Преданная. Невеста (СИ) - Акулова Мария - Страница 46

Он лежит на кресле и призывно светится. Я до кровавого привкуса во рту закусываю уголок губ.

Призывно.

В подобных мыслях даже себе признаваться нельзя, Юль. Нельзя-нельзя-нельзя.

Я повторяю про себя и отпускаю ручку. Разворачиваюсь. Подхожу к креслу.

Присев на корточки, неотрывно смотрю на имя контакта.

Айдар Салманов.

Это знак.

В ванной выключается вода. Мне надо подняться. Спуститься вниз. Выпить холодной воды и остыть. Дальше – провести наш последний день так, как хочет Слава.

Я перед ним провинилась. Я должна искупить.

Но.

Айдар Салманов прав. Он меня слишком бережет. А я готова делить с ним не только радости, но и трудности. И похуй, что под венец давать подобные клятвы меня пока никто не звал.

Чужой телефон ложится в руку непривычно. Я жму на зеленый телефон. Экран начинает отсчитывать секунды.

– Только не ори на меня сразу, Тарнавский, хорошо?

Слышу знакомый вроде как голос и язык заплетается.

Тут же хочется скинуть. По-детски спасовать.

Нельзя.

Взяв себя в руки, прокашливаюсь.

Подношу трубку к уху и, сжимая телефон до боли уверено, произношу:

– Это не Вячеслав, Айдар. Это Юлия Березина.

– Добрый день, Юлия. – Он не выражает удивления. Я не чувствую угрозы. Зато себя – до чертиков сильной. Я такая и есть. Ты просто забыл, любимый. – С Вячеславом что-то случилось?

Последние сомнения слетают ненужной шелухой.

– Нет. С Вячеславом все хорошо. Он в душе сейчас. Я скажу ему, что вы звонили. Но я тоже хотела с вами поговорить. Айдар… Я готова продолжать. Убедите его передумать. Пожалуйста.

Глава 32

Юля

Его молчание служит для меня жесточайшим из наказаний. Но даже оно не дает засомневаться, что я все сделала правильно, публично заявив о своей готовности продолжать.

Слава не разговаривает со мной ни в последний день отпуска, ни когда мы ждем в аэропорту и уже летим домой в самолете.

Я не знаю, как лучше. Вижу: он сдерживается, хотя хочет сносить головы. В первую очередь – мою.

В его глазах я натворила лютую дичь. В собственных – сделала то, что должна была.

Пусть теперь я шизанутая девчушка, которая сама напрашивается на участие в маленькой заварушке, но это решение, объективно, не за ним, а за мной.

Прости, любимый.

Из аэропорта нас забирает один из водителей семьи Тарнавских. Даже с ним мой Слава здоровается скупо и хмуро. Отдает мне паспорт без слов. Забрасывает в багажник мой чемодан, не ожидая ни от кого ни разрешения, ни помощи.

Со вздохом обхожу и без бессмысленного мятежа сажусь в машину.

Не знаю, куда он скажет меня завезти. Не знаю, когда вызреет для обмена хотя бы какими-то фразами.

Я не собираюсь больше своевольничать. Только раз. Только так. Но даже говорить ему сейчас об этом смысла нет.

Вздыхаю. Он на меня не смотрит – или в затылок водителю, или в окно.

Машина останавливается рядом с нарядным входом в высотку, в которой расположена квартира Тарнавского. Он сам ведет по плитчатому просторному холлу оба чемодана — мой и свой.

Я плетусь следом. Снова покорно.

Попав в квартиру – медленно разуваюсь.

Мы же не сможем даже здесь двумя словами не обменяться?

Набравшись смелости, произношу:

– Если хочешь, я уеду.

И получаю в ответ такой красноречивый взгляд, что хочется язык заглотить.

Он сходу ничего больше не отвечает, я просто понимаю, что мое «уеду» ему не зашло. Уходит в спальню. Там что-то грохает. Снова слышу глухое:

– Да ебаный в рот.

Злишься. Я знаю, ты злишься. Но прости меня. Пожалуйста…

Благодаря Салманову теперь все, включая Власова, знают, что ни черта я не выхожу. Слава тоже в курсе. Пережить это… Ему сложно.

А мне сложно даже решить – пойти следом за ним в спальню или остаться в коридоре.

Вздыхаю. Подталкиваю себя.

Он как раз достает из комода свои вещи. Боксеры, домашние футболку со штанами. Я мнусь, заступив немного вглубь.

