Холодные сумерки - Шарапов Валерий - Страница 11

«Вчера котов душили, душили, – вспомнилось Дмитрию. – Кота завести, что ли»

Эта мысль посещала его не впервые, но каждый раз он ее отметал как бредовую. Кот попросту сдох бы.

«Нет, лучше жену. Она и живучее и за котом потом приглядит».

Проклятая шлюха! Почему она поменяла привычки?!

Визг скрипок сводил с ума, и Скульптор сорвал иглу с пластинки, оставив ее крутиться впустую. Во внезапную тишину тут же ворвался приглушенный крик: сосед снизу снова учил жену. Что именно его не устраивало, Скульптор не знал, и обычно ему было все равно, но сейчас… хотелось спуститься и сказать, что людям хочется отдыхать, а не слушать вопли. Что пусть бьет, но только тихо. Или пусть лучше убьет.

Поймав себя на том, что идет к двери, Скульптор заставил себя остановиться. Спокойно. Он – Скульптор. Он – контроль. Он – высшая сила.

Высшая сила. Скульптор тонко улыбнулся. Это он взял у московских идиотов, но даже идиоты могут случайно попасть в точку. Разве скульптор не властен над камнем? Все остальное, разумеется, они делали неправильно, но были полезны… да. И порой попадали в точку. Забавно было бы улучшить их процедуру. Показать, как нужно.

Скульптор плеснул в рюмку холодной водки, выпил. Несколько секунд стоял, прикрыв глаза, слушал крики. Постепенно сведенные плечи расслабились, и он поставил чайник на плиту, включил газ.

Шлюхе повезло. Но были и другие. Владивосток – большой город. Да.

По крайней мере, милиция тратит время на этого Вахтанга, и это правильно. Так и должно быть. Его с этой… Зоей ничего не связывает. Его невозможно вычислить.

Он – Скульптор. Он – контроль. Он – высшая сила. Он найдет другую заготовку, и быстро. Скульптор не был уверен, отчего такая спешка, просто чувствовал это глубоко внутри. Девятый вал сотворения.

Налив чай, он добавил в кружку три ложки сахара и заставил себя сидеть спокойно, пить обжигающий напиток и не думать о шлюхе.

Всегда найдется другая.

В этот день солнце жарило с утра, поэтому маскарад ограничился джинсами, черной рубашкой и очками-авиаторами. Дмитрий лениво бродил по рынку, прицениваясь то к тому, то к другому. С удовольствием выпил стакан минералки, купил мороженое и съел его тут же, на ходу. На указанный Игорем прилавок он пока даже не взглянул.

Стряхнув с рук крошки от вафельного стаканчика, остановился у лотка с джинсой, взял посмотреть куртку. Не лейбл, но вроде и ничего.

– Берите, мужчина, берите, – зачастила продавщица, женщина лет сорока, одетая в желтый сарафан, с убранными под платок каштановыми волосами. – Всего сорок рублей. Ну, хотите, скину, тридцать пять будет, потому что вы сразу мне понравились.

Куртка стоила не дороже пятнашки, но торговаться в жару было лень.

– Двадцать пять.

Женщина вздохнула, но видно было – довольна.

– Ну, что же делать, хорошо. Грабите вы меня, а по виду такой приличный… сейчас, курточку в бумажечку заверну. Хорошая, долго прослужит.

– Бумажечка?

– Куртка. – Продавщица хихикнула, заправляя выпавшую из-под платка прядь. – А вы веселый.

– Увы… – Дмитрий взял пакет и вздохнул. – Вы не поверите, как сильно это порой портит жизнь.

Не дожидаясь ответа, он ввинтился в толпу: кто-то целым семейством выбирал обои, кажется, для всех комнат сразу. Теперь можно было и поработать. Покупки в руках всегда помогали найти общий язык с продавцами, словно флаг, говорящий о том, что этот вот человек уже потратил деньги и готов потратить еще – иначе что он тут делает?

Прилавок с фруктами держал толстый лысый армянин в удивительно чистом переднике поверх спортивных штанов и рубашки с коротким рукавом. Из выуженных из Игоря сведений Дмитрий знал, что армянина зовут Вардан и что в разговор нужно вставлять определенные слова. Что ж. Надо – вставим.

Дмитрий подошел, еще издали нарочито внимательно разглядывая товар: томящуюся на солнце сушеную айву, виноград, инжир… торговец встретил его широкой улыбкой, повел рукой, отгоняя мух.

