След на мокром асфальте - Шарапов Валерий - Страница 10

«Мы должны были сейчас сидеть за столом, подшучивая над мамой, подтрунивая над мелкой, беззубой. Оля должна быть рядом, и я бы ухаживал, подкладывая ей на тарелку морковку и селедку».

Вот, и у этих стол накрыт, тоже скатерть, тарелочки-вилочки. Красиво как все расставлено, со вкусом. «Интересно, сколько времени?» – Колька глянул на ходики на стене. Они остановились, а поднять шишечку было некому. Он потянулся, но вовремя спохватился: «Что это я, в чужом доме распоряжаюсь?»

Решился, взял отца за руку, и невольно успокоился – нет, ладони не холодные, а теплые. Да и лицо под снежно-белой повязкой не страшное, не острое, и синевы нет под глазами, пусть и плотно закрытыми. Показалось даже, что под веками шевелятся глазные яблоки.

– Ничего, – сказал Колька вслух, то ли отцу, то ли себе, – ничего страшного. Сейчас приедут врачи, и все будет хорошо. Я точно знаю.

Он чуть сжал отцовские пальцы – и вновь почудилось успокаивающее, теплое пожатие в ответ. Колька до боли в ушах вслушивался, не раздастся ли как спасение, как ответное «ау!» в дремучем лесу, сирена скорой. «Должно быть, уже близко. Сейчас она приедет – и все устроится. Все-все. Исключительно хорошо все устроится».

Однако первым, как водится, прибыл не тот, кого ждали. На пороге, отряхиваясь, как собака, отдуваясь, возник Сорокин. Приблизился, потрепал Кольку по плечу:

– Тезка, иди-ка отсюда, не мешай. Там на месте Палыч, расскажешь ему, что да как, – и мягко, но настойчиво проводил, выставив его за дверь.

И снова, должно быть, икалось сержанту Остапчуку. Ведь, поспешая на место несчастья, Акимов думал: «Сволочь Саныч. Накаркал», точно сержант был в чем-то виноват.

А скорее, обида сыграла свою роль. Ведь Остапчук, отпросившись, в пятницу днем успел сбежать к тещеньке, на другой конец города, и вызывать его сейчас не было никакого резона. Пока он доедет из одного медвежьего угла в другой, уже незачем будет.

Ну и дождище! Плащ-палатка у Акимова отменная, а вот сапоги подкачали, отходит подошва. Волшебный мастер-обувщик Рома Сахаров, в пятый раз нанося чудо-клей, предупредил:

– По сырому, Сергей Палыч, лучше не ходить, новые сапожки нужны.

А Сорокин успокаивал:

– Ничего, если быстро перебирать ногами, то не успеешь и промокнуть.

Сапоги у него тоже были не ахти, но держались все-таки молодцами.

– Мотоцикл бы, Николай Николаевич, – переводя дух, на ходу попрошайничал Сергей.

– Позже, – капитан-сердечник не склонен был на бегу решать вопросы. Сориентировавшись на месте, Сорокин распорядился: до приезда опергруппы установить, переписать, по возможности опросить свидетелей.

– Главное – отдели тех, кто в самом деле что-то видел, от понабежавших. Но осторожно. Сразу не отшвыривай, возможно, кто-то что-то видел, слышал, пусть и не явно. Ты меня понял?

Акимов заверил, что да.

– Действуй. – И, выяснив, куда перенесли потерпевшего, отправился, как заметил Сергей, на дачу к Тихоновым.

«Кольки нигде видно не было, то ли не узнал еще, то ли уже там, – соображал Акимов. – Однако надо бы обеспечить сохранность следов – а как я их сохраню?»

Тут с неба опрокинули очередное ведро, и стало совершенно неловко держать народ на улице. Акимов крикнул:

– Товарищи свидетели, кто что видел, слышал, может сообщить, попрошу пройти со мной в отделение! Пойдемте, граждане, чего зря мокнуть?

И те, кто и так шел своей дорогой, остановились узнать, что случилось, и те, кто в самом деле считал, что что-то видел, – их было всего трое, отправились за лейтенантом. Причем так скоро, что Колька, вернувшись на место, только ошалело оглядывался. Вроде бы минуты не прошло, как Сорокин его отправил, – а вот уж и нет никого. Колька, открыв зонт, смирно стоял под ним и ждал Акимова, понимая, что бегать туда-сюда нет никакого смысла.

