Иногда Карлсоны возвращаются - Незнанский Фридрих Евсеевич - Страница 14

• Предыдущая
• 14/56
• Следующая

...И не только голос. Разве Ирина не красавица? Антон не понимает, почему слово «красота» у современных мужчин связывается с обликом ходячих резиновых кукол Барби, таких как Ольга Легейдо, или сопливых десятиклассниц, главные достоинства которых – гладкая, без единой морщинки, кожа и наивные, широко распахнутые, но и пустые глаза. Антона сильнее привлекает такая внешность, как у Ирины. В ней чувствуется ум и обаяние. Конечно, эти достоинства – для ценителя. Большинство нетребовательных мужчин клюют на кукол...

Антон высоко ставил Турецкого, – отчасти еще и за счет его жены. Думал: каким же необыкновенным человеком надо быть, чтобы столько лет удерживать при себе и не разочаровывать такую женщину! Но последние события показали, что Антон обманывал сам себя: не такой уж Сашка Турецкий необыкновенный. Профессионал он, спора нет, отличный, а в остальном... Заурядный мужик в припадке второй молодости, который пренебрегает своей женой ради очередной куклы – Ольги. Если это не так, почему Турецкий соврал жене, что встречался с экологом? Если скрывает, значит, есть что скрывать!

Антону жутко неловко от того, что он ляпнул тогда, наедине с Ириной: мол, Саша с экологом сегодня уже встречался и договорился, что какое-то время его трогать не будет... А вспоминая о вырвавшемся признании, что ему трудно без Ирины, Антон готов колотить себя кулаками по своей глупой башке: это же надо было себе так подгадить! Раньше он мог, по крайней мере, любоваться заглядывающей в его холостяцкую квартиру Ириной, пить с ней чай на грязноватой кухне, наблюдать, как она возится с Васькой... А теперь, пожалуй, она совсем перестанет к нему ходить, и он лишится даже этих невинных радостей.

Все так выходит, будто он нарочно пытается разрушить семью Турецких в своих интересах... А ведь это не так! Он не строит иллюзий: Ирина его не любит. А если так, ему от нее ничего не надо. Ему надо, чтобы она была счастлива. А если Сашка делает ее несчастной, Антон на него злится. Вот злится, и все. И ему плевать, ревность это, работа подсознания или еще что-нибудь.

Этот бесконечно долгий, изнурительный день напоминал Галине Ворониной бег с препятствиями.

Нет, утро не сулило никаких неожиданностей: как всегда, Галина встала в половине седьмого, чтобы к восьми быть на работе, в физиотерапевтическом отделении крупной больницы. Ставя на плиту чайник, она прислушивалась: как там Варька, не проснулась ли? Никаких звуков из комнаты дочери не доносилось, и Галина постаралась передвигаться тише: пусть бедный ребенок подольше поспит. На носу вступительные экзамены, а кроме того, Варю подкосила история с отцом... Нет, ну это же надо, каков подлец! У девочки такой сложный возраст, а он не смог выбрать другого момента, чтобы проявить свой природный кобелизм... Галина училась обозначать нейтральным местоимением «он» того, кого в недавнем прошлом назвала бы Сергеем, Сережей. Распространенное имя, очень распространенное, и Галина вздрагивала, когда слышала его на улице, в транспорте или на работе. В первые дни от таких совпадений тянуло в слезы, но теперь Галина овладела собой. Хватит рыдать, хватит впадать в отчаяние. Мало ли на свете женщин, у которых были мужья, а теперь нет? Не она первая, не она последняя.

А может, он все-таки вернется? Нагуляется и вернется? Под крылышко к жене, к ее полезным домашним супам, к ее обвисшему и одрябшему, зато всегда покорному телу... Нет, это вряд ли. В течение последнего года Галина чувствовала, как нарастает между ними охлаждение. Не помогала ни импортная косметика, ни эротическое белье, которое она впервые в жизни надела, пытаясь вернуть мужу утраченный пыл.

«Что с тобой?» – спрашивала мужа Галина, устав от всех этих недомолвок и тщетных усилий. Как милосердного удара, добивающего смертельно раненное животное, она ждала, что Сережа скажет: «Галя, прости, мы прожили с тобой не худшие двадцать лет, но жизнь не стоит на месте, и я полюбил другую...» Скажи он так, Галина приняла бы предназначенную ей участь. Однако он уклонялся от жесткого, но откровенного разговора.

