Скуф. Маг на отдыхе 2 (СИ) - Токсик Саша - Страница 26

И как знать, чем бы оно всё закончилось, если бы слово не взял Женька Данилов.

Молодой одарённый парнишка… ну как парнишка? Около тридцати ему. Ну да не суть. Суть в том, что Женька в этой жизни пристроился, как никто другой. На минуточку, без мам, пап, кредитов и сильного рода.

И без жён!

Ну, то бишь брака по расчёту на родовитой невесте.

Это тоже немаловажно.

Будучи физиком-щитовиком, Женька Данилов, к удивлению всех знакомых, не пошёл на службу ни в какие силовики и вообще игнорировал любую боевую активность.

Наёмничество, трещины, служба в армии, клановые войны и вот-это-вот-всё.

А призвание своё он нашёл на каскадёрском поприще, что для мага его категории было вообще не пыльно. Хоть взрывай его, хоть жги, хоть коли, хоть в бассейн битого стекла бросай — отряхнётся и дальше пойдёт.

Так вот…

Пару раз в месяц он уезжал из дома на съёмки, а всё остальное время был предоставлен себе и занимался тем, чем хочет. А хотел Женька разного. То книжку напишет, то на гитаре играть научится, то из глины лепит чего-то сидит, а то — херак! — и по-испански заговорил.

Ну а последнее Женькино хобби было связано с самогоноварением, пивоварением, настойками и всяким прочим изготовлением алкашки.

И вот как интересно совпало…

Закупил себе Данилов ромовые бочки аж с самой Кубы и нагнал в них самопального односолодового вискаря. И созрел его вискарик — уж не знаю, врёт или не врёт — именно сегодня по утру. Ну и вот… вывез он, стало быть, одну бочку на пробу.

И какое же, мать его так, вкусное это пойло оказалось!

Прямо вот образцовое.

Такое, что на продажу не стыдно и… я бы даже сказал, необходимо. Желательно, в промышленных масштабах, и чтобы на экспорт наравне с нефтью, икрой и матрёшками. Мы с ним даже на скорую руку бренд выдумали.

Всё по канонам и без вымученной креативности — просто имя основателя.

«Jack Danilov».

Ну… потому что реальное его имя для иностранного слушателя, увы, не ахти. Так и вижу англосакса, который пытается выговорить «Eugenii»… запутается ведь, бедолага. Будет мямлить, как собака, которой на зубы ириска налипла.

Ну и вот.

Раз бочка, два бочка, три бочка. Так Удалёнка и перепилась до полной нирваны.

— Дела-а-а-а-а, — ещё раз протянул Кузьмич, вырвав меня из потока воспоминаний.

Затем почесал голову и пивка хлебнул. Блаженно так, с закрытыми глазами; разве что не замурчал по-кошачьи.

— Давай-ка поправляйся, — сказал я. — И на сбор урожая.

— Как скажете, Василий Иванович. Мне только здесь или…

— Или, — кивнул я. — Везде пройдись, Лёхин участок тоже зачистить надо. Потому что если окажется, что кабачки не только на вкус как сосиски, но и пропадают, как сосиски…

— Гххх, — гиперчувствительный с бодуна к подобного рода раздражителям Кузьмич чуть пивом не подавился.

— … ну ты понимаешь, да?

— Понимаю, да, — поморщился камердинер. — Завоняют.

— Ещё как, — я прихлебнул чайку и сладко так всем телом потянулся. — Но ты не ссы, Кузьмич! Самое главное я уже за тебя сделал и придумал, куда их сбыть. Спозаранку ещё всех обзвонил. И Иринку, и Державина, и Гринёва, и Владим-Саныча. Последний своих курьеров пришлёт, и разлетятся кабачки по важным кабинетам. И если Гринёв не соврал, то Величеству тоже перепадёт. У него как раз полка в холодильнике свободна, — искромётно пошутил я.

— Угу, — хмуро кивнул камердинер.

Юмор он, наверняка, понял, но явно не оценил. Ну а оно и понятно, всё-таки ему от этого ни горячо, ни холодно. Один хрен, корячиться придётся.

— Группа «Альта» тебе в помощь, — а вот от такой новости Кузьмич обрадовался и разом просветлел. — На первую половину дня я на них никаких планов не имею.

— Какие-то дела, Василий Иванович?

— Какие-то дела, — тут уж и я вздохнул. — Баронесса Юдина сегодня в Питер отчаливает, надо помочь, проводить.

— Надолго?

— На зиму.

