Меч Тамерлана (СИ) - Злотников Роман Валерьевич - Страница 4

Однако же перевести дух мне никто не дал — заметив появление очередного противника, ко мне тотчас рванулся один из вражеских морпехов! На моих глазах тот вонзил короткий и широкий клинок в спину сражающегося с другим итальянцам дружинника… А после ринулся на меня, пока я не успел подняться на ноги!

Удар! Сильный и довольно точный выпад фашильона — короткого, широколезвийного клинка со скошенным обухом — я едва ли не вслепую принял на умбон калкана. Как же все-таки темно — несмотря на несколько факелов, что успели зажечь фрязи… И все же мне удалось парировать укол, заученно скрутив корпус слева направо — тем самым я ушел с линии атаки, провалив противника вперед. Но при этом лезвие фашильона, скрежетнув по умбону, вспороло обивочную кожу и верхние прутья щита…

— Muori!!!

Н-да — доброго здравия он мне точно не желает… Отдернув руку назад, противник тотчас вскинул клинок над головой, намереваясь обрушить на мою голову резкий, рубящий удар. Но прежде, чем фашильон рухнул бы вниз, я с силой рванулся вперед, буквально протаранив врага щитом! Толчок вышел довольно сильным — итальянец потерял равновесие и попятился, отступил на пару шагов… И прежде, чем он вновь бросился бы на меня, я успел рвануть из-за пояса верный чекан с граненым жалом-клевцом на обухе.

— Muori!!!

Противник вновь атаковал, в этот раз ударив по моему калкану баклером — небольшим «кулачным» щитом. Но баклер слишком мал, чтобы потеснить меня ударом щита в щит… Нет, это было лишь обманное движение — отвлекающее от резкого, косого удара фашильона, вновь рухнувшего сверху!

Но я угадал этот удар, почуял его прежде, чем итальянский клинок начал движение вниз — и сумел уклониться, пригнуть голову и сместиться вперед с подшагом влево… Разворот корпуса, разгоняющий ответный удар — и лезвие чекана врубается в открытую справа шею противника! Ведь последний провалился вперед во время атаки — и уже не успел защититься…

Очередной «морпех» ринулся на меня с абордажным топором — так же подняв его над головой, чтобы поскорее рубануть сверху. Широкое лезвие, массивный боек — легкий плетеный щит его не остановит… Интуитивно поняв это еще на сближении, я все же прикрылся калканом. Но одновременно с тем нырнул вниз — и на подшаге ударил по левой ноге фрязя! Рубануть не удалось — я провел атаку в движение, едва ли не боксерским нырком смещаясь вправо вперед. Так что удалось лишь полоснуть лезвием чекана повыше колена противника…

Но и этого оказалось достаточно, чтобы итальянец вскрикнул от боли и потерял равновесие, провалившись в собственный, рубящий удар! Грозно загудев, вражеский топор лишь рассек воздух за моей спиной — а вот я, пружинисто распрямившись, рубанул на развороте, угодив бойком точно в висок ворога… Последний без звука, тяжело рухнул на палубу — словно подкошенное дерево.

— Это вам и за брань с Мамаем, и за Кулики… И за Севастополь!!!

Как-то некстати вспомнилось, что в годы Великой Отечественной в Крыму и у Черноморского побережья Кавказа довольно успешно действовала 4-я флотилия MAS в составе сверхмалых итальянских подводных лодок и торпедных катеров. На счету флотилии имеются успешные поражения уже советских подлодок и кораблей — так что макаронники внесли свою лепту в падение Севастополя, все время осады снабжавшегося лишь морем…

Рукопашная схватка на палубе еще только набирает обороты. В хаосе ближнего боя, да при крайне слабом освещении стрелять невозможно — так что генуэзские арбалетчики в большинстве своем бросились в сечу, вдвое увеличив число защитников корабля. Но и с ушкуев, стиснувших галеру с обоих бортов, поднялись практически все повольники и казаки, принявшись яростно рубить фрязей! Мои речные пираты бойцы опытные, бывалые — а еще их просто больше. Так что бой мы однозначно забираем — вот только с какими потерями?

