Преданная. Невеста (СИ) - Акулова Мария - Страница 42

Легко разворачивает под собой. Заводит ноги максимально высоко по своим бокам и снова врывается.

Я чувствую трение на лобке. Скольжение дразнит клитор. Глаза закатываются от удовольствия.

Он подается к губам, я тут же выпрашиваю встречу с языком, проезжаясь по его зубам своим.

Он быстро возвращает себе темп. Меня опять подбрасывает под самый потолок. Еще чуть-чуть… Еще немного… Еще разок…

Слава отрывается, нависает и зовет:

– Юля…

Мне так хорошо, что я даже лица его четко не вижу. Но смотрю ответственно. Грудную клетку распирает не меньше, чем внизу. Чтобы не взорваться шепчу ему:

– Я тебя люблю, Слав.

Член входит глубоко. Меня накрывает оргазм.

Я теряюсь в пространстве и времени. Мир крутится. Меня сбрасывает с земли. Лоно сокращается.

Я чувствую толчки… Толчки… Толчки…

Губы на губах и вложенное в моей рот:

– И я тебя люблю.

Дальше – моя непобедимая улыбка и выплеск спермы внутри.

Слава замирает. Я тяну его ближе. Хочу почувствовать вес.

Он все такой же каменный и не выходит. Я веду по волосам на затылке. Собираю влагу на них и шее. Целую в скулу.

Он понемногу расслабляется. Я снова улыбаюсь.

Дышим рвано. Пока не в унисон.

Я смотрю в потолок и чувствую себя самой счастливой на свете.

После ужаснейшей ямы неверия в себя и в нас я пережила дикий подъем.

Наши жизни могли сложиться кардинально иначе. Мы в легкую могли бы разлететься. Сначала не простить могла я. Потом – уже он. Мы могли так и не поговорить. Главное – мы могли друг другу не поверить. Но…

Слава оживает. Целует меня в висок. Я снова улыбаюсь.

– Очень, Юля. Очень.

Хочу вдохнуть и не могу. Слишком прекрасно. Разлетаюсь на осколки.

Глава 29

Юля

Кружевные оборки игривой, экстра-короткой белой юбки приятно щекочут бедра при движении.

В грудной клетке как будто пузырится игристое.

Слава тянет меня за собой в обход шумной толпы, незаметно поглаживает центр ладони большим пальцем и даже не оглядывается, чтобы проверить: улыбнулась ли.

А я улыбнулась.

Мы за официантом следуем вглубь уютного рыбного ресторана, очередь в который тянется далеко за пределы его шумной террасы.

Только мы в этой очереди почти не стояли. Мой любимый взяточник и коррупционер (почти шучу (почти нет)) Тарнавский быстро улаживает вопросы и в Греции тоже.

Для нас находится столик на террасе второго этажа с видом на Эгейское море.

Лучи заходящего солнца мягко окрашивают в золотой оттенок белые стены и наши с Тарнавским лица, а ветер приносит с моря свежий запах и новую порцию соли, которая оседает на загорелой, вопреки нашим с спф-50 стараниям, коже.

Шум волн смешивается с греческой музыкой. Я заворожено пялюсь на виды вокруг, напрочь игнорируя меню. Слава выберет. А у меня руки чешутся отфотографировать все, начиная с плетенного зонта над головой и заканчивая вазой с оливковой веточкой на столе.

И даже не важно, что я скорее всего снова ничего не выложу, никому не скину. Для себя. Чтобы пересматривать.

Уверена, что вернувшись домой я увижу на весах парочку новых килограмм, но сейчас не корчу из себя ппшницу и не отказываюсь от ярких впечатлений. В частности, и гастрономических.

Слава выбирает для меня салат с осьминогом и хрустящими местными овощами. Дальше – золотистую дораду, запеченная на открытом огне.

Мне много, но я ем с удовольствием. Пробую то, что Тарнавский заказал себе. Угощаю, поднося вилку прямиком к судейскому рту.

Здесь абсолютно другая атмосфера, чем та, к которой мы привыкли дома. Ноль пафоса, ноль зажимов. Вокруг – чужая речь, а значит и ноль табу в наших разговорах. Мы вольно гуляем за руку. Шутим опасно. Смеемся в голос.

Я совсем не хочу домой, но сказать об этом Славе язык не поворачивается, поэтому старательно ловлю каждую минуту нашего отпуска.

