Меч Тамерлана (СИ) - Злотников Роман Валерьевич - Страница 29

— Ты истинный наследник Ольгерда, Андрей! Я не поддержал тебя после его смерти, но ныне исправлю свою ошибку. Ты спросил, что делать, коли меня схватят на переговорах? Вести войско в бой и сокрушить врага! Вести — на правах великого князя литовского!

Присутствующему на военном совете Владимиру Андреевичу даже показалось, что выпрямившийся Кейстут как-то словно бы помолодел, на мгновение обрел себя — или хотя бы часть былой силы… Как видно, сильно тяготила князя давняя ошибка — а вот то, что он наконец-то решился ее исправить, что-то стронули в его душе, вернули к жизни.

— Я отправлюсь на переговоры лишь как скорбящий отец, просящий милости для своего сына… Андрей Ольгердович, старший сын моего брата и истинный его наследник! Я присягаю тебе, Великому князю Литовскому по праву старшинства! Присягаю князю, доказавшему в брани свою храбрость — а в мире мудрость и честность!

Кейстут попытался было встать на колени перед Андреем, но тот поспешно подхватил старика под руку:

— Не надо, дядя, не надо… Я принимаю твою присягу. Димитрий! Извести войско — и прикажи привести сюда наших сводных братьев! Покуда не принесут мне клятву верности, никуда их не отпущу!

Дмитрий Ольгердович, князь брянский, молча кивнул — но глаза его загорелись торжествующим огнем. Наконец-то свершилось то, чему должно было по справедливости свершиться еще пять лет назад!

…Следующие пару часов собравшееся под рукой великого князя Андрея Ольгердовича войско приносило ему присягу. За исключением без малого полутора тысяч русичей, пришедших на помощь союзникам по решению Дмитрия Иоанновича (включая и казаков), Андрею вновь присягнули полоцкие вои, остатки смоленской и брянской дружин, уцелевшие ратники Бутрима. Ну, и пять сотен литовцев, переметнувшихся от Скиргайло, как только изменился расклад сил — а также остатки «дикого» войска Витовта, хоронившегося по лесам… В сече с ляхами и ратью Корибута наибольшие потери понесли северяне, полочане и смоляне. Но все же четыре с половиной тысячи ратников литовского княжества встали под знамя новоиспеченного великого князя…

Однако же и Скиргайло, спешно отступивший от Полоцка еще до появления союзной рати (он снял осаду, как только получил известие о поражении Корибута и гибели Каригайло), успел соединиться с тевтонцами в Новых Троках. Правда, в Троках оставался всего полуторатысячный гарнизон, и Орден уже не успел отправить на помощь Скиргайло дополнительные подкрепления… Но все же тевтонцы — это опытные, умелые в сече рыцари и арбалетчики. И три с половиной тысячи крестоносцев, составляющих большую часть войска мятежника, есть крайне серьезная сила. Да еще две с половиной тысячи литовцев также пойдут за сыном Иулиании Тверской до конца — они уже сделали окончательный выбор…

Силы примерно равны — и Скиргайло, копируя тактику комтура Конрада фон Валлеронда, вывел вперед немецких арбалетчиков и кнехтов, укрепив их позиции в центре заостренными кольями-надолбами. Фланги же заняла тевтонская и литовская конница — причем хоругви соотечественников Скиргайло поставил первой линией, в то время как рыцари заняли вторую. Мятежник не оставил резервов — но убежденный в том, что оборонительное построение орденской пехоты в центре противник не пробьет, положился на мощь рыцарского тарана.

Под началом же Андрея собралось куда больше конницы, но совсем немного пехоты — тем более плохо обученной и вооруженной. Впрочем, пять сотен пешцев-литвин вооружили трофейными польскими копьями и свели в отдельную хоругвь, нацелив ее на левый фланг вражьей рати — в то время как против правого построили легких литовских всадников. Какой смысл бить в центре, коли вражеские позиции там отлично укреплены? Нет, имея численное превосходство в рыцарях и дружинниках, Андрей Полоцкий решил давить на крыльях — там, где возможно реализовать численное превосходство своей конницы… И все же предстоящая сеча грозится стать воистину кровавой!

