Снегурочка. В розыске - Герц Анна - Страница 2

– Андрей! – Громов посмотрел на совсем молодого опера. – Не своди с него автомат!

Андрей в считанные секунды расстегнул наручники наставляя на Сыча оружие, а я стараясь не смотреть на татуировки которыми был он щедро украшен, одела перчатки.

– Вы так отворачиваетесь! – усмехнулся Сыч. – Нравиться что видите? Мне тоже! Вашему мужу повезло что каждую ночь Вы в постели…

Он сделал характерный жест, а я ощутила, как краска приливает к лицу.

– Отставить разговоры! – рявкнул Громов.

Я дрожащими руками взяла пинцет и банку со спиртом, как не знаю почему, но наши взгляды с Сычом встретились. Господи… Сколько ненависти и злобы там было. От ужаса спирт едва не выпал из моих рук, но это все так быстро произошло и вот я в его руках, а у моего горла… Заточка. Самая настоящая. Кошмар повторялся. Я заморгала и увидев испуг в глазах легендарного Гомова поняла одно, дело плохо, дело дрянь…

– Только дернитесь, я ей горло вскрою, Гром ты меня знаешь, мне терять нечего!

– Ты себе срок на пожизненное только подписал! Отпусти девушку, Сыч, что творишь!

Голос Громова каким бы он не казался спокойным дрожал и я видела испуг в глазах молодых оперов, наверное, они лучше меня знали кто такой Сыч и с кем мы имеем дело.

– А ну пошла, будешь умницей отпущу, пикнешь, прости красавица, но ни Новый Год ни елку ты не увидишь! А ты ствол опусти и своим вели опустить, а то зацепите доктора!

Сыч поясничая протащил меня мимо испуганной охраны и некоторых посетителей. Тащил по пандусу вниз крепко прижимая холодное острие заточки к горлу. Странно даже слез не было просто страх… Дикий страх. Внизу у пандуса резко развернул к себе сжимая горло так что я не могла дышать.

– Ты красивая, жалко тебя убивать, знаешь у меня так давно не было бабы!

От ужаса у меня перехватило дыхание и мне казалось либо он меня сейчас задушит либо я сама задохнусь, нет, только ни это… Нет…

– А ну отпусти ее, Сыч! Ты уже итак себе смертный приговор подписал, мать хоть пожалей, старушку жалко, она одна в тебя верит!

Я замерла. Казалось вой сирен, зловонное дыхание Сыча в мое лицо, все вокруг… Это все замерло. Остановилось и не имело никакого смысла. Только он. Только его глаза. Только его голос. Майор Рождественский собственной персоной. Сыч резко оборачивается и отшвырнув меня в сторону бросается на него, раздается выстрел и они оба падают на землю.

– Леон! – кричу я. – Леон!

Раздается еще один выстрел. Под Сычом расстилается лужа крови, а Рождественский лежит на земле без движения, белый и снег искрищайся волшебным светом окрашен в алую кровь. Кровь майора Рождественского. Я бросаюсь к нему и падаю перед ним на колени.

– Тихо, тихо! – приподнимаю его голову я, а потом зажимаю рукой рану на его груди.

Господи нет. Не забирай его. Один раз я его уже потеряла, не забирай его второй раз, прошу не забирай.

– Снегурочка! – произнес Рождественский на секунду открывая глаза. – Сколько лет сколько зим!

Он тут же закрывает их, а по моим щекам текут слезы. Нет, майор Рождественский, нет, ваше время еще не пришло.

****

Я устало отпиваю кофе. Страшно это врагу не пожелаешь когда от тебя зависит жизнь твоего близкого некогда самого родного человека не считая мамы. Руки бешено дрожат. Я отставляю в сторону чашку с кофе. Мне до ужаса страшно, наверное, так страшно мне было последний раз когда делали операцию маме.

– Как ты?

В ординаторскую вошла Аня. Тоже хирург и моя хорошая подруга. Она была мне, как сестра и всегда понимала.

– Господи, я даже не представляю, что ты пережила, когда сегодня его спасала! Я бы так не смогла, ты женщина герой, детка!

Я прикрыла глаза. Женщина герой. Один Бог видел, как дрожали мои руки когда я спасала Рождественского и понимала двенадцать лет прошло, а чувства не забыты, я все также его помню. Его глаза, его силу, его внутреннюю мощь.

