Партиец (СИ) - Семин Никита - Страница 40

Ну да, заметил, что молодых девчонок здесь нет. Сначала не обратил на это внимания, а вот когда председатель об этом сказал, так и понял, что меня смущало всю дорогу до его дома.

— Чего же они в город не перебираются? Там рабочие нужны, и перспектив больше, — спросил я.

Мужик как-то замялся и попытался увести разговор в сторону. Но я все равно продолжил допытываться. Ведь действительно, столько парней и все на селе остались? Почему? Вот тут-то и оказалось, что хоть формально председателем и является этот мужик, Егор Фомич, а по факту — жена его всем рулит. Причем такая хозяйственная и жесткая она была, что все село под свой контроль забрала. Во время империалистической бабы своих кровиночек жалеючи прятали пацанов по подвалам, да врали, что тех уже рекрутировали, и даже справки липовые показывали, которые местный дьячок им писал за услуги разные. Потом в гражданскую тоже пацанов укрывали. Да и сами парни — вроде и боевитые, а по факту — как только я двум их товарищам навалял, уже боялись ко мне по одиночке подойти. Их ведь почти два десятка собралось, прежде чем Егор Фомич прибежал. Такой толпой легко меня запинать могли. Но опыт драк ток промеж собой. Да и все «под каблуком» ходят. Такие себе из них вояки.

Но меня интересовало не это, а урожай, пусть здесь он и выражался в количестве собранных яиц, да выращенной птицы на забой. На это и перевел разговор, от чего председатель облегченно выдохнул. Вот тут я выяснил, что перевозка яиц — настоящая проблема для колхоза. Я был удивлен, что не используются привычные мне «ячейки» — созданные из картона лотки с углублениями под яйца. Все яйца, чтобы не бились, прокладывали соломой и опилками, и укладывали в ящики. В Москве тару в виде ячеек я вроде видел, но так уж получилось, что на базар за продуктами я не ходил, это взяла на себя мама, а до недавнего времени и сами яйца были на нашем столе редкостью.

Отметив этот момент в своей тетради с записями, я продолжил расспрашивать Егора Фомича. Его жена в разговор не вмешивалась, но постоянно ходила рядом, вроде как на случай, если нам вдруг понадобиться ее помощь.

Выяснив все детали: сколько яиц в среднем дают птицы, какой процент планируется забить осенью и как все это будут вывозить, мы с Катей тут же покинули столь «гостеприимный» колхоз.

Уже в поезде, крепко прижавшись ко мне, девушка заметила.

— Теперь я понимаю, чего боялся Леонид Семенович. Надеюсь, в других колхозах такого не будет.

Я молча с ней согласился, покрепче обняв Катю. Ничего, нам всего-то по плану осталось восемнадцать колхозов обойти. «Всего-то» усмехнулся я своим мыслям и продолжил смотреть в окно на проносящиеся мимо поля и рощицы.

Сентябрь 1930 года

К счастью, следующие колхозы, которые мы посетили с Катей, таких «неожиданностей», как в прошлом не показали. Соотношение женщин к мужчинам там было среднее по стране — женщин больше. Да и к нам там было уже привычное по моим прошлым поездкам отношение. Настороженность пополам с раздражением. Впрочем последнее старались скрывать.

Мы посетили колхоз, где в основном растили овощи, парочку еще «картофельных», целых пять «зерновых», молочную ферму и конезавод. В остальных колхозах столь четкого разделения не было.

На этом фоне выделился колхоз, где местные сельчане решили построить ткацкую мануфактуру. И для этого они разводили… собак. Вот это меня больше всего удивило, а Катю напугало. Точнее не само производство, а количество собак. Псов разводили в каждом дворе, из-за чего когда мы приехали в село, лай стоял на всю улицу, аж уши закладывало.

— Как вы живете с таким шумом? — спросил я Ерофея Кузьмича, местного председателя.

Хоть должность это и выборная, но как я заметил, возглавляли ее только мужчины, обычно весьма солидного возраста. Младше сорока лет ни одного председателя я еще не встречал.

— Привыкшие, — пожал тот плечами. — Да и наши собачки только на чужих так реагируют. А обычно-то гораздо смирнее. Эт ток ваш приезд шум на всю улицу поднял.