«Да так, Галь, пустяки... Что-то нехорошо себя чувствую. В животе тянет что-то... И вроде бы горло опухло, увеличенные, эти, как их, лимфоузлы... Так просто, не по себе. Наверное, грипп затянувшийся».

«Так поди в поликлинику, обследуйся», – холодно, почти с ненавистью, бросала Галина. Тоже мне, нашел оправдание! Галина хоть и не врач, а все-таки медицинская сестра, насмотрелась на работе на настоящих больных. Чтобы у такого бугая здоровенного, постоянно проходящего осмотры и диспансеризации летчика было что-то не так со здоровьем? Расскажите это кому угодно, только не ей. Конечно, вся причина в чужой бабе...

Вранье – вот что ее убивает! Подлое, мелочное, гнусное вранье! Особенно больно становится, когда вранье раскрывается и на поверхность всплывает неприглядная правда. Он больше не хочет ее как женщину, надо честно себе признаться. Ну, если Галина ему надоела, то и ей надоела такая жизнь! Без ласки, без любви... Пусть только попробует вернуться! Даже если на коленях приползет, разочаровавшись в своей белобрысой прошмандовке, Галина его назад не примет. «Раньше надо было думать! – гордо ответит она. – А теперь ты все равно что умер. И для меня, и для дочери».

На работе, выполняя процедуры, которые врачи прописали на сегодня больным, Галина продолжала крутиться в замкнутом круге своих мыслей. Все равно что умер... Интересно, а было бы ей легче, если бы муж не бросил ее, а действительно умер? И если бы все произошло постепенно, исподволь подготавливая ее к печальному исходу. Сначала плохое самочувствие, потом – анализы, исследования, страшный диагноз, долгие периоды обострения и ремиссии, она носит ему передачки в больницу, Варька вопреки всем медицинским предсказаниям верит, что папа обязательно выздоровеет. Но Сергею с каждым днем хуже и хуже, у него невыносимые боли, окружающие втайне желают ему смерти, хотя бы из сострадания... И – финал: траурная музыка, пышные непахнущие, точно из воска, цветы, родное и неузнаваемое лицо на белой твердой подушке. И сама Галина платочком промокает слезы в уголках глаз. Она – вдова. Пусть вдова, зато – не брошенная женщина. Вдове сочувствуют, на брошенную жену смотрят со смесью жалости и пренебрежения: от хороших жен мужья не уходят! Лучше быть вдовой... Или – не лучше? Ведь сейчас у нее, по крайней мере, сохраняется надежда, что когда-нибудь Сережа придет домой. Но зачем ей эта надежда, если она все равно собирается прогнать его?

Картины, нарисованные воображением, обладали такой мрачной притягательностью, что Галину не сразу вывел из задумчивости скрипучий голос:

– Что это такое? Да стойте же! Вы же сказали, у меня сегодня ультразвук, а сейчас меня ведете в кабинку электрофореза!

– Извините, – спохватилась Галина, – точно, конечно, ультразвук...

– Совсем уже охамели от безделья! – продолжала возмущаться пациентка, старуха в чересчур, не по возрасту, экстравагантном красном костюме и черном, делающем ее похожей на китаянку, парике. – Неужели трудно как следует посмотреть назначения!

Галина могла ответить, что она тут не бездельничает, а вкалывает за гроши. И что от электрофореза никто не умер, так же, как от недополучения одного сеанса ультразвука... Но слезы, которые накопились внутри от семейных неурядиц и исполнения роли вдовы, как раз выбрали миг, чтобы потечь по щекам.

– Красавица моя, что с вами? – Старуха, похожая на китаянку, оказалась отходчивой – ее даже слегка испугала такая внезапная и бурная реакция на ее слова. – У вас какое-то горе?

– У меня пропал муж, – всхлипнула Галина, подготавливая аппарат ультразвука к работе. Именно так: пропал, а не сбежал. Выразиться по-другому у нее сейчас просто не было сил.

Старуха, присев на кушетку, проворно сматывала эластичный бинт со своей безобразной, распухшей, в лиловых пятнах, ноги.

– Соболезную, красавица моя. Да, я понимаю, с ним может случиться все, что угодно... Боже, в какое время мы живем! Но не принимайте так близко к сердцу: все еще может обернуться не так, как вы думаете.

• Предыдущая
• 14/56
• Следующая