Партиец (СИ) - Семин Никита - Страница 49

— А вы как об этом узнали? — шокированный откровениями Николая Николаевича, задал я вопрос.

— Так мне по должности положено работать с этими предприятиями. Вот мне бензин нужен — к кому обращаться?

— К кому?

— В плановый отдел заявку подавать теперь, — ответил Поликарпов. — А затем, когда получаю ответ, что бензина нет, самому приходится звонить на химкомбинат и спрашивать — какие у них есть мощности, могут ли как-то их нарастить, чтобы мою заявку обеспечить. Сам понимаешь, без бензина я ни один свой самолет испытать не могу. То же самое и по запчастям, двигателям, приборам. И сейчас от деятельности ОГПУ все КБ страдают!

— Но почему они молчат? — удивился я.

— А к кому им идти? Еще как пособника посадят и суд этим людям не нужен. Он для них — лишь формальность.

Я не поверил, что такое возможно. Как так? Людей, причем очень нужных и важных для страны, просто хватают и сажают? Если бы не случай с самим Николаем Николаевичем, я бы посчитал, что тот мне нагло врет. Но ведь прецедент был! Но вот чтобы так массово⁈

— Я… спрошу, — медленно кивнул я головой, пытаясь осмыслить полученную информацию.

— Спасибо. О большем я и не прошу, — облегченно вздохнул Поликарпов и тоже отправился в столовую.

Когда перерыв закончился, присутствующие перешли непосредственно к сути собрания. И вот тут уже вызвали меня. Конструкторов по одному вызывал Петр Ионович, после чего давал комментарии на счет новых проектов и насколько они соответствуют текущим задачам ВВС. После этого с помощью других присутствующих командиров, которые курировали или направление истребительной авиации, или штурмовой, кто-то — транспортной, ставилась задача по постройке самолета с заданными характеристиками. Какие корректировки нужно внести в текущие проекты КБ, или придется конструктору с нуля разработать новый самолет.

Когда этот этап заканчивался, слово давали конструктору — справится ли он с задачей, или есть какие-то препятствия? Если конструктор отвечал твердое «да», то его отпускали. Если же «нет», Баранов смотрел на меня, ожидая мое мнение, как «эксперта». Пришлось напрягать память, а заодно сделать себе зарубку — либо подтянуть знания, либо отказаться от столь ответственной должности. Но вроде на первый раз справился.

В принципе, конструктора и сами за меня указывали на все «подводные камни», мне оставалось их лишь внимательно слушать. Хотя и учитывать, что они тоже свой интерес имеют и могут сильно нагнетать, чтобы с них потом меньше спросили.

Когда все закончилось, ко мне подошел Петр Ионович.

— Сергей, спасибо за помощь, — пожал он мне руку.

— Да я особо ничего и не делал, — растерянно пожал я плечами.

Ведь реально, моя помощь-то почти и не требовалась.

— Не скажи, — покачал головой Баранов. — Твои замечания, которые ты внес раньше по тем же вертолетам, помогли нам не проглядеть отличный аппарат. Да и сейчас я же видел, как ты косо смотришь на тот же проект Калинина. Ну и твои замечания по другим сомнительным проектам я слышал. И будь уверен, мимо ушей их не пропустил.

А что я? Всего-то указал на сомнительность некоторых авантюрных проектов, которые в моей прошлой жизни точно не были воплощены. Или их создали, но не пустили в серию.

— Да и твоя идея о создании реактивного двигателя интересна. Если удастся подходящий двигатель создать, то наши самолеты ни одна страна в мире не догонит!

— Только такие самолеты будут летать по-другому, — заметил я. — И учиться на них летчикам придется отдельно.

— Почему так считаешь?

— Так вы правильно заметили — там скорость в разы выше будет, — пожал я плечами. — И разгон иной. И планировать уже наверное не удастся, самолет без тяги как камень упадет. Плюс — двигателю не нужен будет винт. Обзор не будет загораживать, что позволит иную компоновку самолета произвести. И летчику тоже будет непривычно без винта впереди летать. Много нюансов.

Петр Ионович задумчиво покивал на мои слова, после чего мы расстались.

Ну да. Ощущая свою почти что бесполезность, я решил «подсказать» начать работы в сторону реактивной авиации. Все равно на нее впоследствии переходить будем. А если удастся создать такой самолет до войны — это какой же сюрприз немцам выйдет!

