Железная леди (СИ) - Ласточкин Дмитрий - Страница 17

— Спасибо. Надеюсь, она мне не понадобится.

— Ха-ха, я тоже! — ректор довольно откинулся на спинку кресла.

Он, кстати, был совсем не таким, как я себе представлял. Не каким-то замшелым стариком, что давно забыл, что такое радости жизни, а вполне себе молодым мужчиной лет тридцати пяти на вид. Чёрные волосы, карие глаза, правильные черты лица, вроде ничего такая фигура в хорошо сидящем на ней дорогом костюме.

— Что ж, Катерина, надеюсь, ты поняла, как надо поступать в сомнительных ситуациях? Да? Молодец! А теперь ступай, учись, надеюсь, ты станешь гордостью нашей академии!

— До свидания, Евгений Евгеньевич! — я вышел из кабинета и облегчённо выдохнул.

Наверное, ректор хотел произвести на меня хорошее впечатление, в чём ему помогла бы внешность, но очень уж тяжелая аура вокруг него была. Он был явно недоволен, старался сдерживаться, но магия просачивалась наружу и чуть не душила. Бррр, надеюсь, больше его не увижу.

Хуже был только разговор с мамой и сестрой, которые прочитали про мою проблему и вознамерились меня забрать из Академии. Три часа уговаривал их успокоиться, уверяя, что всё хорошо закончилось, телефон чуть не раскалился!

Следующие недель пять я следовал совету ректора, занимаясь медитациями по развитию Резерва всё свободное время. В конце концов, развлечения развлечениями, а Резерв всю жизнь помогать будет. Тем более однокурсники и второкурсники стали меня слегка сторониться. Нет, пару недель они отвешивали тупые шутки, особенно Благородные, типа «Малинина, а ты до сих пор любительница или уже в профессиональные модели перешла? Я не против тебе в этом помочь!», но потом тема угасла. Но вот на субботние вечеринки меня не приглашали. А я ведь знал, что все туда ходили, они не стеснялись об этом разговаривать потом! Ну, я слегка обиделся и ушел с головой в учёбу.

Разве что с Викой ситуация изменилась. Некоторое время она на меня дулась, но, когда узнала, что Георгия арестовали и он теперь под следствием, пришла вечером ко мне в комнату общаги.

— Катя, ну прости, прости! — канючила она, добавив к словам слёзы. — Я была такой дурой, когда влюбилась в него! Я же не знала, какой Гоша урод! А ещё он на тебя наговаривал, я не верила, но когда от твоего имени голые фотки в чате появились — ну что мне ещё было подумать? А теперь… мне так стыдно… Ну что мне сделать, чтоб ты поверила⁈

— Ничего. Я верю. — вздохнув, я обнял её.

Мне было приятно почувствовать чьё-то тепло рядом. Пусть даже я знал цену этому теплу, но сычить два года в Академии в одиночестве мне совсем не хотелось. Лучше быть хоть с такой подругой, чем совсем без подруг.

За следующие пять недель меня ещё дважды вызывали к следователю, чтоб допросить. Ну, или побеседовать, как сам следователь это называл. Хозяева академии, род Вязовых, настоял каким-то образом, чтоб и расследование, и последующий суд были закрытыми. Мол, это дело касается личных данных учеников, нельзя ничего о них разглашать, поэтому пусть все подписку о неразглашении задут.

Следователь же мне симпатизировал, поэтому кое чем поделился. Они нашли того, кто снимал меня в душе, но рассказать о личности мне не могли — этот человек проходил по делу как свидетель, а не как обвиняемый. Но зато выяснилось, почему Головин так защищал Георгия — оказалось, что он двоюродный брат матери Георгия. Головин ещё до рождения уродца уехал из небольшого провинциального городка в Красноярск, а как у племяша проклюнулся магический дар, то забрал его к себе, не афишируя, впрочем, их связь.

Но дела бы вообще не было, если бы не самомнение Георгия! Попав из провинции в боярскую столицу, он решил «покорять Эверест» в виде местных девушек. И даже вёл об этом дневник, аккуратно внося туда все свои победы с полным описанием характеристик девушек. И даже вклеивал туда их фотографии, которые сделал в момент интима. Там их набралось чуть двадцать, со слов следователя, и пятеро из них попали примерно в ту же ситуацию, что и я, только не стали поднимать волну, испугавшись за будущее. Хранил он дневник умно, не в общаге, а в снятой в городе квартире. Но при обыске нашли ключи, нашли квартиру, а там и дневник. Естественно, после такой находки и Георгия, и его дядю, который пару раз покрывал племяша, когда девушки всё же пытались достучаться до руководства Академии, арестовали и всё же завели дело.

