предложенное мне место. Сейчас Сергей Фёдорович является главным военным советником Горбачёва. Судя по результатам его работы, к советам Михаил Сергеевич не прислушивается.

— Вы теперь лётчик-испытатель? Герой Советского Союза, как я слышал.

— Так точно.

— Для своего возраста вы просто уникум.

Маршал надел свои большие очки для чтения и занял место за рабочим столом.

— Итак, Сергей Сергеевич, что у вас ко мне?

— Товарищ маршал, что у нас происходит? Армия сокращается, корабли идут на металлолом, социальные проблемы военнослужащих никто решать не хочет.

— Знаю, товарищ Родин. Мы уже занимаемся этими вопросами, — сказал Сергей Фёдорович и раскрыл папку с документами.

— Если честно, пока результатов нет.

Ахромеев кивнул, но ничего не ответил. Похоже, что мой разговор результатов не принесёт. Возможно, маршал уже смирился с происходящим.

Когда придёт время ГКЧП, он его поддержит, но после провала покончит жизнь самоубийством.

— Мы уже занимаемся вопросами армии и флота. Всё будет хорошо, — улыбнулся Ахромеев.

Взгляд и улыбка доброго дедушки мне не вселили оптимизма.

— Сергей Сергеевич, сейчас важно, чтобы каждый из нас занимался своим делом. Вы — испытывали авиационную технику. Я — раздавал советы…

— Но их никто не слышит, — перебил я маршала и встал со стула. — А время уходит.

Ахромеев выдохнул, снял очки и закрыл папку. И тут меня будто током ударило!

На папке был номер «880». Я уже видел этот номер и у особиста в училище, и у оперуполномоченного в Афгане. Совпадение, что такой же номер папки с документами и в кабинете у маршала Ахромеева.

— Сергей, делайте свою работу. Я слышал, вы в Конго собрались?

Он-то откуда знает? Это решение было принято полчаса назад. Могли донести мои начальники или сам Русов. Тогда нужно ещё понять, на чьей стороне Ахромеев.

— Да. Служебная командировка.

— Езжайте. Она очень важна, — сказал маршал и подмигнул мне.

Я попрощался с Сергеем Фёдоровичем и вышел из кабинета на улицу. Морозный воздух подействовал отрезвляюще. Даже в глазах зарябило.

Подошёл к машине, но открывать не спешил. Захотелось посмотреть на людей, чья жизнь может поменяться через год окончательно.

Сейчас мужчины и женщины думают лишь о том, как успеть на работу, забрать вовремя из садика ребёнка и что приготовить на ужин. Они знают, что в квартирах всегда будет свет, вода и газ. И они уверены в завтрашнем дне. А как же иначе! Это же Советский Союз.

И никто не представляет себе масштабы будущей трагедии.

На другой стороне дороги был небольшой киоск, где продавались аудиокассеты. До меня донеслись аккорды до боли знакомой песни. Пожалуй, одной из самых запоминающихся в репертуаре Виктора Цоя и его группы «Кино». К сожалению, она же одна из последних в жизни известного музыканта.

Запись песни была, прямо скажем, не очень. Но от этого глубокий смысл не потерян.

— «В городе мне жить или на выселках, камнем лежать или гореть звездой?» — звучали строчки одного из куплетов песни.

Пока я прогревал машину, дослушал «Кукушку» до конца. Слишком много в голове перемешалось. И новая работа заграницей, и впечатления от встречи с Русовым, и непонятные намёки Ахромеева. Всё в кучу.

Поразмыслив, пришёл к выводу, что нужно последовать совету маршала — делать свою работу. А моя работа — летать.

Включил первую передачу и поворотник. Вырулил на дорогу. Надо ехать туда, где меня всегда будут любить и ждать.

Через неделю команда специалистов во главе со мной была готова к убытию в столицу Народной Республики Конго Браззавиль.

Вечером перед убытием супруга приготовила любимые куриные котлеты, а в кулинарии я смог достать Невский пирог. Вика уплела даже два куска.

Вещи были собраны, и утром мне нужно было уезжать на аэродром. Вера, скрывала переживания от моей предстоящей поездки. А вот дочери, наоборот весело, и она была в предвкушении подарка из командировки.

— Тебе привезти игрушку? — спросил я, держа на руках Вику.

— Нет, — мотала она головой, чьи косички разлетались в сторону и касались моего носа.

— Зверушку?

— Нет, — снова отказалась дочь.

— Ватрушку?

— Нет.

У меня и рифмы закончились, и варианты презента для дочери. Вера улыбнулась и обняла нас.

— Ну, расскажи уже папе, — сказала Вера.

— Ты не догадался. Мне нужен самолёт! — радостно воскликнула Вика.

Вот это заявочка! Мало в нашей семье самолётов настоящих, так ещё игрушечных надо взять.

— Привезу. Самый лучший, — ответил я и поцеловал дочь.

Вера обняла нас с дочерью одновременно.

— Мне пора, дорогая, — шепнул я и поцеловал супругу.

Сильно нервничает Вера. Но назад пути нет. Я открыл дверь и собирался уже выйти, но она меня остановила.

— Серёжа, я… мне не по себе. Такого раньше не было. Будь там осторожен, — сказала жена.

Я прикрыл дверь и посмотрел на своих любимых. Кажется, уже начинаю считать дни до встречи с ними. А ведь ещё не переступил порог.

— Вер, я ж заговорённый. Мне ведь ещё самолёт надо привезти, — подмигнул я Вике, помахал рукой и вышел из квартиры.

25 декабря 1990 года, Вера Родина, Циолковск.

Дни в преддверии Нового года тянуться долго. С каждым разом всё сложнее и сложнее приходить домой, не проверив почтового ящика. На каждый телефонный звонок бегу сломя голову.

— Мам, смотри, — показала мне Вика рисунок.

Не нужно иметь богатое воображение, чтобы понять мысли моей дочери. Картинка с любого ракурса напоминает силуэт самолёта. Как же иногда сложно слышать рёв двигателей над Циолковском и думать, что Серёжа ещё не приехал.

— Умница, дочь, — похвалила я Вику и продолжила наряжать ёлку с мамой и бабушкой Надей.

Краем глаза поглядываю в телевизор, но ничего хорошего там не передают. Стрельба на Балканах, волнения в Африке и революции в странах Восточной Европы. Чем дальше, тем хуже. Хоть не смотри и не слушай. Но вдруг что-то передадут про Конго, и там мелькнёт наш папа. Вот Вика обрадуется!