Все тот же противник моего чрезмерного употребления Тарнавский раз за разом наполняет запотевший бокал холодным вином из местных виноградников. Я пью его, как воду. Оно легкое, фруктовое, с нотками цитруса.

Незаметно кружит голову, нагревает шею и щеки.

Я наедаюсь еще до десерта. Откидываюсь на спинку плетеного кресла и с лукавой улыбкой слежу за куда более дальновидным Тарнавским, обмахивая себя руками.

Он пьет воду с лимоном. Ест неспешно. Мне кажется, в нем и подавно нет такого восторга, как во мне. Многие впечатляющие меня вещи для него – обыденность. Но он не потешается над тем, как веду себя я. День за днем планомерно усиливает уверенность, что с ним я попала в сказку.

Поймав мой взгляд, берет в руки полупустую бутылку и покачивает, вопросительно приподняв брови.

Мне больше не нужно, но я киваю. Он снова льет. Беру бокал в руки, дразню вином вкусовые рецепторы на языке.

– Здесь очень красиво, – я умещаю свой бесконечный восторг в очень сдержанной формулировке. Тарнавский отвечает быстрой улыбкой. Дальше – кивком. – Ты бывал в этом месте?

Переводит голову из стороны в сторону.

– А откуда узнал?

– Посоветовали.

Сегодня вечером он немногословный и замкнутый. Во мне борются два желания: отнестись с пониманием и растормошить. Боюсь, в его голове снова много непростых мыслей. Это неизбежно, но мне хочется его отвлечь. После звонка Власова ему больше никто не звонил сегодня. Значит… Фоновая вина ощутимо пульсирует. Дело отчасти все же во мне.

Поначалу я даже не думала спорить со Славой относительно его решения вывести меня. Приняла его и испытала облегчение. Но с каждым днем все сложнее не думать, что он принял это решение в первую очередь за свой счет.

Да, это не я решила поучаствовать в играх олигархов. Да, я когда-то согласилась не из-за рациональных рассуждений, а из-за чувств. Да, я оказалась далеко не такой сильной, как думала. Чтобы меня повело не понадобились даже сознательные происки врагов. Да, Слав ясно дал понять: мой выход из игры – это не поле для дискуссии. Его слово апелляции не подлежит. Но закрыть для себя вопрос окончательно я почему-то не могу.

Зависаю взглядом на его лице. Решаюсь спросить: могу ли я все же помочь?... И не решаюсь.

– Что? – Он ловит наблюдение и спрашивает. Я трушу. Мотаю головой и сдуваюсь.

Тянусь за бокалом, пью залпом. Алкоголь притупляет сомнения.

– Танцевать хочется, – даже не могу сказать, что вру. Правда хочется. Сильнее – только чтобы он целиком и полностью был со мной. Телом и мыслями.

Мы со Славой смотрим друг другу в глаза и как будто настраиваемся на одни и те же волны. Я изо всех сил тяну его в безрассудство.

Он не сопротивляется, но колеблется.

– Налей себе вина, Слав. Оно волшебное. Такси закажем, а машину завтра заберем. Хочу с тобой напиться.

Выпаливаю искренне. Слава в ответ медленно расплывается в улыбке. Задерживается на ее максимуме, демонстрируя мне ровный ряд белоснежных зубов. Берет в руки бутылку, но остаток вина наливает не себе, а мне. Сам же слизывает капельку с горлышка.

– Танцуй, Юль. Я посмотрю.

Не обижаюсь за отказ и не спорю, хотя внутри – досада. Но я все равно стараюсь взять максимум. И дать максимум.

Не испытываю неловкости, встав и обходя столики. Я не какая-то дико самоуверенная, просто знаю, что он все равно не усидит.

Так и происходит: моя спина почти сразу упирается в его грудь. Я оглядываюсь и улыбаюсь. Он чуть склоняется, я наоборот тянусь навстречу. Коротко целуемся. Разворачиваюсь. Немного танцуем.

Точнее танцую я, а Тарнавский скорее обеспечивает моему пьяненькому телу ось.

Дальше – снова вино, пустая болтовня. Танцы. Расчет и прогулка босиком по пляжу.

По дороге на виллу я чувствую себя очень пьяной и не менее счастливой. Греческий ветер задувает в салон арендованной машины изо всех окон. Волосы то и дело взлетают беспорядочным облаком. Юбка тоже не особенно держится.

А Слава гонит и гонит, выжимая из тачки скорее всего запрещенные скорости.