Поэтому с просьбой дяди отпустить его на переговоры и произвести обмен пленников, великий князь все же согласился… Однако он принял к сведению и опасения Владимира Андреевича, весьма наслышанного о предательствах в богатой усобицами истории Руси. А потому Андрей отказался отпускать Кейстута на переговоры в лагерь Скиргайло, а договорился об обмене на поле грядущей сечи — с равным числом воинов сопровождения.

Сам же Владимир Андреевич решил до поры промолчать, что Елецкий князь Федор не раз говорил ему о подлости Скиргайло — и категорично предостерегал от переговоров в лагере мятежника. Мало ли кто из литовцев заинтересуется прозорливым князем?

Скиргайло Ольгердович, второй сын Иулиании Тверской.

Конь новоиспеченного трокского князя нетерпеливо перебирал копытами — ему передалась нервозность всадника, раздраженно ожидающего прибытия дяди. Кейстут явно затянул встречу… Наконец, Скиргайло увидел старого князя, следующего в сопровождении лишь небольшого отряда телохранителей — всего десяти всадников. Столько же рыцарей взял с собой и трокский князь… Вот только в повозке, где должен был находиться Витовт, на самом деле спрятались шесть арбалетчиков. Шесть болтов в упор — и вот уже против одиннадцати рыцарей, считая самого Скиргайло, останется лишь четверо литовцев! Разве смогут они тягаться с отборными тевтонскими поединщиками, неизменно берущими призы на турнирах?

А захватив в плен великого князя литовского и его сына, Скиргайло сумеет навязать свою волю младшим князьям, внесет раскол в их ряды. Даже если Андрей Полоцкий с братом и московскими союзниками решатся драться, они окажутся уже в меньшинстве!

Впрочем, когда Кейстут приблизился к рыцарям трокского князя (немощный старик не сумел даже облачиться в броню — а все цепляется за власть!), Скиргайло с недоумением отметил, что дядя привел лишь старшего брата. О чем тотчас возмущенно вопросил:

— Мы договаривались, что в обмен на сына ты приведешь обоих моих братьев!

— Ты договаривался с великим князем литовским, племянник… Но ныне великий князь переменил свое решение.

Кейстут ответил негромко — усталым, скрипучим старческим голосом. Скиргайло же аж вскипел от возмущения:

— Что ты несешь, старик? Или под занавес жизни ты утратил честь — а заодно и рассудок⁈

Дядя недовольно сжал губы, посмотрев прямо в глаза племяннику — вполне себе живым еще взглядом отнюдь не выжившего из ума старика:

— О чести ли мне говорит сын Ольгерда, некогда воевавший с тевтонцами? А теперь ни шага не смеющий ступить без сопровождения иноземцев⁈ Где литовские рыцари, Скиргайло? Неужто не нашлось среди них достойный воинов? Или тебя поддерживает лишь разбойный сброд, мечтающий только о грабежах⁈

В этот раз недовольно насупился уже трокский князь. Неправ Кейстут, еще как неправ! Ведь Скиргайло поддержали отнюдь не только бунтовщики, но и многие представители литовской знати, принявшей католичество. Самые умные и дальновидные, понимающие необходимость крещения — по католическому обряду, для единения с Европой!

Это, к слову, было одним из камней преткновения, доведших страну до усобицы — сам Кейстут оставался язычником и был поборником веры предков, в то время как сыновья Иулиании Тверской видели необходимость крещения. Но крещения по католическому образцу, желая при этом войти в европейский мир как бы на равных… Но есть ли какое равенство среди католиков — между англичанами и французами, к примеру, увлеченно убивающих друг друга при Креси? Или между шотландцами и англичанами, столь же увлеченно режущих единоверцев при Баннокберне?

Православная же партия держалась Андрея и Дмитрия Ольгердовичей, сыновей Марии Витебской — крещенных в младенчестве по православному обряду и выросших, воспитанных на русских землях Литвы…

Но даже католики-литвины могли счесть подготовленный Скиргайло захват Кейстута бесчестным и предательским. Надежнее было положиться на крестоносцев — а уж там сообщить войску, что пленил князя-язычника, пытавшегося силой отбить Витовта! Не отпустившего при этом ни Ягайло, ни Корибута… Хотя только последнего итак нет на переговорах.