Сильварийская кровь - Орлов Антон - Страница 19

Могучие деревья с узорчатой темной листвой. Под сенью ветвей, в траве, стоит невысокий постамент с белой статуей в два человеческих роста, изображающей обнаженную эльфийку. По мрамору – если это мрамор – скользят еле заметные радужные переливы, а вершины деревьев окутаны прозрачной дымкой с алмазными искрами. Чаролесье.

– Шельн, посмотри, радуги есть? – ворчливо спросил Креух.

– Слабенькие. Эта сапфироносная сволочь сейчас в Сильварии, но далеко отсюда.

«Он, что ли, сам не может их разглядеть? – удивился Марек. – Хотя Дафна и Фрешта их тоже не видели…»

– О чем замечтался? – окликнул инспектор. – Твое дело – стреножить яшмулов. Подождем здесь сумерек.

Кое-как управился. Ящеры оказались не слишком норовистыми. Потом Марек уселся на траву, в стороне от Креуха и Шельн, недоумевая, зачем был этот грабеж в деревне и почему нужно дожидаться темноты – наверняка же ночью в дебрях чаролесья опасней, чем при дневном свете.

В той стороне, откуда они пришли, за обширным зеленым лугом и раскинувшимися на холмах виноградниками фавнов, блестело полуденное море с удаляющейся точкой баркаса. У Марека только сейчас екнуло сердце: они уже не в Королевстве Траэмонском, они отрезаны от цивилизации – совсем, бесповоротно.

Раймут сорвал и прикусил травинку. Итак, у него в распоряжении около месяца, чтобы выручить клиента. Стандартный срок. Если за это время ничего не получится, останется только расписаться в своем бессилии.

В течение первого месяца эльфы будут держать пленника во внешнем поясе чаролесья. Пять-шесть миль от опушки, не глубже. Если увести его дальше, он почти наверняка погибнет. Это начальный этап инициации, когда настоящие изменения еще не происходят, идет только подготовка к ним, и клиент все еще хочет вернуться в человеческое общество. Потом уже не захочет. Гил, мерзавец, умеет их обрабатывать… В выездной практике Раймута Креуха было два-три случая, когда клиенты, которых надлежало спасти, категорически спасаться не хотели, и приходилось едва ли не силком тащить их с собой. Один таки вырвался, убежал обратно к эльфам. Правда, тут ничего удивительного: мальчишка вырос в такой сволочной, хотя и богатой семейке, что Сильвария при сравнительном анализе показалась ему настоящим раем.

Но это исключения из общего правила. Обычно пленники темных эльфов радуются, когда за ними приходит инспектор страховой компании. Раймута заверили, что с Довмонтом норг Рофенси накладок не предвидится, он будет счастлив вернуться в лоно цивилизации. Главное – добраться до него в течение месяца. Потом освоившегося новичка уведут в глубь чаролесья, куда человеку путь заказан, и начнутся необратимые изменения: потерянный клиент постепенно превратится в стопроцентного темного эльфа, независимо от того, полуэльф или четвертьэльф он по рождению. О дальнейших этапах инициации, которые следуют за пребыванием во внешнем поясе, Раймут ничего не знал. Некому было рассказать.

Он задумчиво откусил от сладковатого стебелька, поглядел на мраморную эльфийку, на щиплющих траву ящеров, на своих спутников – на Марека, на Шельн, снова на Марека. Надо было видеть физиономию парня, когда тот выбрался из баркаса после переговоров с фавнами! А не объяснять же открытым текстом, в чем дело.

В действительности на берегу всего-навсего заключили сделку: Креух купил четырех яшмулов по рыночной цене, так что маленькая община фавнов внакладе не осталась. Все прочее – слова, предназначенные для посторонних ушей. Злой страховой инспектор терроризирует беззащитную деревню. Разве у фавнов был выбор? Ответ отрицательный, и у Гилаэртиса не должно возникнуть никаких претензий к общине.

