Английский язык с Дж. Р. Р. Толкиеном. Хоббит - Франк Илья Михайлович - Страница 3

Едва он приложился к кружке – четверо гномов тем временем, рассевшись вокруг стола, говорили о рудниках и о золоте, о схватках с гоблинами и о драконах, и о чем-то еще, совершенно непонятном простому хоббиту, о чем-то явно приключенистом, – колокольчик залился снова, да так звонко, будто его пытался оторвать какой-нибудь негодный хоббитенок.

– Похоже, сразу четверо, – заметил Фили. – Ну да, мы же видели их по дороге.

Бедный хоббит выбежал в прихожую и сел прямо на пол, обхватив голову руками. Да что же это такое? Неужели они все останутся на обед? Колокольчик затрезвонил снова, еще громче, и Бильбо пошел открывать. Гостей оказалось не четверо, а пятеро. Стоило лишь приоткрыть дверь, как все очутились внутри. Друг за другом они кланялись и произносили: «К вашим услугам». Новоприбывших гномов звали Дори, Нори, Ори, Оин и Глоин. Вскоре два малиновых плаща, серый, коричневый и белый уже висели на крючках, а хозяева плащей направились в залу. И в самом деле компания. Кто заказал эль, кто – портер, кто – кофе, и все в один голос потребовали пирогов. Некоторое время хоббит был очень занят.

К очагу поставили большой кувшин с кофе; пироги с тмином кончились, и гномы принялись за лепешки с маслом. И тут раздался громкий стук. Кто-то грубо колотил палкой – бум-бум-бум! – по чудесной зеленой двери.

Бильбо разозлился и вместе с тем окончательно запутался – такого бестолкового дня у него еще не бывало. Он побежал открывать. Когда дверь распахнулась, в прихожую, устроив кучу малу, ввалились четверо гномов. А на пороге, опираясь на свой неизменный посох, стоял довольный Гэндальф. На двери красовалась глубокая вмятина, однако знак, начертанный магом накануне, чудесным образом исчез.

– Осторожнее, господин Торбинс, – укорил чародей. – Да полно, ты ли это, Бильбо? Сперва держишь друзей на пороге, а потом без предупреждения отпираешь… Позволь представить тебе Бифура, Бофура, Бомбура и, конечно, Торина.

– К вашим услугам, – хором произнесли Бифур, Бофур и Бомбур, став рядком.

Гномы повесили на свободные крючки два желтых плаща, светло-зеленый и небесно-голубой с длинной серебряной кисточкой. Последний плащ принадлежал Торину, очень важному гному, который был не кем иным, как великим Торином Дубовым Щитом собственной персоной. Торин явно гневался – должно быть, из-за того, что вошел в дом столь неподобающим образом, да еще оказался в самом низу, под Бифуром, Бофуром и толстяком Бомбуром. Поначалу он хранил мрачное молчание, но когда господин Торбинс в сотый раз извинился, Торин сменил гнев на милость, пробормотал: «Забудем об этом», – и перестал хмуриться.

– Все в сборе, – сказал Гэндальф, бросив взгляд на плащи на крючках. – Веселая подобралась компания! Надеюсь, опоздавшие голодными не останутся? Что там у нас есть? Чай? Нет, благодарю. Мне, пожалуй, немного красного вина.

– И мне тоже, – поддержал Торин.

– А мне малиновый джем и яблочный пирог, – прибавил Бифур.

– А мне сладкий пирог с сыром, – заказал Бофур.

– А мне пирог со свининой и салат, – заявил Бомбур.

– А нам еще пирогов, эля и кофе! – закричали остальные гномы.

Бильбо поплелся в кладовку.

– Будь добр, прихвати еще пару яиц! – крикнул ему вслед Гэндальф. – И не забудь холодного цыпленка и солений всяких!

«Похоже, он знает содержимое моих кладовых не хуже меня самого!» – подумал окончательно сбитый с толку господин Торбинс. Неужели это и есть то приключение, о котором говорил чародей? Собирая и ставя на подносы бутыли и блюда, стаканы и тарелки, столовые приборы и еду, хоббит запарился, его лицо побагровело от беготни. Наконец он рассердился.