— М-м-м, — промычал Кузьмич, всё никак не в силах оторваться от пива. — А как же так, Василий Иванович? — уточнил он и глотнул ещё раз. — Давно ли Её Благородие зимует в городе? Очень хорошо помню её лисью шубку и то, что госпожа Анфиса шибко любит снежные горки, — ещё глоток. — Признаться, русская зима накрепко ассоциируется у меня с её звонким смехом.

— Эвоно-как, — улыбнулся я. — Тебя поправило, что ли?

— Воскресаю, Василий Иванович. Вашими заботами.

— Гы-гы, — не удержался от смешка. — Ну а на самом деле прав ты, Кузьмич. Юдина зиму на природе любит. А у меня ведь ещё и снегоходы теперь есть… но… что-то там с бизнесом у неё не ладится, нужен личный контроль.

— Воруют, должно быть?

— Воруют, конечно. Вот и поедет Её Благородие разбираться и жестоко карать виновных…

— Тах-тах-тах! — раздался стук в калитку. Мы с Кузьмичом вопросительно уставились друг на друга, мол, гостей не ждём.

— Проверь, — сказал я Кузьмичу, после чего тот в три глотка добил бутылку и резко метнулся ко входу на участок.

Ну а я пока что остался наедине со своими мыслями. Не то чтобы я уж очень сильно расстраивался и сокрушался по поводу отъезда Анфисы, но с ней было хорошо. Не могу я этого не признать. И эдакая светлая грусть у меня в связи с этим сейчас на душе образовалась. Такая… даже не знаю, как сказать… Такая… Такая…

— Василий Иванович! — крикнул Кузьмич. — Тут компания молодых людей к вам! Один очень похож на петуха! Спрашивает, куда ставить диван!

* * *

— Бах-бах-бах!

— Пошёл вон!

— Бах-бах-бах!

— Свалил в ужасе, я сказал!

И снова стук.

— Ваше Благородие, мы не можем больше задерживать состав! Это не по плану!

— Ничего страшного! — ответил я за Благородие, потому как Благородие в данный момент закусила подушку и сама говорить не могла. — Ещё чуток подождёте!

Грёбаный проводник ходил по очень тонкому льду.

Прямо сейчас мы с баронессой Юдиной прощались на невербальном уровне, и мешать мне в этом было чревато для его здоровья. Но слава тебе яйца, вагонный прощелыга внял моим словам и убрался восвояси.

Ну а мы со спокойной душой закончили.

— Точно не надо проводить до Петербужского? — уточнил я, одеваясь. — Я могу, если что. Время есть.

А дело было, как не трудно догадаться, в купе баронессы Юдиной. Договариваясь насчёт кабачков, я заодно закинул Гринёву удочку насчёт того, чтобы поезд из Новороссийска ненадолго тормознул в Сакраменто и забрал Анфису.

Чтобы без мороки с машинами. Без пробок, разгрузок-погрузок и прочего неприятного. А так она доедет себе спокойно, на Казанском её встретят носильщики, а сама баронесса прогуляется пешочком минут десять и снова в купе, и снова в путь.

— Не надо, Вась, — улыбнулась Анфиса. — Ты и так много сделал.

— Ну смотри.

— Ладно, — Юдина кокетливо поправила причёску. — Всё, иди. Мы ведь и правда весь поезд задерживаем.

— Ну, — вздохнул я. — До встречи, стало быть?

— До встречи.

Тут я уже было пошёл на выход, но Юдина, конечно же, тормознула меня в дверях. Конечно же, развернула. И, конечно же, поцеловала. Пылко так, страстно, по-взрослому и с языком. Ещё и за срам схватила, как будто прощалась с ним отдельно от меня.

— Я буду скучать, — сказала баронесса, а я весь из себя светящийся от чувств вылез на перрон.

Локомотив прогудел и тронулся. Я помахал Анфисе рукой и остался стоять, провожая состав взглядом.

Как я там говорил?

Светлая грусть.

Вот да. Прямо как есть она, и проживать её на удивление приятно.

Ещё и совпало всё как, а? Ну не иначе символизм. Наступление осени и отъезд баронессы. Как будто закончилась какая-то глава в моей жизни. Но жизнь, она же ведь не книга! Она же сериал, которому нет конца, пока я жив!

Онгоинг, мать его ети!

Кстати, очень смешное слово. Только недавно узнал от Иринки его истинное значение, а до тех пор думал, что это либо транскрипция звука дрожащей пружинки, либо какое-то очень грязное извращение.