– Соня действительно герой! Это надо отметить! И Рождественский спас ей жизнь и Соня ему, надо же какая встреча спустя двенадцать лет! Двенадцать лет и сердца воссоединились, молодцы ребята! Просто красавичики!

Я мрачно подняла свой взгляд на вошедшего главного врача. Объект вожделения всех наших женщин, высокий сильный, не красавец по общепринятым меркам, но женщины пачками падали к его ногам. Шарм, обаяние, а может эти большие красивые наглые глаза были их вожделением, я не знала, но ни одна перед ним устоять не могла. Кроме меня и Ани, а остальные даже врачи в возрасте и те теряли контроль перед его обаянием. Царев Ренат Маратович-наш главный врач и по совместительству мой муж. Официальный супруг. Только счастлива ли я с ним?

– Я пойду, надо обход сделать, попозже зайду, Соня!

Аня никогда не скрывавшая что не любит Царева и его семью вынудившую меня выйти замуж за него чтобы я стала любимой игрушкой их сына, выскользнула за дверь. Мы с Царевым остались вдвоем, только я и он. Муж прищурился, а я отпила кофе, двенадцать лет прошло, а я так и не смогла его полюбить, не смогла.

– Как ты? Я испугался! Безумно испугался! Девочка моя! Моя любимая!!!!!

Он подошел и рывком подняв меня прижал к себе. Его сильные руки сгребли меня в охапку. Любая бы на моем месте была бы счастлива только ни я. Меня трясло от одного его прикосновения. С годами Царев не растерял пыл и казалось страсть накрывала его с головой, но это не мешало заводить ему любовниц и об этом знала не только я, но и вся больница.

– Я сразу приехал, малышка моя! Позвала бы другого хирурга, не лезь больше никуда!

Он еще крепче сжал меня, а я непроизвольно положила руки ему на плечи. Я понимала что он никогда не отдаст мне Маринку, как и его семья, а я без нее не смогла бы.

Уйти я хотела давно, во первых понимая что никогда не любила мужа, во вторых его бесконечные измены, а в третьих презрение его семьи, я видела, как относятся ко мне и к моей семье. К моей сестре , к бабушке. Меня презирали и за двенадцать лет я так и не стала родной, просто игрушка для любимого сына, а еще хороший врач и не более того.

– Поехали домой!

– У меня дежурство до утра!

– Какое дежурство? Ты такой стресс перенесла, и я хочу видеть свою жену дома, я соскучился!

Он посадил меня на стол, продолжая прижимать к себе, а мне больше всего на свете хотелось, чтобы он ушел.

– Прости. У меня очень сложный пациент, его веду я! Ты знаешь!

В глазах Царева мелькнула злость, но он тут же взял себя в руки.

– К герою зайдешь? Он жизнь тебе спас!

Я слезла со стола.

– А ты к Камилле зайдешь?

На красивом лице Царева пошли желваки.

– Какая Камилла! Она врач и не более того! Мне кроме моей жены, тебя никто не нужен, жаль, что ты этого не понимаешь!

– А в стрип баре ты что делал? На врачебной конференции был? И твоя дама с Москвы влюбленная в тебя с ментовки это мне тоже приснилось? А еще твои родители спят и видят, как до сих пор нас развести хотя Марине уже одиннадцать!

Царев резко отошел, а я видела ярость в его глазах. Я слишком хорошо знала приступы агрессии своего мужа и на что он способен в них.

****

Спустя пятнадцать минут, я собирала банки со спиртом уцелевшие после того, как Царев швырнул шкаф в стену. Уборщица Ольга Олеговна привыкшая к нашему главному молча вымела осколки и скрылась в коридоре. Царев закрыл дверь и пристально посмотрел на меня.

– Прости!

Я давно привыкшая к его ярости и знавшая что многие из персонала это знали, но закрывали глаза из за его отца в мэрии и мамы в администрации, что им выписывали хорошие премии и достойные надбавки к зарплате, ничему не удивлялась.

Царев встал и подошел к окну.

– Я помню всю вашу историю, прости! Помню, как ты любила его, страдала, а я якобы влез! Жалеешь, наверное!

Я молчала. Разговаривать не хотелось. Особенно обсуждать эту тему. Жалела? Нет. В тот момент я спасла свою маму даже ценой своего женского счастья, а еще родилась Маринка, самый важный человек на этой земле.