Домой я вернулся уже вечером. Разговор с Поликарповым, на время забытый, пока шло совещание, вновь вернулся в мои мысли, стоило покинуть здание наркомата. Новые знания теребили душу. Неужели все действительно так, как говорит Николай Николаевич? Но зачем ему врать мне? А если он сам ошибается?

Память подкинула воспоминание, как ко мне прибежал Борис и просил вот также сходить к товарищу Сталину, поговорить о судьбе Поликарпова. Ситуация почти один в один. Только мой друг просил лишь за Николая Николаевича, которого я и сам прекрасно знал, а конструктор просит за неизвестное мне количество людей, о которых я ранее даже не слышал. Ну. не совсем просит их вызволить. Лишь спросить у Иосифа Виссарионовича, в курсе ли он, какими методами пользуются в ОГПУ. Вот тут затык. Почему-то я уверен, что он в курсе. Но ведь Поликарпов наверняка или думает иначе, или рассчитывает, что я не для «галочки» спрошу товарища Сталина, а попытаюсь убедить его в том, что эти методы наносят вред стране. И тем самым помогу знакомым конструктора выйти на свободу. Пойти на это или нет? Вот в чем вопрос.

— К тебе Катя приходила, — сказала мама, отвлекая от размышлений.

Я лишь молча кивнул, принимая информацию.

— Сынок, — продолжила она. — Что у вас случилось? Ты себе новую девушку нашел? — не унималась мама.

— Нет, просто… — я тяжело вздохнул. — Просто с Катей у нас ничего не выйдет. Да и не до девушек мне сейчас.

— А как же эта Женя? — хмыкнул отец. — Тоже звонила, кстати, тебя спрашивала.

— С ней у меня чисто рабочие отношения.

Я вновь погрузился мыслями в просьбу Поликарпова. Как мне поступить? Вопрос-то я товарищу Сталину задам, обещал ведь. Но можно же отделаться формальностью и просто передать его ответ. А можно влезть в это дело, чтобы разобраться — насколько реальны слова Николая Николаевича, и если все подтвердится, могу ли я как-то исправить ситуацию.

— Ты чего такой задумчивый? — зашел ко мне в комнату отец. — Думаешь, что с девушками делать? Может, я помочь чем-то смогу? Совет дать. Или тебе не нужно? — при последних словах он хмыкнул.

— Дело не в этом, — помотал я головой.

— Тогда что случилось?

Рассказать? Или нет? Отец из партии ушел, товарища Сталина недолюбливает, вполне может посоветовать плотнее заняться этим вопросом. Или наоборот — держаться от всего этого подальше. Тоже в его духе будет. И все же… мне ведь и правда нужен совет. Может, хоть что-то из его слов натолкнет меня на решение, как мне поступить.

И я рассказал. Все.

Отец ответил не сразу. Ушел в свои мысли, нахмурился. Несколько раз проскрежетал зубами. И в итоге выдохнул как-то безнадежно.

— Не верю я, Сергуня, что товарищ Сталин не знает о методах ОГПУ, — сказал он. — Да и ты, как я вижу, тоже. Вот и получается, что задавать такой вопрос ему — только подставиться самому. Если спрашивать все же будешь, тогда ты должен идти до конца. И не удивляйся, если то же ОГПУ потом тебя из кабинета выведет, и ты окажешься рядом с теми директорами заводов, о которых Поликарпов печется. Думай, Сергуня, надо ли тебе это. Ты уже взрослый, чтобы самостоятельно решать, как тебе жить.

— А ты что бы сделал? — спросил я отца.

— Из партии ушел. Помнить должен, — буркнул хмуро отец и вышел из комнаты.

Причем здесь его уход из партии я сначала не понял. А потом как понял… То есть, он тогда не просто за Троцкого переживал, да других партийных лидеров? Они — просто спусковым крючком стали? Это что же у него произошло, что до сих пор он понурый ходит и плюется на партию?

Увы, про свое членство в партии и причины ухода отец рассказывать отказался.

Целую неделю меня никто не трогал, а я сам томился мыслями — идти к Иосифу Виссарионовичу или не стоит. Мой черновик по перевозкам так никто и не вернул на доработку. Савинков не приезжал, новый нарком Андреев не звонил, даже Михаил Ефимович был занят своим журналом и писал фельетоны, что ему удается просто мастерски. Про меня словно забыли, что было очень не привычно. Только Женя периодически дергала, требуя новое задание. Ее упоминание в журнале, девушка оценила, но теперь ей нужен был следующий шаг. А что я ей мог дать?