Пылающая сталь (СИ) - Добрый Владислав - Страница 20

В 1930-х в СССР начали вводить шестичасовой рабочий день. Но в 1940-м, перед лицом надвигающейся войны, это было отменено. Как ожидалось — временно.

Люди жившие в СССР перед войной — поколение уверенное в своем счастливом будущем, и в великом будущем их детей. Они жили в ярком, сочном, цветном мире, в котором были недостатки, но была и уверенность, что дальше будет лучше. У каждого призванного советского солдата было то, ради чего стоит жить. Они видели, что с каждым годом сама жизнь становилась все лучше и лучше. У них была жизнь. И будущее, в котором хотелось жить.

И шагая в черное пламя войны, они словно погружались в темноту, которая поглощала все то светлое, что было у них. Часто это был шаг навстречу смерти. И русские люди сражались так отчаянно именно потому, что у них было, что терять. Но ненависть и война — не были их жизнью, не отражали их мысли, надежды, желания. Поэтому советские солдаты это всегда люди, прошлое которое скрыто в темноте за их спинами. Все то, что составляло их жизнь, их суть — осталось там, за этой тьмой, в светлом и радостном «до войны». Они пребывали в безвременье, в нигде, отлученные от дела и профессии, от близких, от любимых — от всего, что только и было ими. Вправляя свою судьбу в судьбы миллионов, выковывая их в одну, единственную судьбу. Судьбу великого народа. Не отказываясь от себя, а жертвуя собой, вливая себя в единую силу, что сломит страшного Врага.

Каждый человек уникален. Каждый человек это целый мир. Некоторые люди красивы, другие умны, третьи остроумны — но это только блики на поверхности целого океана души. И, если человек позволит, то по этому океану можно путешествовать всю жизнь и все равно открывать все новое и новое. Ничего из этого не нужно на войне. Чтобы не делало тебя тем, кто ты есть, на могиле напишут только имя и звание.

Солдаты Великой Отечественной Войны не были безликими и забитыми статистами. Они были яркими, многогранными, сильными личностями. Но приходя на Священную Войну, они оставляли все, что у них было, за своей спиной, и старались не оглядываться. Потому что сожаление и страх мешали в их жестокой работе.

Только самые яркие, светлые чувства любви к родителям, детям и любимым тянулись тонкими светлыми нитями к солдатским сердцам, оставляя надежду что потом, в светлом «после войны», схватившись за эти нити привязанностей, можно будет вытянуть себя из черной тьмы обратно к свету. Обрести себя заново. И снова жить счастливо. Под мирным небом и с безоблачным будущим.

И миллионы советских людей отдали все, даже свою жизнь, за это будущее. Если не для себя, так для своих детей. Ведь они точно знали — будущее обязательно будет прекрасным, надо только выдержать Войну.

Именно это дало советским солдатам силы выстоять в самые трудные годы войны.

У каждого из этих миллионов людей была жизнь, которую хочется прожить. Но они оставили её, уйдя на войну. Поэтому так безлики их гранитные лица на памятниках. Поэтому так одинаковы долгие строки имен на братских могилах. Они шагали в огонь Священной Войны и он оплавлял их, превращая их из самых разных людей, в одинаковых солдат Родины, единых в своем желании победить.

Они сражались и умирали, завещая свои несбывшиеся мечты и счастье нам.

* * *

Там, в далеком 1943 году, перед лицом надвигающейся смерти, Иван Вернигоренко выпрямился во весь рост, укрепился на скользком склоне и не кланяясь пулям, занес над головой искореженный тяжелый кусок металла. И, под свист немецких пуль вокруг, ударил по стволу немецкого пулемета. И снова. И снова. И упал Иван только когда дуло поддалось, и согнулось. Он не видел как в башне откинулся люк, и оттуда высунулся командир немецкой самоходки с автоматом — убить наглого русского. Немца тут же упокоили метким выстрелом в голову — товарищи прикрывали Ивана как могли. Как только танковый пулемет захлебнулся и замолчал, гвардейцы контратаковали.