Тут с грохотом и дребезжанием прибыл автобус с опергруппой. Водитель распахнул дверь, выгрузились один за другим: незнакомый товарищ в штатском, в кожаном плаще и шляпе, дамочка в дождевике, глаза навыкате, губы поджаты, в руках – неведанной красоты фотоаппарат, да еще с прикрученной магниевой вспышкой. Последним выбрался знакомый уже медик Симак Борис Ефимович, маленький, сухой, похожий на воробья, разговорчивый, всеведущий и вездесущий. Выбравшись из автобуса, он немедленно начал возмущаться, что сыро и погода несносная. Увидев Кольку и узнав его, поздоровался, но ворчать продолжил:

– Погода фуфло и уйма постороннего народу.

– Я не посторонний, – криво усмехнувшись, объяснил Колька, – мой отец пострадал.

– Прости, – с чувством проговорил медик, – жив?

– Да.

– Это хорошо, а где он?

Колька указал.

– Потерпевший жив, – вслух повторил Симак, и, повернувшись, возмутился, – а что тогда меня выдернули? Скорой было бы довольно.

– Нет ее еще.

– Нет так нет, пойду гляну, раз уж все равно тут, – сказал он и отправился на дачу, предоставив коллегам возиться под дождем.

И снова Колька паинькой стоял в сторонке, с трудом сдерживаясь, чтобы не помчаться за Симаком. Он понимал, что помочь ничем не сможет, а помешать – помешает. Там и так уже есть одна никчема, Мур-Мурочка эта…

Тут он увидел, как отодвигается доска из забора, огораживающего Санькину голубятню, и оттуда лезет сам Приходько.

– Че, как?

– Жив.

– Фу ты, – и лишь после этого, протянув руку, хлопнул в утешение по плечу.

Немедленно возник товарищ в кожанке, развыступался:

– Тебе что тут, кино? Марш домой.

Санька нагрубил в ответ:

– Полегче тут! Это вот сын дяди Игоря!

– Товарищи, это что за шкет? – спросил муровец.

Приходько нагрубил еще раз:

– Ишь, сыщик! Имя пострадавшего не знает!

Колька, отвернувшись от неловкости, дергал приятеля за мокрый рукав. Кто знает, чем бы выступление Саньки закончилось, но тут возник запыхавшийся Палыч.

– А, Коля, ты тут. Здравия желаю, товарищи.

– Участковый, почему посторонние на месте происшествия? – придирался муровец. – Обеспечь порядок.

– Есть, – козырнул Акимов, справедливо полагая, что нечего тратить время на бесноватого. – Николай, я за тобой.

– Мне бы домой, Сергей Палыч, а то там Ольга одна, и мать должна вернуться с Наташкой.

– Да ненадолго. Расскажешь все, что видел-слышал, и домой, – неловко утешил Палыч. – Что ты. Не бойся, главное, что жив. Отвезут к Склифосовскому, а там врачи свое дело знают, сам не раз на личном примере убеждался. Пошли, пошли, чего время зря терять. А то, не ровен час, кто-то типа Аньки Приходько до мамы твоей добежит с новостями.

Санька немедленно вызвался:

– Я сгоняю.

– А, Приходько, легок на помине. Ты откуда вылез?

– От птичек, – пояснил паренек, пожимая плечами. – Вы-то как позабыли, что голубятня тут рядом?

– Да помню я, помню. Не подумавши ляпнул.

– Ну вот. Так я как раз кормил, и оттуда все видел.

– Все видел? – переспросил Колька.

– Все.

– Чего ж раньше не подошел?

– Как покормил, так и спустился. Чего бегать-то?

– Так, погоди, Коля. И ты, Санька. Пойдем с нами в отделение, в сушь, там и поведаешь все, что видел.

Разумный Приходько повторил предложение:

– Я вам сейчас все сразу расскажу – и побегу до Пожарских. Как раз раньше тетки успею.

Подумав, Акимов согласился:

– Излагай.

Санька выпалил:

– Новенькая, блестящая, серебряная «Победа», номер черный, оканчивается на цифры восемь и семь!

– Откуда выехала?

Санька указал рукой.

– Как разглядел цвет, цифры? Темно ведь, фонарей нет.

– Как раз молния ударила, – пояснил Приходько.

Колька подтвердил:

– Было, точно. И я помню.

– С тобой после, – остановил парня лейтенант. – И вообще лучше бы тебе не подслушивать, а то свои мысли растеряешь. Саня, припомни-ка, фары горели? Водитель сигналил? Может, скрип тормозов слышал?

– Не было ничего, ни фар, ни сигнала, ни скрипа тормозов, – уверенным тоном заявил Санька. – Летел, как дурень, на полной скорости, не тормозя. Вот Кольку обогнул.