Неожиданно, в отблесках факела я увидел впереди себя арбалетчика — последний, вопреки здравому смыслу, не выпустил самострела из рук, и теперь целиться именно в мою сторону! Страх обжег сердце; пытаясь спасти себя, я мгновенно рухнул на колени, одновременно с тем инстинктивно метнув топор вперед… Без замаха, одной лишь кистью — отчаянным движением обреченного, но дерущегося за жизнь человека.

Над ухом свистнул болт, пощекотав кожу. А чекан, сделал в воздухе три оборота, с силой ударил в грудь генуэзца обухом, отбросив того назад… Но ведь к обуху прикован граненый штырь клевца! Арбалетчик рухнул на спину — рухнул с отчаянным, обреченным вскриком смертельно раненого… И я тотчас бросился к нему — забрать топор и при необходимости, добить врага.

Добивать не пришлось: противник распластался на палубе, пытаясь остановить кровь из раны и не оказывая сопротивления. А мое внимание привлекли отчаянные крики под ногами — особенно отчетливо они раздаются из черного зева, ведущего с палубы вниз. Я едва не шагнул в него — но именно вопли прикованных к веслам рабов предостерегли меня от опасности… А то бы полетел кубарем вниз, свернув шею на лестнице! Точнее на трапе, если пользоваться морской терминологией…

— Алексей, Миша — сюда! Помощь нужна!

Оторвавшиеся в пылу схватки телохранители поспешили на звук моего голоса; за ними увязалось с пяток дружинников.

— Братцы, внизу невольники! Может и наши, братья-славяне… Нужно не только освободить их, но и организованно вывести на палубу, чтобы те не стали жертвами ушкуйников — а заодно и не напали на наших!

Гриди согласно закивали, и я коротко скомандовал:

— Миша и Алексей со мной, держимся чуть позади. Остальные — как только мы вырубим внизу всех фрязей, вы замрете на подъеме лестницы, сцепив щиты… Все, вперед!

Дружинные первыми спустились вниз, готовые прикрыть нас от арбалетных болтов не только щитами, но и собственными телами… Но последнее не потребовалось — на нижней, рабской палубе мы увидели лишь пяток надсмотрщиков, отчаянно секущих хлыстами прикованных цепями невольников. Последние дико кричат от боли, но все же пытаются поймать кнуты растопыренными пальцами да притянуть ворогов к себе… Пока что у рабов, отчаянно рвущихся сразиться за свою свободу, ничего не выходит — но среди отчаянной брани на всех языках я расслышал и забористые ругательства на родной русской речи!

— Бей!!!

Дружинные ринулись вперед, на опешивших надсмотрщиков, освященных лишь тусклым светом пяти-шести факелов. Последние, хоть и достали фашильоны, а кто и простые тесаки, были истреблены в считанные секунды — после чего я возвысил голос:

— С вами говорит князь Елецкий Федор! Я веду в бой ушкуйников и казаков, фрязи — наши враги. Кто из невольников с Руси?

— Я, княже!

— Я!

— Исполать тебе, батюшка! Освободи!

— Всех освобожу! Остальные — кто? Знаете их язык, сможете объяснить то, о чем прошу?

— Да, да!

Русичей среди рабов не столь и много — быть может, пятая часть. Как выяснилось, большинство гребцов черкесы — но есть и собственно итальянские каторжники, попавшие на галеры за преступления или долги, и некоторое количество мусульман.

— Спросите их — пусть поднимут руки все, кто готов сражаться!

Черкесы как один вскинули руки, дико, яростно завыв. К ним присоединились и мусульмане — а вот итальянцы в большинстве своем остались молча сидеть на гребных скамьях, опустив глаза. Но не все…

— Значит так, освобождаем тех мужей, кто готов драться. Освобожденным от оков строиться промеж скамей, без моей команды наверх не подниматься! Дружинные — встать у подъема на палубу, никого наверх не пускать! Русичи… Русичи-невольники — становитесь позади всех. Сеча будет лютой…

Альтруизм — это очень хорошо. Я всегда за альтруизм, когда это разумно и возможно! В сейчас альтруизм — это сберечь как можно больше жизней моих ратников за счет рабов, мечтающих поквитаться с фрязями именно этой корабельной команды! Что же, мы даровали им свободу и шанс свершить возмездие за бесчисленные унижения, побои, истязания… За неволю — и столько короткую жизнь на гребной скамье.

Так что все справедливо…