Римлянин. Книга третья (СИ) - Ибрагим Нариман Ерболулы "RedDetonator" - Страница 56

«Плаха — вот что ждёт меня», — обречённо подумал Генрих Майнхоф. — «Не знаю, за что, но точно ждёт».

Тем временем в актовом зале происходило исполнение народного германского танца. Дети в архаичных национальных одеяниях исполняли групповой танец ландлер. Мальчики были одеты в короткие красные штанишки с подтяжками, белые рубашки и чёрные шляпы с перьями. Девочки были одеты в красные платья, белые сорочки и чёрные чепчики. На ногах у мальчиков были ботинки с длинными гетрами. Девочки же носили короткие туфли с более высокими гетрами. Танец был задорным, весёлым, графиня довольно улыбалась, а вот директор Майнхоф сильно переживал.

Танец закончился, дети из VIII «D» класса выстроились в один ряд и синхронно поклонились. Графиня зааплодировала. Её тут же поддержали все остальные.

Ведущие мероприятия вышли из-за кулис. Это были двое старшеклассников, победивших в конкурсе за право выступить перед графиней Александриненсбургской. Генрих Майнхоф внимательно читал уложение об организации учебных заведений, поэтому особое внимание уделил конкурентной основе. Да, в конечном счёте все ученики получат надлежащее образование, но только лучшие получат лучшее. Это позволило именно его выпускникам в прошлом году завоевать всю квоту стипендий в Кильском университете. Из-за этого в Комитете образования пришлось выделять дополнительные квоты, чтобы остальные гимназиумы имели возможность отправить свои дарования. Были разбирательства, приёмную комиссию перетряхивали три или четыре раза, изыскивая подлог, но всё было честно. Потому что директор Майнхоф привык добиваться высоких результатов, это подтвердят все его ученики.

Прогноз Комитета образования не сбылся, раз квот не хватило на всех, так как выпускники гимназиума № 2 заработали максимальные баллы, все как один. Кто-то мог обидеться на это, люди бывают злопамятными…

«Может, из-за этого?» — пришла к Генриху пугающая мысль. — «Но этого ведь уже не устранить! Господи спаси…»

— А теперь выступает Маттиас Клаудиус, (3) со стихотворением «Да будь я…» — объявила ведущая.

На сцену вышел мальчик лет восьми, одетый в мундир по образу императорского. Майнхоф из личных средств оплатил работу портного, чтобы мундир был точно таким же, какой изображён на большой картине в главном холле гимназиума. Там император, которому примерно восемь лет, гордо взирает с холма на выстроенные покогортно легионы.

Маттиас Клаудиус — юное дарование, научившееся складывать стихи ещё до поступления в младшие классы гимназиума. В следующем году он переходит только во II «А» класс, но уже может похвастаться десятью достойного качества стихотворениями.

— Кхм-кхм! — откашлялся мальчуган. — Стихотворение «Да будь я…»

Приняв позу, имитирующую позу императора на картине, мальчик задекламировал:

Да будь я

и мавром преклонных годов,

и то,

без аффликт (1) и пригитор, (2)

латынь я бы выучил

только за то,

что ей

говорил император!

Повисла ошеломлённая пауза. Генрих Майнхоф внимательно следил за реакцией графини. Так приоткрыла рот и поражённо смотрела на мальчика, не понимающего, что он сделал не так.

«Я тоже, как Маттиас, не понимаю, что сделал не так», — подумал с грустью директор Майнхоф, а затем ожесточился. — «Но стихотворение-то хорошее! И гимназиум у меня хороший! А знаешь, что⁈ Будь что будет!»

Тут графиня встала и начала аплодировать. Весь зал поднялся вслед за ней, потому что не положено простолюдинам сидеть, когда аристократ стоит.

Графиня Александриненсбургская поощрительно улыбнулась в пояс поклонившемуся ей Маттиасу.

Когда аплодисменты стихли, вновь появились ведущие.

Директор Генрих Майнхоф больше не слушал программу торжественного мероприятия, а просто покинул актовый зал.

Вернувшись в свой кабинет, он начал писать заявление об уходе. Дата сегодняшняя, по собственному желанию, выходное пособие передать в сиротский приют города Хузум. Старший сын справится с устройством жизни младших, а жены у Генриха давно уже нет.

