Александр Грозный. Исчадия Ада (СИ) - Шелест Михаил Васильевич - Страница 3

— Не бойся! Не думаю, что это опасно для нас, — покрутил головой Санька. — Что тебе? Растёт и растёт сын. Я тоже быстро рос. В три года я уже отцу помогал корабли строить.

— Вот-вот… С тебя всё и началось. И меня испортил, и сына мне дал нечеловеческого. Как это «не бойся»? Он ведь не нормальный!

— Вот те раз! — хмыкнул царь. — Не «ненормальный», а необычный. Необычный человек, это разве плохо? Ты ведь тоже необычная. Я тоже необычный.

— Так из-за тебя я и стала необычной! А мне это надо⁈ Я не хочу знать, что думает обо мне мой отец или братья. Или другие люди. Наша челядь, например.

— Так ты не заглядывай им в душу, — усмехнулся муж.

— Не могу, — вздохнув, сказала Аза. — Любопытно.

— Вот… Значит — сама виновата. Любопытство не порок, но большое свинство… Привыкни к своему дару, используй его по назначению. А назначение твоё, знаешь какое?

— Какое? — нахмурилась Аза.

— Простое. Вырастить нашего сына и не мешать править мне. Я ведь правитель Руси, Аза. А твоё хмурое настроение может расстроить меня, а я могу расстроить других людей, незаслуженно их обидев. А они потом, могут незаслуженно обидеть тебя, меня и нашего сына. Даже не сразу, а через много-много лет. Некоторые обиды не забываются и не прощаются. Особенно царские обиды. Ты не обычная женщина. Ты — жена царя и мать будущего, дай Бог, наследника престола. Если ты этого ещё не поняла, понимай это скорее, Аза.

Александр был спокоен и благодушен, он мысленно поглаживал Азу по голове, и она чувствовала его прикосновения и тянулась к ним. В ней постепенно разгорался огонёк любви к мужу. Санька тоже почувствовал её и дал команду Марте забрать у него сына. В дверях появилась кикиморка, молча подошла и взяв малыша из отцовских рук, вышла.

— Иди ко мне, моя жена, — позвал Александр и протянул к ней руки.

Аза нырнула в его медвежьи объятия и всё вокруг для них закружилось-завертелось и «помчалось кувырком».

Через полчаса они снова стали единым целым организмом, называемым муж и жена.

— Ты научилась получать нужную тебе информацию по запросу к Марте?

— Не получается, пока, Сашуля. Марта сообщает, что плохо меня понимает, а мне стыдно, что я неправильно спрашиваю.

— Зря стесняешься. Ты же знаешь, кто такая Марта? Марта — это нежить. Марта раньше была сгустком тени, сейчас — это сгусток света, сформированный в нужный мне образ и выполняющий поставленные мной задачи. Это нежить, Аза. Как и многие другие, окружающие нас нечеловеческие сущности. Просто раньше они были тёмные и ими управлял кто-то другой, скорее всего Аид, а сейчас они светлые и управляю ими я. И это я ставлю им задачи. Так получилось, что я это умею делать, Аза. Может быть, и раньше кому-нибудь удавалось призывать нежить и давать ей задания, но, видимо, задания были совсем другие. Простейшие, я бы сказал, задания: сожрать кого-нибудь, защекотать до смерти, в болото увести-заманить, утопить в реке.

— Да, ты мне это уже рассказывал…

— Вот… Теперь и ты можешь это делать. Только тебе надо научится. А мне удалось их объединить, передавая им свой свет. Не всех ещё… Объединение продолжается. Нежить связывается с нежитью и передаёт по цепочке свет. Оказалось, что осветить легче, чем потушить свет. Получается такая, э-э-э, «электрическая сеть», связанных друг с другом цепочек. И теперь я могу… И ты тоже, Аза… Мы можем давать задание нежити, находящейся за многие-многие дневные переходы от нас. Любые задания, Аза. Пойти, например, и подслушать-подсмотреть, что делают и о чём говорят в Москве бояре. Или, например, ногаи за Урал-камнем. И не только подслушать-подсмотреть, но и сделать определённые выводы о том, вредные для нас разговоры они ведут, или нет. Не всё ещё получается так, как я хотел бы, но уже кое-что получается. Пока больше Марта с кикиморками фильтрует информационные потоки, но постепенно алгоритм фильтров используют всё больше и больше корреспондентов.

