В вихре желания - Фристоун Шарон - Страница 30

• Предыдущая
• 30/31
• Следующая

– Бедняжка! – Винсенте привлек ее к себе и бережно, как ребенка, обнял обеими руками. – Первый мужчина, и такое разочарование.

– То же самое сказал дон Мануэль, – улыбнулась Жермена. – Теперь ты понимаешь, почему я боялась сказать тебе правду. Мое доверие к представителям сильного пола к тому времени сильно пошатнулось. Да, я люблю, люблю тебя. И очень хотела тебе верить, но… – Закончить ей помешали обжигающие, словно пламя, губы Винсенте.

– Что это значит? – с трудом отдышавшись, спросила она спустя несколько минут.

– Ты только что сказала, что любишь меня. Эта правда?

– Я… Я… – Она и сама не заметила, как выдала себя.

– Теперь тебе нечего меня бояться, Жермена. Я должен знать!

– Да, я люблю тебя, – тихо сказала она, загипнотизированная выражением его глаз.

И опять воцарилась долгая тишина, пока Жермена не оказалась перед выбором: либо перевести дух, либо умереть, слившись с ним в поцелуе.

Страсть – это еще не любовь, подумала она. Сейчас, чувствуя на своем теле могучие и нежные руки Винсенте, было легко позабыть о прошлых обидах. Но нужно довести этот разговор до конца и покончить со всеми секретами и недомолвками. И она, выскользнув из его объятий, решилась спросить:

– Что же заставило тебя изменить свое мнение обо мне? Ведь доводы отца были достаточно вескими. Что произошло за эти три дня?

– Они стоили мне трех лет жизни, – хрипло проговорил Винсенте и потянулся губами к ее обнаженной шее.

– Нет, – решительно остановила его Жермена. Она больше не позволит страсти возобладать над рассудком. Они должны все выяснить.

– Хорошо. Я скажу тебе, хотя обещал сохранить тайну. Так вот, когда вы уехали, сначала я поздравил себя с тем, что наконец-то избавился от тебя, а потом… Потом открыл бар и напился до бесчувствия. И второй день я провел наедине с бутылкой. Ты знаешь, я не пью крепких напитков, но всегда держу бутылочку-другую для гостей. Однако на этот раз моих скромных запасов оказалось недостаточно, и рано утром с раскалывающейся головой и твердым намерением умереть, я поехал в город, чтобы пополнить свою коллекцию. В баре на центральной площади я встретил Мендосу…

– Ты разговаривал с ним?

– Да. Я попытался ускользнуть от человека, которого считал твоим пособником, чуть ли не агентом. Но старик насильно усадил меня за стойку и выложил все… От него я узнал, что ты находишься у него в доме, а сеньору Ромеро утром увезли в психиатрическую клинику.

Узнал я и то, как подло мой отец обманул своего лучшего друга и предал мою мать. Мендоса посвятил меня и в другие тайны этого несчастного семейства. Он сказал, что дон Мануэль… Что ты приехала в Испанию, чтобы спасти доброе имя своего отца, и не могла никому открыться. Не поверить старику было невозможно… У меня словно открылись глаза. Только тогда до меня дошло, насколько несправедливо и жестоко поступили с тобой те, кого я считал своими друзьями.

Не существует в мире слов, чтобы выразить, как мучительно стыдно мне за то, как я и мой отец вели себя по отношению к тебе и Франсуа. Но, клянусь, я сделаю все, что в моих силах, чтобы никто и никогда больше не смог причинить тебе боли, оскорбить или обидеть тебя.

Жермена тревожно шевельнулась в его объятиях. Она уже поверила в его искренность, но существовало еще одно, последнее обстоятельсгво, которое не давало ей окончательно успокоиться.

– Соледад… – начала она.

– Я знаю, почему ты спросила о ней, – прервал ее Винсенте. Глаза его сузились, лицо приняло мрачное выражение. – В тот вечер отец сказал мне, что она наполовину моя сестра. Одного этого достаточно, чтобы я навсегда возненавидел его! Ведь мы с Соледад легко могли стать любовниками! Но, видимо, голос крови все же существует. Я всегда относился к ней скорее как к младшей сестренке…

– Мне очень жаль, что так получилось, – тихо сказала Жермена.

Она хорошо понимала, каково такому гордому и сильному человеку, как Винсенте, узнать, что всю жизнь его обманывал родной отец.

