Чужак из ниоткуда 4 (СИ) - Евтушенко Алексей Анатольевич - Страница 35

Москва встретила нас уже осенним дождём и прохладой, которая после жарких дней на Кубе, в Аресибо да и в Нью-Йорке показалась… чересчур прохладной. Впрочем, даже привыкать к ней мне не пришлось. Прилетели мы двадцать третьего августа в четверг. Я едва успел пообщаться с родителями и сестрой, провёл ночь дома, а утром мне уже позвонил Цуканов:

— Доброе утро, Серёжа!

— Доброе утро, Георгий Эммануилович.

— Как долетел?

— Спасибо, нормально.

— Как самочувствие?

— Георгий Эммануилович, вы в курсе, что я — железный человек? Моё самочувствие всегда в норме, я полон сил, энергии и готов выполнить любое задание партии и правительства.

— Шутишь — это хорошо, — сказал добродушно помощник Брежнева. — Значит, смотри, Леонид Ильич сейчас в Крыму и ждёт тебя там с подробным докладом обо всём, что случилось на Кубе, в Пуэрто-Рико и Нью-Йорке. Через два часа за тобой заедет твой шофёр, как его… да, Василий, отвезёт в аэропорт. Твой билет до Симферополя у него. В Симферополе тебя встретят и отвезут, куда надо. Всё понял?

— Что ж тут не понять, — вздохнул я. — Нет покоя государственным людям.

— Правильно понимаешь, — сказал Цуканов. — А главное — не будет. Эта лямка до самой смерти.

— Спасибо, утешили.

— Всегда рад, обращайся, — сказал помощник Брежнева и положил трубку.

Два часа. Что можно успеть за два часа? Если ты в Москве, ничего. Тут на всё, минимум, день нужен. Ладно, полдня, и то лишь в том случае, если у тебя имеется машина с кремлёвскими номерами и личным шофёром. Значит, только сумку собрать, которую можно было, как выясняется, и не разбирать. Ну и за хлебом сходить, например. Интересно, что от меня нужно Леониду Ильичу такого, о чём нельзя сообщить по телефону? Скорее всего, связано с американцами. Как-никак я довольно плотно общался с Никсоном и Киссинджером, подробности этого общения главе нашего государства знать необходимо, дабы сделать определённые выводы по поводу нашего дальнейшего противостояния-сотрудничества. Ну и, конечно, гарадцы. Звездолёт «Горное эхо» и сигнал бедствия. Тоже архиважный вопрос, как сказал бы другой Ильич, Ленин. Опять же, в Крыму я ни разу не был. Говорят, там хорошо.

— Цуканов звонил? — спросила мама из кухни. Учебный год ещё не начался, и она была в отпуске.

— Он, — сказал я, входя на кухню, чтобы не кричать из коридора.

— Чего хотел?

— Через два часа уезжаю, мам, — вздохнул я.

— Опять?

Я только развёл руками.

— Надолго?

— Не знаю. Леонид Ильич вызывает.

— Куда, если не секрет?

— В Крым, — сказал я. — Там тепло, там яблоки [1].

— Да что ж такое, — сказала мама в сердцах. — Ребёнку только пятнадцать лет, а его дома вообще не вижу!

— Такой тебе достался ребёнок, мам, — сказал я и поцеловал её в щёку. — Не переживай, это ненадолго. Опять же, скоро учебный год начинается, мне в институт надо.

— Ох, даже не знаю, как ты будешь в институте учиться при всех этих своих делах. Там же на лекции надо ходить и на практические занятия! Иначе отчислят.

— Ничего, мам, как-нибудь выкручусь.

То, о чём говорила мама, отчасти волновало и меня. На лекции, действительно, ходить будет надо. Конечно, можно напрячься, задействовать министра просвещения Прокофьева Михаила Алексеевича, а в самом крайнем случае и самого Леонида Ильича и выбить в качестве исключения для себя заочную форму обучения. К слову, хорошая мысль. В том, что я сумею сдать все экзамены экстерном, у меня не было ни малейших сомнений.

Ладно, поживём — увидим. В конце концов, у Кемрара Гели уже имеется образование такого уровня, о котором никому из землян и мечтать не приходится. А жизнь, с учётом новых обстоятельств, может повернуться так, что мне и вовсе никакой земной диплом об окончании высшего учебного заведения не понадобится.

— Перед отъездом сходи за хлебом, — сказала мама. — Ленка где-то бегает, а у меня стирка.