– Что за противный народ эти гномы! – громко сказал он. – Нет чтобы помочь!

И тут дверь в кладовку распахнулась. На пороге появились Балин с Двалином, Фили и Кили. Не успел хоббит ахнуть, как они вырвали у него из рук подносы и помчались обратно в залу, прихватив по дороге два маленьких столика из прихожей – так, на всякий случай.

Гэндальф уселся во главе стола в окружении тринадцати гномов, а Бильбо примостился на табуретке у очага. Он грыз печенье (как ни странно, весь его аппетит куда-то исчез) и притворялся, довольно безуспешно, что происходящее ему не в диковинку, что он давно к такому привык. Гномы ели и ели, говорили и говорили, а время шло. Наконец они отвалились от стола. Бильбо встал, чтобы собрать тарелки.

– Полагаю, вы отужинаете со мной? – осведомился он самым вежливым тоном, на какой только был способен.

– Конечно, – отозвался Торин. – О деле можно потолковать и вечером, а сейчас неплохо бы музыку послушать… Ну-ка, раз-два!

Сам он остался сидеть за столом и продолжал о чем-то беседовать с Гэндальфом, а остальные гномы дружно вскочили. Соорудив из грязной посуды высокие колонны, каждая из которых была увенчана бутылкой, они устремились с ними на кухню, а бедный хоббит бегал вокруг, испуганно попискивая: «Пожалуйста, осторожнее! Не беспокойтесь, я сам!»

Потешаясь над ним, гномы запели:

Конечно, ничего столь ужасного они не учинили; пока несчастный хоббит вертелся, как угорь, посреди кухни, пытаясь разглядеть, что же, собственно, происходит, вся посуда была вымыта и расставлена по полкам в целости и сохранности, и все это было сделано в мгновение ока. Потом все вернулись в залу и увидели, что Торин, положив ноги на каминную решетку, сидит с трубкой во рту. Он выпускал толстые кольца дыма, которые разбегались по комнате, какое куда – по желанию Торина: ползли вверх по камину, забирались за часы на полке, прятались под стол или просто кружили под потолком; но передвигались они слишком медленно, чтобы ускользнуть от Гэндальфа. Пых! – чародей пыхнул своей коротенькой глиняной трубочкой, выпустил колечко дыма, и оно прошмыгнуло сквозь все Ториновы кольца. Затем позеленело, вернулось к магу и затрепетало над его головой. А так как он был уже весь в кольцах дыма, то вид имел какой-то нездешний, даже колдовской. Бильбо стоял и смотрел как зачарованный – ему тоже нравилось пускать кольца; и вдруг он покраснел, вспомнив, что еще вчера гордился своими жалкими колечками.

– Теперь музыка, – заявил Торин. – Несите инструменты.

Гномы побежали в прихожую. Кили и Фили порылись в своих мешках и достали маленькие скрипки; Дори, Нори и Ори извлекли из-под плащей флейты; Бомбур прикатил барабан; Бифур и Бофур вернулись с кларнетами, которые, видимо, оставили там же, в прихожей, вместе с дорожными посохами. Двалин и Балин произнесли хором: «Извините, я мигом». А Торин, повернувшись к ним, попросил: «Тогда принесите и мне». Они принесли две виолы, каждая размерами с гнома, и Торинову арфу, завернутую в зеленую ткань. Это была чудесная золотая арфа; едва Торин тронул ее струны, зазвучала музыка, неожиданно столь прекрасная, что Бильбо забыл обо всем на свете и будто очутился в диковинных землях под неведомым светилом, далеко-далеко от Приречья и от своей драгоценной Торбы-на-Круче.

Снаружи уже наступили сумерки, а гномы все играли и играли, и на стене в такт музыке раскачивалась бородатая тень Гэндальфа.

Стало совсем темно, огонь в очаге погас, а гномы продолжали играть. И вдруг запели – один начал, вскоре к нему присоединились и остальные; так пели их предки в своих пещерах. Вот что пели гномы (если, конечно, стихи без музыки можно назвать песней):