Фавны не принадлежат к числу существ, которым с эльфами лучше не встречаться. Те относятся к ним без враждебности и ценят их как музыкантов. Эти козлоногие в общем-то безобидный народец. Правда, похотливы сверх меры, не дают проходу женщинам и мальчишкам, но съездишь по зубам или просто припугнешь – сразу на попятную, и не эльфам их бояться. Если какого-нибудь гоблина эльф за сущий пустяк убьет на месте, то фавн даже при более серьезной провинности отделается оплеухой. «Дети дубрав и водоемов» – так переводится с эльфийского слово, обозначающее те народы, к которым эльфы настроены благожелательно: дриад, фавнов, водяниц. Им не причиняют зла, но для всего есть предел, и неизвестно, как поступит повелитель темных эльфов с жителями деревни, если узнает, что те продали яшмулов его врагам. Поэтому – неприкрытый разбой и никаких комментариев, как бы шокированно ни хлопал ресницами новый помощник. Если умный, сам догадается.

Все-таки не нравилось Раймуту, что они с Мглой взяли с собой в Сильварию этого парня. Хоть убей, не нравилось. Если Фрешта его попросту раздражал, то при взгляде на Марека возникало некое неопределенное тревожное чувство. Сейчас вот опять стало казаться, что добром это не кончится… Но поди разбери: интуиция подает голос или все дело в том, что он напоминает Рика? Не сказать, чтобы очень похожи, у Марека волосы темнее, и глаза не зеленые, а сине-фиолетовые, и сам гибкий, подвижный – издали видно, что не носит тяжелых оберегов.

В нем нет страха. Что Фрешта, что Гилаэртис – ему все едино, а Рик сызмальства боялся, что однажды его украдут темные эльфы. Он пропал вскоре после того, как ему исполнилось пятнадцать. Ольда умерла через год после этого.

Если разобраться, сходство заключается всего-навсего в том, что оба похожи на эльфов, но как раз это и тревожит. Раймут привык, что парни с такой внешностью – или заклятые враги, или клиенты, которых надо выручать из беды, а чтобы помощник… Это уже расшатывание устоев.

Так и сидели на траве, так и ждали. Что-то еще – помимо того, что они дожидаются сумерек, чтобы войти в чаролесье, – казалось Мареку странным, несуразным, и, наконец, он понял, в чем дело. Если они с Креухом экипированы подходяще для полевых условий: штаны и куртки с карманами, шнурованные ботинки, – то Шельн оделась так, словно собралась на вечерний променад по Каштановому бульвару в центре Халеды.

Батистовая кремовая блузка с черным бантиком у горла, белая юбка с боковыми разрезами на пуговицах (она эти элегантные черные пуговки расстегнула, к вящей радости фавнов из деревни, перед тем как запрыгнуть в седло, а спешившись, застегнула опять), шелковые чулки телесного цвета, лаковые туфельки. Никакого оружия. Судя по тому, что Марек видел во время стычки с эльфами в Кайне, она мастер рукопашного боя без оружия, но все равно, разве можно идти в лес без ножа? Тем более – в такой лес!

То, что произошло в деревушке на берегу, тоже вызывало недоумение.

И все-таки, несмотря на эти вопиющие странности – как будто видишь сон, в котором все предстает немного искаженным в сторону абсурда, – Марек испытывал чувство удовлетворения. Самое главное получилось правильно. Он здесь. На опушке темного страшноватого леса, окутанного манящим мерцанием, где стоит посреди высокой травы прекрасная мраморная эльфийка, вся в нежных радугах. Ради этого и он приехал в южные края, именно сюда его тянуло.

Дальше идти не надо. Ни шагу дальше опушки.

Это второе чувство, предостерегающее, было таким же сильным, как первое. Где-то на заднем плане мелькнула мысль, что все это немного смахивает на наваждение, как будто его зачаровали… Впрочем, на то здесь и чаролесье.

Наверное, каждый, кто попадает сюда впервые, испытывает похожие ощущения. Это соображение Марека успокоило.

Подкрался вечер. Море вдали стало фиолетовым, а небо над ним – иззелена-сиреневым, и появился низкий месяц – большой, рогатый, шафранно-желтый. Оглушительно заливались цикады.

– Марек, – окликнул инспектор. – Давай-ка проверь, хорошо ли стреножены яшмулы, а то еще испугаются.

Окончательно стряхнув наваждение – такое же зыбкое и малозаметное, как радуги на статуе, – Марек поднялся с примятой травы. Верховые рептилии оказались довольно покладистыми, ни одна из них не норовила его лягнуть или укусить, и интересовались они только подножным кормом.