Сама мануфактура представляла собой одноэтажный дом с двумя широкими комнатами и небольшой кухонькой. В одной комнате из шерсти собак местные женщины пряли пряжу, а в соседней уже вязали одежду.

— Пока все вручную, — рассказывал Ерофей Кузьмич, — но ужо ездил в город, знакомился с новыми станками. Мне пообещали один дать в этот, как его… — почесал он макушку. — В долг короче. Постепенно за него платить будем. Заодно бабоньки научатся с ним управляться.

— А в план вашу одежду включили?

— В какой еще план? У нас кооператив! — гордо выплатил тот грудь.

— Так вы же колхоз, — не понял я его.

— Дык, колхоз разве не кооператив? — снова почесал он макушку. — Но и то — колхозы-то, они ж продукты дают. А нашу шерсть в рот не положишь.

— Но зарегистрированы вы как колхоз? — уточнил я.

— Дык, огороды-то у каждого почитай есть. Хошь — не хошь, а сдавать с них часть государству надоть. Вот и сделали нам бумагу. Но так, мы всегда собачками занимались. У нас же и милиционеры за щенками приходят. И красноармейцы себе напарника из новых выводков ищут. Не один год этим делом занимаемся. Ток раньше сами одежду продавали, а сейчас — запрет на частную торговлю пошел. Вот и создали мы этот кооператив.

Возвращались с Катей мы полные впечатлений. Я не пожалел, что решил другие колхозы объехать. А девушка в принципе в таком «формате» не работала никогда. Да и сейчас с логистикой мне помочь особо не смогла. С местными женщинами она пыталась на «мою» тему общаться, но те или ловко отвлекали ее на другие вопросы, бытового характера, начиная жаловаться на свою жизнь, или же столько на нее вываливали информации, что Катя не успевала запомнить. Не то, чтобы она совсем не помогла, но ее «данные» больше дополняли или дублировали то, что мне рассказывал председатель. Вот про сельскую жизнь она теперь больше моего знала. Что тоже плюс. Пока ехали назад, я ее слушал и делал пометки — как введение коллективизации отразилось на настроениях и жизни в деревне, и какие нужды теперь у них на первом месте.

Домой я вернулся на день позже, чем планировал. Мама тут же поделилась, что вчера заходил Савинков и сказал, что через два дня снова придет. То есть уже завтра. Придется мне отложить отдых и сразу писать отчет о поездке. Но я это и раньше подозревал, поэтому не сильно расстроился.

Уже когда закончил набрасывать основные тезисы, какие проблемы есть у колхозов при транспортировке урожая и основные пути их решения, вспомнил о «цензурном вопросе». Иосиф Виссарионович ведь и об этом спросит. Не думаю, что он забыл.

Пришлось несмотря на уже поздний час взять еще один чистый листок бумаги и напрягать мозги. Кое-как набросал в черновом варианте предложения и так и вырубился, сидя за столом.

С утра пока ждал Савинкова, бегло перечитывал свой труд. Сначала прошелся по «колхозникам», а после перешел к предложениям по контролю и цензуре писателей и других творческих людей. Успел проверить и внести поправки примерно в половину текста, когда в дверь постучал ОГПУшник.

— Здравствуйте, — услышал я его голос из своей комнаты. — А Сергей вернулся?

— Да, сейчас позову, — ответила ему мама.

Так уж получилось, что пришел он в обед, когда мама сама заскочила, проверить «как ее сыночек». Вот и столкнулись они в дверях. Я быстро собрал все бумаги, в том числе свои черновики, и сложил в дипломат. После чего оделся и вместе с Савинковым мы поехали в Кремль.

Товарищ Сталин был мрачен. Но вроде не на меня. Когда я зашел после разрешения секретаря, Иосиф Виссарионович что-то записывал на бумаге. Вроде не документ какой, больше похоже было на письмо. Закончив, он поморщился и отодвинул листок, после чего взглянул на меня.

— Здравствуйте, товарищ Огнев. Может, хоть вы меня порадуете хорошими новостями.

— Надеюсь, — осторожно кивнул я и решился сначала задать вопрос. — А что случилось?

— Два поезда столкнулись. А некоторые любители писать фельетоны и называющие себя голосом пролетариата, устроили из этого клевету Советской власти, и порочат весь русский народ!