– Тебе не за что извиняться. Подсознательно я всегда подозревал некую ложь в наших отношениях с отцом. И началось это с того самого дня, когда я, совсем еще мальчик, вбежав в комнату матери, застал ее всю в слезах. Целая куча каких-то таблеток – потом я узнал, что это снотворное, – лежала перед ней на столе. Бог знает, что могло случиться, не войди я тогда в ее комнату. Мама обняла меня, прижала к себе и разрыдалась. С тех пор я стал сторониться отца… Но, повзрослев, понял, что человек отнюдь не обязан любить своих родителей. За эти годы у отца были десятки любовниц.

– Но сеньора Ромеро считала, что другие женщины были только дымовой завесой, скрывающей их связь, – вставила Жермена.

– О боже! Несчастная, обманутая женщина. У отца в жизни было только два интереса: деньги и наслаждения. На матери он женился из-за денег, а рождение сына было вызвано необходимостью продолжить род. Но Диего Перейра никогда не был мне настоящим отцом. Его друг Мануэль проводил со мной гораздо больше времени.

Сам не знаю, почему после смерти матери е пришла в голову идея наладить отношения с отцом. Возможно, сыграло роль подсознательное ощущение вины: ведь мать все свое состояние завещала мне. Признаюсь, я собирался отдать отцу его долю. А в знак примирения с готовностью откликнулся на его просьбу слетать во Францию. Это поручение стало единственным, за что я благодарен ему. Ведь он дал мне возможность встретиться с тобой.

– И ты тут же меня возненавидел, – улыбнулась Жермена.

Винсенте ласково поцеловал ее ладони:

– Нет. С первой нашей встречи при одной мысли о тебе я умирал от страсти и вожделения. О боже, как я тебя хотел! Это было просто какое-то наваждение.

На ее щеках появился леший румянец.

– Страсть – это еще не любовь, – смело заявила она.

Он внимательно посмотрел на нее.

– Теперь я понимаю, каким глупцом был все это время. Меня ослепляли страсть и похоть, я не видел ничего, кроме твоего роскошного тела. Потому и вел себя, как последний болван.

– А теперь? – решилась спросить она. – Теперь ты понимаешь, в чем разница? – Ей все еще требовались доказательства его любви.

– Никогда не сомневайся в том, что я люблю тебя, Жермена, – с торжественно-серьезным выражением лица ответил Винсенте и приложил ее руки к своей груди. Девушка почувствовала тяжелые удары его сердца. – Теперь я понимаю, что полюбил тебя с первого взгляда.

– Но ты просил меня стать твоей содержанкой, – обиженно напомнила она.

– Я считал, что ты соблазнила богача Ромеро, а ты этого не отрицала, – ответил он мягким упреком.

– Я вела себя на редкость глупо, – виновато кивнула Жермена.

– Нет, ты просто считала, что так будет проще защищать интересы брата. За это я тебя тоже очень люблю. В день вашего приезда, узнав, что ты обманывала меня, я был вне себя от ярости, но уже в воскресенье, после того как мы впервые любили друг друга, с удивлением убедился, что гнев мой бесследно исчез.. В понедельник, когда ты впервые переступила порог моего дома, я решил, что женюсь на тебе. Мысль, что ты можешь достаться кому-нибудь другому, заставляла меня невыносимо страдать. Но я еще не был готов признать, что это любовь.

– Но когда же ты… – Жермена чувствовала, что знать это ей необходимо. – Когда ты все понял?

– В тот вечер, когда объявил о своем отъезде в Афины. Я смотрел на тебя, на засыпающего у тебя на руках Франсуа и вдруг почувствовал, что люблю тебя и хочу, чтобы ты стала матерью моих детей.

Именно эти слова она хотела услышать. Жермена обняла его могучую шею и со счастливыми слезами на глазах шепнула:

– Спасибо тебе, Вин.

Так они не целовались еще ни разу: доверчиво и нежно, страстно и ненасытно, освободившись от всех своих страхов и подозрений. А потом Винсенте осторожно отстранился и, сверху вниз глядя на ее раскрасневшееся лицо и припухшие милые губы, с неожиданной робостью спросил:

– Согласна ли ты выйти за меня замуж, Жермена? Я не стану настаивать, чтобы ты взяла мою фамилию, с ней у тебя связано слишком много неприятного. Но клянусь, отныне и навсегда главным в этой жизни для меня будет счастье – твое и Франсуа.

• Предыдущая
• 30/31
• Следующая