На осколках разбитых надежд (СИ) - Струк Марина - Страница 36

— Эта ведь не ела? Голодная, наверно.

— Можешь спросить у нее самой, — откликнулась экономка. — Ужин будет ко времени?

— Когда я тебя подводила? — ответила вопросом Айке, отрезая от широкого кругляша хлеба здоровый кусок. Потом она налила в глиняную миску похлебки и поставила на стол в центре кухни. — Иди, русская, ешь!

— Двойная порция? — подняла брови Биргит.

— Посмотри, какая она тощая! — бросила в ответ Айке, уперев руки в бока. — Та русская, Янина, хоть и худая да есть за что подержать. А эта прямо совсем кожа да кости! Словно ее впроголодь держали как неугодную собаку дворовую.

Лена могла бы назвать причины, по которой она недоедала дома, но благоразумно решила промолчать, вспомнив поговорку про гусей. Поэтому она молча взялась за ложку и стала есть.

Суп был невероятно вкусный. Ароматный. Лена уже около года не обедала так вкусно и так сытно, как сейчас. Она с трудом заставила себя сдерживать свой жадный голод и есть медленно, отщипывая по кусочку от ломтя хлеба, как ее воспитали когда-то. И она слышала, что ее манеры и поведение за столом удивили немок. А короткая благодарность Айке за вкусный обед удивила еще больше.

— Твои бумаги не заполнены, — сказала ей Биргит после того, как Лена закончила есть. — Странно, я думала, 

арбайтсамт[13]

 добросовестно относится к своим обязанностям. Госпожа баронесса ждет больше информации, чем просто имя, место проживания и сведения о здоровье. После того, как сервируем стол, пока длится ужин, ты ответишь на мои вопросы. И советую тебе отвечать честно на них. И заодно сообщи Катерине, что я жду от нее того же.

Как и остальные комнаты, столовая поразила Лену своими размерами и обстановкой. Было видно, что мебель из красного дерева — антикварная, дорогая. Как и серебро, которое натерли до блеска, и фарфор с цветочным узором, и хрусталь бокалов. Биргит кивнула довольно, когда в центре стола водрузили вазу с пышными соцветиями ароматной сирени, и напомнила в который раз, что в доме всегда должны быть свежие цветы.

— Ты! — показала она на Лену. — Ты будешь следить за этим. На этом все. Следуйте за мной. Янина, ты остаешься в столовой. Будешь подавать ужин вместе с Урсулой.

Лена заметила, как скривились губы Янины, словно она была готова вот-вот заплакать, когда услышала приказ Биргит. Девушки уже успели за сервировкой шепотом поделиться своими впечатлениями. Янина, прислуживающая днем баронессе, призналась, что до смерти боится ее. Особенно взгляда ее ледяных светло-голубых глаз.

— До нутра пробирает. От такого глаза 

лепше

подалече

 быть, — прошептала она, борясь со слезами, и Лене только и оставалось, что сжать ее руку в знак поддержки. Хотя невольно мелькнуло в голове, что Янина сама выбрала свою судьбу, когда записалась в добровольные работники.

— Советую не обманывать, — предупредила Биргит перед тем, как начать заполнять бумаги. — Не понимаю, почему у Янины все в порядке с бумагами, а ваши нет.

— Наверное, потому что у тех, кто пригнал нас сюда, просто на это не было времени, — сорвалось с языка Лены прежде, чем она успела хорошенько подумать. Катя тут же толкнула ее в бок локтем, распознав на лице Биргит недовольство. Поэтому поспешила отвлечь внимание экономики на себя и начала говорить о себе. Рассказ был коротким. Родилась первым ребенком в многодетной семье. Отец — тракторист, мать — доярка. Проучилась восемь классов в школе, потом работала в колхозе, как родители. Была занята на сельхозработах, помогала семье, чем могла. О том, что было после начала войны, Катя предпочла не говорить.

Биргит тщательно записала в бумаги имена и другие данные Кати. Потом принялась расспрашивать Лену, глядя в глаза, чтобы уловить хотя бы малейший намек на ложь. Но и тут ее не ждало ничего того, что сама немка не подозревала. Хотя Лена и изменила некоторые сведения о себе. Ей не хотелось упоминать, что она не единственный ребенок в семье — рассказывать любопытной немке о близких было до сих пор больно. А еще Лена умолчала о том, что когда-то училась в балетном училище. Сказала, что в год начала войны закончила десять классов и планировала поступать в институт в Москве.