На огромных, необозримых и с самолета, полях сражений Второй Мировой, где даже залпы орудий измеряются в тоннах, а человеческая жизнь меньше чем самая малая боевая единица, сталкиваются огромные массы людей и боевых машин. И место для имен остается только на могилах. И невозможно представить, что горстка храбрецов может изменить течение такой титанической битвы.

Но именно так, горсткой людей с несгибаемой волей к победе, и менялся ход истории.

В 16:00, в штабе Манштейна приняли доклад 6-й танковой дивизии. Штатно и спокойно записали отчет, распечатали на машинке, доложили штабным офицерам. Возможно, даже сам Манштейн склонился над картой, и нашел населенный пункт, фигурирующий в докладе. Его пересекали шоссе и железная дорога Лозовая — Харьков. В центре этого села находился железнодорожный переезд, через него шла грунтовая дорога из Краснограда на Харьков. За южной окраиной села был еще один железнодорожный переезд. На него выходило шоссе Лозовая — Харьков. Достаточно большой, по меркам этой местности, узел дорог. Взять его было важным шагом к успеху всей операции.

Доклад 6-й танковой был неутешителен — неожиданно упорное сопротивление русских так и не удалось сломить в течении более чем трехчасового, напряженного боя. Не помогли ни артиллерийские резервы, не выделение под нужды наступающей дивизии целой эскадры пикирующих бомбардировщиков. Немецкая 6-я танковая дивизия понесла тяжелые потери. Хюнерсдорфф настаивал, что возможности для дальнейших атак исчерпаны и просил разрешения отойти для перегруппировки и подтягивания резервов.

Тогда в немецких штабах и прозвучало впервые это русское, непривычное, исковерканное немецким акцентом слово — Тарановка. Его заново вывели на картах — теперь уже толстыми линиями и латинскими буквами.

Длинная стрела проектируемого удара 6-й танковой, своим острием нацеленная на дороги под Харьковом, будто разламывалась пополам этим русским словом. Вокруг него начали появляться значки вскрытых подразделений Красной Армии по данным разведки — следовало уяснить себе силы, сумевшие выдержать удар целой танковой дивизии. И определиться с необходимыми средствами усиления и резервами для следующего, более успешного, удара.

Вдали от аккуратных немецких штабов, среди горящей техники, огромных воронок и десятков немецких трупов, усиленный взвод 8-й роты, 78 полка 25-й гвардейской дивизии продолжал удерживать свои позиции, готовясь к отражению новой атаки.

Живых их оставалось двое.

Глава 11

Они держались, держались изо всех своих сил

К вечеру, командир 78-го гвардейского полка Билютин, бросил в бой свой последний резерв. Людей из «второго эшелона», как написано в мемуарах. Это были коноводы, отправившие свои подводы с ранеными в тыл, повар, интендант, почтальон, связисты — все оставшиеся тылы полка. Их набралось примерно полтора десятка человек. Они пробирались к позициям взвода Широнина испытанной тропкой вдоль лощины, но немцы присмотрелись к местности, и выдвинули артиллерийских наблюдателей. И накрыли резерв Билютина залпами стопятимиллиметровых пушек. Били, не жалея снарядов.

Эти пятнадцать человек рассыпались и залегли. Но по ним била и била немецкая артиллерия — возможно немцы неверно определили их количество, и им казалось, что они накрыли крупные силы. А может, и такое количество советских солдат к 1943-му году были уже достаточно важной мишенью. Немцы даже попытались выдвинуть танки, добить советских солдат. Застигнутые первыми залпами врасплох, но быстро сориентировавшись и нырнувшие в свежие, еще дымящиеся воронки от снарядов, люди, знали — впереди их товарищи терпят злой смертный бой. И им нужна помощь. И последний резерв Билютина не дрогнул. Измученные, усталые люди пошли, поползли вперед. Выжидая паузы в разрывах, от воронки к воронке, медленно но верно, люди шли на выручку усиленному взводу. Своим боевым товарищам.

Дошли не все.

Среди завалов и трупов нашли землянку с ранеными. Нашли и перевязали потерявших сознание бойцов, так и оставшихся на боевых постах. Положили их к остальным раненым в землянке у развалин будки обходчика.