— Ты говоришь непонятные мне слова, но я, почему-то, как всегда, хорошо тебя понимаю, — удивилась Аза. — Слова берут образы из памяти предков.

— Мы же договорились называть её «ноосфера».

— Ну, хорошо. Я научилась заглядывать в память предков. В ноосферу. У меня получилось найти ответы о своем роде по линии матери. Теперь я знаю, как она попала в Персию.

— Отлично! Интересно! Расскажешь? — спросил Санька сонным голосом.

— Она была дочерью посланника из какой-то страны, находящейся к югу от Персии. Там были горы и реки с чистой водой. Как у нас на Кавказе.

— Индия, что ли? — спросил муж.

— Не знаю, — дёрнула плечом Аза. — Бабушка не получила образование, как я. Она и писать не умела. Но жила в богатом дворце.

— Интересно, — сказал, зевая и погружаясь в сон, Александр.

— А ещё я научилась видеть, сколько в наших хранилищах находится продуктов и сколько их тратится. Там у Марты такие решёточки, а в окошках цифры и я их понимаю. Очень удобно.

Александр резко проснулся.

— Какие циферки? — спросил он. — Там же арабскими цифрами таблицы заполнены. Ты, что, их понимаешь?

— Понимаю. Очень даже хорошо понимаю.

— Ну и сколько там сейчас, допустим, риса?

— Э-э-э, — Аза закатила вверх глаза. — Пять тысяч триста двадцать пять тонн.

— Погоди-погоди… А сколько это будет в кадках? Ты же в кадках привыкла считать.

— Я никак не привыкла считать, Алекс. Но так там есть и в кадках. У Марты всё есть. Двадцать три тысячи двести двадцать кадок. Но главное не это. Главное то, что казённый приказ знает, сколько освободилось места и сколько нужно завезти продуктов дополнительно.

— Ну! И что тебя удивило? — спросил царь, удивляясь, что его жена заинтересовалась складским учётом.

— А то, что я вдруг поняла, что это всё придумал ты сам. Сам перестроил своих кикимор, домовых и другую нежить так, чтобы они считали приход-расход продуктов. Ну, домовому, допустим, положено всё учитывать и вести хозяйство, но ведь не каждый домовой согласится. А тут и кикиморы… Только я не поняла. У тебя в каждом приказе сидит своя нежить-распорядитель, которая контролирует поставки продуктов?

— И не только продуктов, любимая. Старший дьяк, — обязательно нежить. Он получает необходимую информацию о потребностях прямо из сети, рассылает приказы о поставках и контролирует их исполнение. А вот поставщики — это не нежить, Аза, а настоящие твари, которые постоянно срывают планы поставок. Но скоро я и до них доберусь. В Усть-Луге уже заготовками и поставками леса заведует леший, у которого в работниках десяток оборотней у который в подчинении по десятку лесорубов. А по-другому, Аза, не получается. Не рвётся наш человек работать, если его не бить. Прямо беда.

— И здесь так. Твои оборотни-строители, только что не плётками и палками, а простыми пинками подгоняют работников. Так матерятся, так матерятся…

— Оборотни, что с них взять. Они совсем светлыми, почему-то, не становятся, а потому сквернословят без зазрения совести. Так, что… Как-то так…

Они помолчали. Санька снова задремал. За окнами сгустилась ночь. Началась осень и за окнами перестали петь соловьи, лягушки и другие ночные певуны. Где-то далеко и высоко курлыкали гуси, перелетающие из северных земель в южные, крякали перелётные утки. У Александра вдруг прошёл сон.

У него вдруг испортилось настроение. Он уже столько лет находится здесь, и даже управляет долгое время страной, но ничего толком, по сути, не добился. Если бы не его кикиморки и другая нежить, ни хрена бы у него не получилось, ибо… Ибо, ибо… Человеческий, мать его фактор. Люди не хотят, ни, мать его, работать, ни, мать его, умирать на войне. За просто так не хотят. За деньги может быть… Но не за деньги, а за ДЕНЬГИ. Чем больше Санька старался развивать сельское хозяйство, помогая крестьянам посевным материалом, или мелиорацией, с помощью той же нежити, земель, тем меньше народ напрягался. Как только у семьи образовывалось достаточное количество корма, семья переставала хотеть сделать его больше, чтобы продать горожанину.