— Хорошо, мама, схожу, — я засмеялся.

— Что смешного?

— Ничего, просто я тебя очень люблю, — сказал я, взял авоську и пошёл за хлебом.

Ночью прошёл дождь, а день выдался замечательным. Яркое солнце и холодный воздух. В такие дни возникает особая ясность, даже в больших городах, загазованных автомобильными выхлопами и промышленными дымами. Кажется, кто-то добрый и всемогущий промыл всё вокруг чистой проточной водой, навёл резкость и теперь, довольный, взирает на дело рук своих. Улыбаясь.

Я шёл в магазин, ловя себя на том, что тоже улыбаюсь. Настроение было отличным. Бывает так. Вроде бы и радоваться особо нечему, забот полный и рот, и проблемы со всех сторон наползают, а где-то внутри пузырится беспричинная радость, среди которой плавают невидимые маленькие разноцветные рыбки.

— Бывает всё на свете хорошо, —

В чем дело, сразу не поймёшь, —

А просто летний дождь прошёл,

Нормальный летний дождь. — запел я тихонько, размахивая пустой авоськой. [2]

На словах «Мелькнёт в толпе знакомое лицо, весёлые глаза» из-за угла навстречу мне вышла Танька Калинина.

Я даже не сразу её узнал. Выросла. Под жёлтым длинным сарафаном, подчёркивающим цвет её густых рыжих волос, вырисовывалась вполне сформировавшаяся грудь. Вставшее над крышами домов солнце било сзади. Ей в спину, мне — в лицо. Солнечные лучи пронизывали сарафан насквозь, и мне отлично был виден силуэт её уже красивых бёдер и ног. От самого их начала до самого окончания. На плечи девушки был наброшен белый жакет.

Я невольно сглотнул.

— Серёжка!! — заорала Танька радостно и бросилась мне на шею.

[1] Цитата из кинофильма «Достояние республики», вышедшего на экраны в 1972 году.

[2] Песня из кинофильма «Я шагаю по Москве».

От неё пахло чистой кожей, туалетным мылом «Красная Москва» и совсем чуть-чуть какими-то незнакомыми мне духами, явно не советского производства.

— Совсем большая стала! — воскликнул я, отстраняясь, чтобы невольно не увлечься. — Красавица!

— Ну уж прям, — она неожиданно зарделась.

«Как маков цвет», вспомнил я старое выражение.

— Правда, правда. И духи классные. Французские?

— Американские, — она улыбнулась и тряхнула головой, от чего в её рыжих волосах заплясали солнечные искры. — Маме ухажёр подарил. Называются «Шарли».

— Даже не слышал о таких.

— Коллекция этого года.

— Ого, мы уже разбираемся в коллекциях американских духов?

— Женщина должна разбираться в подобных вещах, — заявила она пафосно и тут же не выдержала, расхохоталась. — Да ни фига я не разбираюсь. Ухажёр этот мамин упоминал, я услышала. Он моряк, духи в «Берёзке» купил, на сертификаты [1]… Да фиг с ними, с духами. Ты где был, вообще, куда пропал, почему не звонил?

Она не торопилась. Поэтому мы пошли вместе в магазин за хлебом, а потом в кафе-мороженное неподалёку.

Я взял две вазочки пломбира с клубничным сиропом, два кофе, отнёс за столик.

— Ну, рассказывай.

— Так не честно, это ты рассказывай!

— Тебе длинно или коротко?

— Так, чтобы успеть, — мудро не по годам заметила она. — Ты же наверняка спешишь?

— Часа полтора у меня есть, — сказал я, глянув на часы.

— За полтора часа успеть можно много, — улыбнулась она.

Эй, сказал мой внутренний голос, спокойно, парень, тормози. Во-первых, у тебя Кристина. А во-вторых, ей только пятнадцать. Как и тебе, к слову. Хотя по паспорту тебе семнадцать, а в этом году будет восемнадцать. Можно жениться.

— Тебе шестнадцать будет в марте следующего года, я правильно помню?

— Ага, шестого. Почему спрашиваешь?

Точно, у них с моей сеструхой Ленкой дни рождения рядышком.

— Да так. Раздумываю, что тебе подарить на совершеннолетие.

— Совершеннолетие у нас в восемнадцать, — возразила она.

— Знаю, знаю, но в шестнадцать человек получает паспорт, а значит, становится практически полноправным гражданином.