– Чего желаишь, товарищ? Виноград – ай, пальцы оближешь, айва – как живой солнце, груши – сами в рот лэзут!

«Тамбовский волк тебе…»

А ведь у этого Вардана наверняка была семья, дети. Возможно, дочери. Наверняка же он считал себя хорошим человеком, мужем и отцом. И торговцем тоже: Дмитрий проверил по картотеке, и у этого армянина, в отличие от Вахтанга, с бумагами был полный порядок.

«Интересно, выдал бы он свою дочь за Вахтанга?»

Дмитрий помедлил, еще раз оглядел товар, пожал плечами.

– Говорят, отец, у тебя персики самые сочные на весь Влад?

– Пэрсик? Сочный, лючше не бывает! Тэбэ какой? Вот, сматри, пушистый как щэка девушк!

– Да мне бы посветлее. – Он вздохнул и словно невзначай бросил взгляд за плечо. – И побольше. Друзей угостить хочу, десять их у меня, да еще двое. А у тебя, вижу, персиков мало.

Ящика с персиками хватило бы, чтобы все отделение до вечера бегало в туалет, но Вардан, пожевав губу, кивнул.

– Мало, слюшай. Но много – это дорого, очень дорого…

– А ты мои деньги не считай, – спокойно ответил Дмитрий, хлопая себя по карману, который вздувался смотанными в цилиндрик чистыми листами бумаги. – Но, если мало, значит, зря пришел. К другим пойду.

Он повернулся было, но армянин потянулся через прилавок, поймал за руку.

– Нэ торопись, товарищ. Сейчас – мало, так будет больше! Когда надо?

– Когда будет?

Вардан задумался, шевеля толстыми пальцами. Наконец, досчитав, медленно кивнул.

– Завтра прыходи. Мой друг пэрсики прывизет, доволен будешь.

– Светлые?

– Самый свэтлый, как снэжная королева! Слово даю! Только до открытия приходи, слышишь, да? А то все разбэрут, ничего не останется.

– Свежие? Лежалые-то только свиньям на корм.

Армянин помрачнел, глянул в небо, словно искал там ответ, потом покачал головой.

– Нет, слюшай, вчерашние будут. Нэ хочешь?

Дмитрий помедлил, будто раздумывая, потом махнул рукой.

– Все равно беру. Но может тогда дешевле отдашь? Скинь по десяточке со штучки?

Это Вардану понравилось еще меньше.

– А говорил, деньги нэ считаешь. Нэ нравится – нэ…

«Жадина».

– Ну вот, а говорят, на рынке любят торговаться… Ладно-ладно! Шучу. – Дмитрий успокаивающе вскинул руки. – Не гоношись. Договорились. Завтра так завтра. Бывай. А, впрочем, дай вон ту грушу. Коли уж сама в рот лезет.

«А завтра и тебя съедим, дорогой, вместе с Вахой, – размышлял Дмитрий, жуя сочную грушу, которая и впрямь таяла во рту. – Конечно, с грузом может приехать и курьер, но вряд ли. Судя по качеству фотографий, скупой ты, Вахтанг, и рисковать и платить за такую копеечную работу не станешь. А еще, главное, ты так и не нашел себе нового фотографа. Нет таких? Не верю, на такое качество Зои не требуется. И найти человека с камерой несложно. Значит, или ты решил сворачивать бизнес, или рассчитываешь, что Зоя вернется. Следовательно, думаешь, что она жива…»

Обрывая мысль, толпа у обойного ряда взбурлила, раздались крики.

– Вор! Украли!

– Господи, что ж делается…

– Люди, ловите, он туда убежал!

– Где?!

Из толпы выкрутился прыщавый парень в надетой набекрень кепке, сжимавший в руке красную сумочку с перерезанным ремнем. Зыркнул вправо, влево, метнулся во фруктовые ряды, мимо Дмитрия. Поймать его было – плевое дело. Дмитрий уже почти протянул руку, чтобы цапнуть воротник поддельного адидаса – и замер. Он стоял посреди прохода, и торговец персиками наверняка все видел. Вряд ли порнуху завтра продадут излишне сознательному гражданину, умеющему крутить преступников.

«Скотство».

Парень, даже не глянув в его сторону, пронесся мимо и свернул в глубину рядов. У входа взвилась трель милицейского свистка, но Дмитрий знал: пока постовые добегут, вора уже и след простынет. Описание в отдел малолеток он, конечно, даст и при нужде парня опознает, но когда это еще будет – и будет ли?