Открыв сейф, Генрих достал дульнозарядный пистолет и патроны. В правом углу он увидел подаренную ему выпускниками 1746 года бутылку карибского рома. На рабочем месте пить нельзя. В выходные — сколько угодно, а на рабочем месте — нельзя.

«А чего я теряю? Репутацию?» — подумал Генрих. — «Ха!»

Звякнул стакан, забулькала янтарная жидкость.

— Эх, хорош! — занюхал рукав директор.

Последовательно уговорив половину бутылки, он глупо улыбнулся и начал заряжать пистолет.

Раздался стук в дверь.

— Господин директор, вас вызывает Её Сиятельство, — сообщила из-за двери Мария Баум, секретарь.

«Пусть катится к дьяволу, живым не дамся!» — заторопился с заряжанием директор.

— Он здесь? — донеслось из-за двери.

— Да, Ваше Сиятельство, — испуганно ответила секретарь. — Дверь не заперта…

Генрих забыл запереть дверь. Он придерживался правила, что его дверь всегда открыта, поэтому каждый ученик может прийти к нему и побеседовать о своих насущных проблемах. Политика открытости дала свои дивиденды: он помог сотням учеников решить их проблемы, иногда объективно серьёзные. Но Генрих никогда не делил ученические проблемы на серьёзные и несерьёзные. Он придерживался своего убеждения: педагогика является в первую очередь наукой о человеке, а не о ребёнке. Ребёнок — это тоже человек, проблемы его такие же и несут эквивалентные последствия, если их не решать. И объективно оценить масштаб и трагичность проблемы ребёнок не может, поэтому к каждой проблеме ребёнка нужно относиться со всей внимательностью. Даже если это окажется ерундой, то, как минимум тебе удастся узнать ребёнка получше.

И вот первый негативный дивиденд этой его практики: он забыл закрыть дверь.

В кабинет вошла графиня Александриненсбургская и увидела его, заряжающего пистолет.

В следующую секунду в помещение ворвался бронированный гренадер, молнией промчался до стола и выхватил пистолет из рук Генриха.

— Как это понимать? — нейтральным тоном спросила графиня.

— Это будет сложно объяснить, — встал из-за стола Генрих.

Его движения вызвали реакцию гренадера, вскинувшего револьвер и прицелившегося прямо в лицо Майнхофа. Пришлось медленно поднять руки.

— А вы попробуйте, — произнесла графиня.

— Я готов понести любую ответственность, но так и не понял, за что меня собираются наказать, — сообщил ей директор Майнхоф.

— С чего вы вообще решили, что я приехала кого-то карать? — улыбнулась графиня.

— Но ведь не можете вы приехать просто так… — растерялся директор.

— А я и не приехала просто так, — ответила на это графиня. — Ваш гимназиум показал впечатляющие результаты, поэтому я решила лично посмотреть, как у вас тут всё устроено. Сегодня к вам прибудет официальное письмо из Комитета образования, которое сообщит, что сейчас в Киле собирается специальная комиссия. Целью комиссии будет изучение вашей весьма прогрессивной методики подготовки учащихся. Ведь «сломать» тщательно выверенные прогнозы Комитета образования — это многого стоит. Зря вы переволновались.

— Но тогда… — директор посмотрел на недопитую бутылку.

— Мы проигнорируем этот неприятный факт, — улыбнулась графиня. — Сегодня у вас выходной, а завтра приходите в гимназиум в 08:00, в парадном мундире, потому что ваша результативная работа заслуживает высшей оценки. А это что такое?

Графиня посмотрела на лист бумаги с заявлением. Гренадер быстро передал его ей.

— … в сиротский приют города Хузум… — прочитала графиня Зозим Александриненсбургская. — Вы хороший человек, директор Майнхоф. Но награду вы заслужили как превосходный специалист, сумевший собрать эффективную команду педагогов и организовать работу так, что в Следственном комитете на вас есть целых двадцать семь кляуз от недоброжелателей. Все кляузы отработаны и ни одна из них не имеет под собой почвы. Вы бы только знали, как трудно найти человека с подобными способностями и складом характера… Не буду держать интригу, а то не дай Бог, выкинете что-нибудь от волнения. Завтра я награжу вас орден Святой Анны II-й степени. Вы заслужили это, как никто другой.