– Слав, давай поговорим…

Обращаюсь к нему, чувствуя, что больше не выдерживаю. Мне легче было бы действительно просто поехать к себе. Мы и так прошлую ночь провели в тишине. Я знаю, он не спал. Я и сама не спала. Еще одну рядом, но в таком напряжении, я не переживу. Тошнит.

Но он не готов. Не хочет. Злится крайне.

Застыв перед полуоткрытым шкафчиком, поворачивает голову и смотрит на меня хмуро. Наверное, не хочу знать, что в голове крутит. Или наоборот хочу.

Выматерись на меня. Выкричись. Скажи, что большей дуры не встречал.

Что-угодно. Только любить не переставай.

Но он не идет на контакт. Сморгнув, выравнивается. Кивает на дверь в ванную.

– Душ твой. Я воспользуюсь гостевым.

Больше – ни слова. И даже ни взгляда.

Обходит меня и направляется в сторону соседней комнаты, а я закрываю глаза.

Разочаровывать его очень больно. Больнее было бы только терять.

***

Я выжидаю сорок минут, просто сидя на кровати. Не хочу лезть сразу же. Но и о том, чтобы оставить всё, как есть, думать не могу.

Я очень соскучилась по родному городу, своей работе, его квартире, да даже учебе, но радоваться возвращению совсем не получается.

Я даже усталости не чувствую, хотя устала адски.

Встаю. Зачем-то крадусь на носочках. Заглядывая в соседнюю спальню, боюсь увидеть его в кровати. Спать отдельно – это как-то совсем слишком.

Сердце бьется быстро, но не обрывается. Хотя бы тут его нет. Он в ванной. Там тихо. Вода уже не шумит.

Я крадусь дальше. Нажимаю на ручку и тяну на себя. Открыто.

Я захожу к нему без стука и спроса. Точно так же, как договорилась с Айдаром.

Щеки и плечи тут же окутывает горячий пар. В ноздри заползает запах хвои, цитруса и свежести.

Слава не оглядывается. Не удивлен, значит.

Он стоит у раковины, уперев руки в ее мраморный пьедестал. Бедра обмотаны белым полотенцем. На плечах поблескивают капельки воды. По спине знакомой россыпью родинки.

Волосы липнут к затылку.

В зеркале вижу, что с челки до сих пор скапывает в раковину.

Он поднимает взгляд. Пересекаемся в отражении. Не знаю, сознательно ли, но выстреливает в меня злостью.

Ты хочешь, чтобы я ушла, да?

Я не могу. И тут прости.

Возможно, утверждаю его в мнении, что я ёбнутый камикадзе, но не отступаю, а наоборот подхожу. Быстро. Как хочется. Без осторожности и плана на случай, если план не сработает.

Касаюсь подушечками пальцев сильно сжатые кулаки. Еду вверх по запястьям. До локтей меня ведут дорожки вздутых вен. Дальше – глажу плечи. Выраженные бицепсы, которые каменеют сильнее при соприкосновении.

Хочу обнять его со спины, но понимаю, что сбросит руки. Торможу.

Делаю шажок ближе. Привстаю на носочки и прижимаюсь губами к плечу.

Осознаю, что из-за перенапряжения тупо плакать хочется.

– Ты уже не соленый…

Шепчу и становится грустно-грустно. Мы совершенно точно вернулись домой. Я совершенно точно испортила ему отпуск.

Слышу шумный выдох. Судейские предохранители срывает.

Что будет дальше – не знаю. Но если бы могла радоваться – радовалась бы. А так стараюсь не выдать степень расшатанности нервов, когда он оглядывается, делает шаг в сторону. Сгребает меня и заталкивает туда, где еще недавно упирался рукой.

Закрывает от всего мира собой. Упирается глазами в глаза. Отпускает себя. А меня вряд ли так просто отпустит.

– Ты не представляешь, как я на тебя зол, Юля.

Согласно киваю. Да, не представляю.

Он подается ближе. Давит лбом в мой лоб. Удерживать натиск сложно. Мне кажется, он легко раскрошит мне шейные позвонки. Но пытаюсь держаться.

– Столько опрометчивости, Юля. Блять, столько опрометчивости.

– Я знаю. И ты знаешь, что я такая.

Челюсти сжимаются. Я случайно соскальзываю взглядом вниз и вижу, с какой силой стиснуты кулаки. Дотронуться к нему страшно. Но я же бесстрашная дура.