Назад в СССР: демон бокса 2 (СИ) - Матвиенко Анатолий Евгеньевич - Страница 13

— Ким! Я снимаюсь. Он просто сядет на меня, переломает руки-ноги. Гуд бай, Америка — восемьдесят один.

Тренер не согласился.

— Читай, что о нём пишут. Служил на Дальнем Востоке. Увлёкся японским единоборством сумо. Это чисто борьба такая, без ударов и удушений, одни захваты и броски. Будет ждать от тебя боксёрской техники. Удиви его! Слышал, ты свою девушку пригласил? Удиви и её.

Выйдя на ковёр, я нашёл на трибуне сестричек и помахал им рукой в лёгкой перчатке. Лучше на них смотреть, поворачивать голову к Иваненко не хотелось совсем. Совершенно.

Он был громаден. До того, как надел шлем, показал залу свою физиономию — с чертами украинца, но круглую как у азиата. Ноги — колонны, руки — колоды, пузо как у беременного жирафа. Шея идёт прямой линией от ушей вниз, раздаваясь к ключицам вширь. Да, килограмм двадцать-тридцать жира, но и мускулов много, куда больше, чем у меня.

Мне оно надо, это счастье? Лишь присутствие девочек, усиливающее бурление гормонов девятнадцатилетнего, не позволило пожаловаться на острый приступ плоскостопия, свалив из зала.

Он бросился вперёд как танк, как лавина, нагнул голову и немедленно опустил клешни к моим ногам, намереваясь, наверно ухватить за щиколотки и молотить мной о ковёр как куклой. Я сиганул вверх изо всех сил, уходя из захвата, оттолкнулся руками от его башки, и, перепрыгнув, очутился сзади, не отказав себе в удовольствии выписать ему смачный пинок ниже поясницы.

Теперь понятно. Парень силён, резок. Но избыточная масса ограничивает подвижность, физику не обманешь.

Следующие пару минут он гонял меня по площадке как помойного кота, в последний миг я уворачивался, выскакивал у Иваненко за спиной и отвешивал леща либо пинок. Естественно, заработал пару замечаний за неспортивное поведение. Зал оживился, увидев забавное представление, уж тем более не ожидаемое в столь серьёзной тяжёлой весовой категории, а когда Руслан поймал очередной пендель, все уже просто ржали.

Мне тоже было весело, но не очень. В боевом самбо засчитываются только нокдауны и нокауты. Издевательствами над сумоистом я не заработал ни единого очка.

Момент истины наступил в конце первого раунда. Иваненко широко расставил руки, чуть пригнул голову и понёсся на меня с изяществом паровоза.

И что полагается делать боксёру, когда к нему несётся такое вот чучело, даже не пытающееся прикрыть подбородок? Выписать апперкот, конечно, и хоть нижняя часть лица прикрыта амортизатором шлема толщиной где-то в палец, напоминаю, что удар наносил олимпийский чемпион, плеснувший в кулак энергии из китайского дракончика между ушами.

Пли!

Дикая боль в фалангах и запястье. Руки-колоды охватили меня за плечи и тут же бессильно опали, из-под шлема на толстенную шею соперника хлынула кровь.

— Ты сдурел⁈ — шепнул Ким, пытаясь освободить меня от перчатки. — В полуфинале будешь боксировать одной левой?

Он заметил, наверно, что меня перекосило после удара не меньше Иваненко, тот просто рухнул с поломанной челюстью, а я схватился за изуродованную кисть.

Только и смог ответить тренеру:

— В запасе левая рука и ноги. А ещё голова как ударный инструмент.

— Нужен гипс?

— Сам справлюсь. Йодом помажу.

С объявления награждения сразу кинулся на трибуны. Мне не больно… Совсем не больно, рука вообще не беспокоит… Только кричит немым голосом, словно опущенная в кипяток.

— Поздравляю… Но ты — монстр, — услышал от Вики.

— Тебе признаюсь как на духу: ударил со страху. Видела того мамонта? Думал — растопчет.

— Зачем же ты его унижал?

— Надеялся, что одумается, поймёт, что соперник ему не по зубам. Но украинцы — они такие упёртые… Ничего, заживёт. Девочки, сейчас переоденусь, и поедем отмечать победы. Наших четверо вышло в полуфинал. Без пьянства и непотребства празднуем, к сожалению, у всех режим.

— Нас дома ждут… — Оля просительно уставилась на сестру, мол, возьми грех на себя. Та, подумав пару секунд, поставила условие: — Едем. Но через час должны выехать в Минск, папа дома сегодня.