— Типичная городская девушка, — резюмировала Биргит. — Тебе действительно очень повезло, что я решила взять тебя. На заводе или в шахте ты бы точно долго не протянула.

Она помолчала некоторое время, а потом сказала жестко и твердо:

— В стенах этого дома я не потерплю ни воровства, ни блуда, ни лжи. Та ложь, что вы якобы сестры, будет первой и последней, которую вы мне сказали. Это ясно? И запомните — ваше будущее здесь зависит от того, как вы будете вести себя в Розенбурге. Потом вы поймете, что сам Господь улыбнулся вам, когда послал вас работать в замке прислугой.

Ужинали девушки все вместе в кухне вместе с остальными работниками. Именно за столом Лена впервые увидела остальных членов семьи Биргит — мужа Штефана, сутулого лысого мужчину, и сына Рудольфа, десятилетнего светловолосого мальчишку, который, не скрывая любопытства, уставился на русских, как на диковинку. Руди настолько увлекся разглядыванием, что не сразу услышал призыв матери, как старшей за столом, к молитве. Лена раньше только в кино видела подобное, но следовать их примеру в отличие от своих подруг не стала. Воспитанная комсомолкой, она твердо знала, что Бога нет, а притворяться ради угоды немцев, как это сделали Янина и Катя после недолгих колебаний, не стала. Особенно когда услышала слова, произнесенные Биргит в завершение молитвы.

— Господи, помоги сыновьям твоим, солдатам нашей доблестной армии, на поле брани и повергни врагов их.

И все же Биргит ничего не сказала, когда после молитвы подняла голову и заметила, что Лена не присоединилась к общей молитве перед едой. Только бросила на нее острый взгляд через стол. А потом Лена поймала на себе предупреждающий взгляд Войтека и вспомнила его слова в библиотеке.

За ужином говорили мало, в основном щебетала Урсула да так быстро, что Лена не всегда понимала ее речь. Сама Лена предпочла наблюдать за своими соседями по столу, тщательно скрывая свой интерес. Чем быстрее она разберется, кто перед ней, тем проще будет в дальнейшем. Только один раз не удержалась и подмигнула Руди, поймав на себе очередной любопытный взгляд широко распахнутых серых глаз мальчика. И улыбнулась в ответ на его улыбку.

И Биргит, и Айке уходили на ночь из замка. Айке жила в деревне неподалеку от Розенбурга, а Биргит с семьей занимала дом в глубине парка. Войтек ночевал в небольшой комнате над гаражом. В доме на ночь оставались только девушки и Урсула.

— Никаких глупостей! — наказала Биргит, уходя. — Штефан не только садовник усадьбы, он еще и сторож. Всю эту неделю он будет делать обход чаще обычного, имейте в виду. И помните — в комнатах баронессы и господина фон Кестлина есть звонки для вызова прислуги в ночное время. Сонетка используется только днем. Как только услышите сигнал, без промедления идите в их комнаты. Надеюсь, у вас у всех чуткий сон, и мне не придется выслушивать жалобы хозяев.

Комнаты работниц находились на самом верхнем этаже, под крышей — небольшие узкие спаленки со скошенным потолком на две кровати. Лена думала, что будет жить вместе с Катериной, но Биргит распорядилась, чтобы она заняла комнату на двоих с Урсулой. Кате же предстояло жить вместе с Яниной.

— Не переживай, — шепнула Лене заговорщицки Урсула, когда выдавала девушкам по ночной рубашке и куску эрзац-мыла. — Совсем скоро я вернусь к матери в деревню, и комната будет полностью в твоем распоряжении. Так что тебе повезло. Но если захочешь, то можешь попросить фрау Биргит позволить тебе жить с Катериной. Будь послушной, и она точно разрешит!

Ту же фразу, к удивлению Лены, повторила и Катерина, когда девушки готовились ко сну в общей ванной.

— Ты зазря робишь то, — произнесла Катя, уступая место у умывальника Лене. — Зазря дразнишь немку. Только себе робишь худо. Зачем начепила знак? Зачем спортила карточку кровью?