Суд состоялся в середине августа, шестнадцатого числа. Я туда сходил, просто ради того, чтоб точно знать, что получит этот урод. Георгий выглядел неважно. Лоск сошел, глаза испуганно бегали и лихорадочно блестели, а речь стала заикающейся. К моему удивлению, он сразу же признал свою вину, заявил, что раскаивается, и потому требует к себе самого сурового наказания. Я даже слегка прифигел от такого, судья, судя по всему, тоже, попытался смягчить срок, раз обвиняемый во всём признался и раскаивается, но это не понравилось самому Георгию! Тот стал орать, материться, плеваться в судью и довёл до того, что ему таки выписали двенадцать лет «штрафного отряда». Я не понял, что это такое, почему не лагерей? Но вроде тоже должно быть неплохо! Так тебе и надо, ублюдок, пусть там, где ты будешь, мужики и тебя вклеят в свой дневничок! Хе-хе-хе!

Когда я уже выходил из почти пустого зала, обратил внимание, что оттуда вышел и какой-то неизвестный мне мужчина в больших зеркальных очках. А ведь Георгий поглядывал на него всё время суда! И когда судья решил смягчить приговор, то гад испуганно бросил взгляд именно на этого, в очках. Может, в тех дневниках была какая-то Благородная, родственники которой узнали про фокусы Георгия? Тогда понятно, почему он так себя вёл!

В Академию я вернулся в прекрасном расположении духа. Плохие парни наказаны, а хорошие парни в лице меня торжествуют! Что может быть лучше⁈

Возможно, именно из-за этого через три дня после суда мне удалось получить моё первое Благословение.

К концу августа нас осталось всего трое, тех, кто ещё не смог получить Благословение — я, один из монголов и один из Благородных, что постоянно зубоскалили с «галёрки». И это заставляло нервничать лишь сильней, Генрих Герхардович же сказал, что десять процентов пробудивших магию не получают благословения и остаются недомагами-калеками. Нас на курсе двадцать два, поэтому по-статистике двое останутся в пролёте. Из троих только один станет магом! Ну или все, если статистика в нашем случае окажется посрамлена.

Но теперь настроение у меня было отличное, нервозность куда-то ушла, и, выпив вспомогательное зелье, что стал выдавать нам преподаватель, я с лёгким сердцем у душей ушел в Божественное пространство.

Довольно быстро меня окутало знакомое чувство лёгкости, невесомости — в этом пространстве тела у меня не было, только его образ. И я мог летать в пустоте, как мне заблагорассудится. Вот и сейчас я, оглянувшись, полетел к виднеющимся неподалёку облачкам. Это были те самые божественные сущности или посланник богов, к которым я уже не раз летал. Увы, все два предыдущих месяца они оставались слепы и глухи к моим попыткам понравиться им. Так и оставались бесформенными облачками, никак не реагирующими даже на то, что я пролетал сквозь них.

Сегодня было то же самое, но я не расстраивался. Впереди ещё есть год, чтоб получить это Благословение, так чего расстраиваться? Георгий, падла, теперь в каком-то штрафном отряде на двенадцать лет, меня никто не прибил за этот скандал, маму с отцом я успокоил. Жизнь прекрасна! Так что я просто летал, специально тараня эти равнодушные тучки, и наслаждался ощущениями безграничной свободы.

И как-то совсем не сразу заметил, что меня будто тянет куда-то. Будто какой-то ветер дует с той стороны, принося приятную прохладу в жаркий день. А когда заметил, то полетел в том направлении, интересно же, что там. И уже совсем скоро я увидел его! Обычные божественные сущности были метров по пять диаметром, не больше, но это было огромным — не меньше двадцати метров! И это было совсем не облачко! Лучистая конструкция, похожая на знак розы ветров на карте, только не с восемью лучами, а с тридцатью двумя. Сзади на лучах была бахрома из острейших лезвий, а спереди их прикрывал щит, защищающий половину знака. В центре сущности, на щите, было возвышение с шипом.