Я взял Стаса и Григория, оба выиграли свои бои и подходили по возрасту, правда, только Стасик был выше метра восьмидесяти пяти, под стать крупной Ольге. Оба, понимая, что с Викой им ловить нечего, сразу начали подбивать клинья к младшей. Им было неудобно с переднего сиденья, я засел сзади с девочками и баюкал сломанную кисть. Срастить кости просто, крайне сложно разложить их по заводским чертежам. И чертовски больно, а надо улыбаться — едем отдыхать и развлекаться.

— Эй, кобелидзе! — крикнул я им, перекрывая шум мотора и колёс УАЗика. — Оле всего шестнадцать. Не хулиганить!

— Скоро семнадцать, — возразила та.

— Я потерплю, пока можно будет, — заверил Стас.

Дома я притиснул Вику к себе, очень не хотел отпускать. Здесь у неё уже есть зубная щётка, гребни для расчёсывания волос, ночнушка, халат, запасное бельё, прокладки, домашние шлёпки…

— Когда же ты останешься навсегда?

— Никогда! Ты же не сделал мне предложения, противный…

— Значит, получил предложение сделать предложение. Работаю над этим.

Мы уединились на полчаса в спальне, потом вышли к друзьям, немного взъерошенные. Оля уже хозяйничала около холодильника, благо было с чем разминуться.

Когда ехали в Минск, спросил, не достаёт ли их Гоша.

— Не знаю подробностей… В тот вечер, когда ты нам принёс подарки, он вернулся в ВИЗРУ пьяный вусмерть, дежурный посадил его в карцер и написал официальный рапорт отцу.

— И что отец?

— Лично беседовал с арестантом. Тот упал на колени: пью с отчаяния, что ваша дочь встречается с штатским.

— С кем ты встречаешься⁈ Ревную. Я всё же лейтенант. В следующем году старший.

— Гоша не знает, — хихикнула Оля. — Папа прибежал домой, пылая как доменная печь, устроил расспрос и разнос… Такой бдительный, как вся зенитно-ракетная служба СССР. А не заметил шубы на жене и курток на дочерях.

— Они же синтетические! — радостно добавила Вика.

Обе как раз были одеты в них.

— В общем, ухажёр сестры получил сколько-то запретов на увольнительные, хотя кого другого уже попёрли бы за пьянку. Мы с Викой пока слышим только его душераздирающие звонки по телефону, точнее — я, она старается не подходить, вроде как её никогда нет дома. Ночует у кавалера.

— Ты поаккуратнее с подколками. У курсанта доступ к огнестрельному. Пустит ещё себе пулю в лоб. Начнётся белочка от воздержания со спиртным, и — привет. Эх, девочки… Хотел бы я ухаживать за полностью свободной. Но у вас, у красивых, поклонников хоть отбавляй.

— Стас у меня телефончик записал, — похвасталась Оля. — Не олимпийский чемпион пока, но тоже вполне себе ничего. Закончит школу МВД, станет опером ОБХСС. Не пропадёт.

Я расцеловал обеих у дома, одну страстно, другую целомудренно, и отпустил. На следующий день предстояло драться без их поддержки. Ну что же…

Иван Авдеев из Москвы явно не желал нарваться на апперкот олимпийского чемпиона по боксу и кинулся, выбросив руки вперёд. Одновременно закрывал низ лица и пытался ухватить меня за куртку.

Перчатки с обрезанными пальцами, они очень удобны для захвата запястий. Используя инерцию его движения, рванул за руки на себя, упал на спину, упираясь ступнями в его твёрдый живот, и перебросил. Одну руку заломал на себя, выводя на болевой. Грудь ногами прижал к ковру.

Сильный, чёрт… Энергия Ци полилась из дракончика в мускулы рук, затрещали сухожилия. Рука соперника начала распрямляться, доходя до предела, когда в локте возникнет дикая боль, и он начнёт колотить по ковру, сдаваясь.

Ничего подобного! Боль пронзила как раз мою ногу, я заорал и выпустил Авдеева, прокусившего мне икру: хлестала кровь, зубы вошли до мяса.

Это, кстати, о джентльменском советском спорте. Всякое бывает и в СССР.

Судья поначалу не поверил, что московский недоносок прокусил мне ногу. Дисквалифицировал его и отдал мне победу, но от продолжения турнира я отказался, не желая объяснять, каким чудом зарастёт оторванный этим барбосом кусок ноги.