Инстинкт тролля (ЛП) - Дюньяк Жан-Клод - Страница 27

Стены вокруг нас дрожат от обычного гвалта сменившихся бригад. Производство работает в три смены, а еще одна дополнительная бригада занимается проспекторскими раскопками. Кредебитова идея вызвала настоящий энтузиазм среди гномов, которые видят в этом дополнительную возможность работать подольше и, следовательно, ускользнуть от домашних забот. Пресечь это я уже не мог, зло свершилось. В результате постоянно вскрываются новые жилы, а мои прогнозированные квоты совершенно не соответствуют реальности на местах. Это уж точно не в первый раз, но мне интересно, что скажут об этом человеки наверху.

Тем более что я никак не могу добиться встречи с руководством. О, всегда можно заявиться туда без предупреждения и попытаться повидаться с кем-нибудь, но с тех пор, как я пришел сюда работать, в кабинетах важных шишек завели потайной выход, чтобы избежать подобных ситуаций. Мне приходится ждать, пока меня вызовут, прежде чем я смогу излить начальству душу.

Разговорчики с барменом — вполне разумная альтернатива, если принять во внимание все обстоятельства.

Чувствуя, что совершаю огромную ошибку, я протягиваю ему мятое приглашение и ворчу:

— Ты бы не мог на нем отписать за меня? Ответь им, что я приду.

— В чьем-то сопровождении, шеф?

Я заглатываю оставшиеся гранаты и подталкиваю пустую чашу к нему.

— Видишь ли, какое дело: раньше, чем еще через дюжину кружек, я тебе ответить не сумею.

— Я поставлю «да», — улыбается он, прежде чем подвинуть мне пиво.

Свадьба состоится в замке Парцифаля, в самом сердце Нагорья. Это жутковатое место на вершине скалы, в котором до смешного мало комнат для гостей. На церемонию соберутся приглашенные и масса простых рыцарей, а также понемногу представителей от каждого нечеловеческого вида. Думаю, там найдутся шатры, пещеры для гномов и выпивка для всех и каждого.

У меня не хватит времени вырастить на себе что-нибудь приличное. Я бы мог изваляться в золотой пыли или вставить блестящие камешки в ноздри, пупок и прочие неудобосказуемые места, но у меня такое чувство, что этого будет недостаточно. К тому же некоторые рыцари могут меня узнать. Я сыграл свою роль в событиях, предшествовавших этой свадьбе, но не хотелось бы, чтобы это выплыло наружу.

Определенно настало время принять кой-какие радикальные решения в физическом плане и взглянуть в лицо слишком долго преследовавшим меня демонам. Я превратился в старого сварливого тролля, мои суставы загустели от шахтной пыли. Я трескаюсь там, где всегда был гладким, — надеюсь, мне не нужно никому пояснять подробнее. Мое брюхо, чтобы оно снова смотрелось пристойно, вообще сначала нужно депилировать кислотой.

Не говоря уже о непристойных граффити ниже поясницы.

Я точно знаю, кто мне нужен. Проблема в том, что я не сгораю от нетерпения ни эту «кого» увидеть, ни с ней заговаривать. Поэтому я заказываю еще одну порцию. Потом еще одну, и это дело затягивается.

— С вашего позволения, шеф, — молвит мне бармен, — свадьба через неделю, в трех днях ходьбы отсюда. Это вам оставляет не слишком много времени, чтобы помириться со своей бывшей, разобраться со штучками Кредебита и окончательно решить свои экзистенциальные проблемы.

— Я слишком заболтался, а?

— Просто мы беспокоимся, — улыбается он, вытирая тряпкой гранитную стойку. — У нас ушло несколько поколений, чтобы приспособиться к вам, и мы не горим желанием начинать все сначала с другим шефом, который не будет понимать нас так же хорошо, как вы. Или учиться бегать быстрее. Так что оторвите свою толстую каменную задницу от табурета и отправляйтесь выполнять свое предназначение. Счет оплáтите по возвращении.

— У тебя осталось немного гранатов?

— Я вам приготовил бутерброды на дорогу.

Вокруг меня затихают разговоры. Обычно такая шумная таверна ожидает моего решения. Даже драконы в кузнице, кажется, затаили дыхание и ревут вполглотки.

А может, я пьянее, чем мне казалось.

Через день я выхожу под открытое небо Нагорья, совсем рядом с частной шахтой Кредебита, чьи галереи вибрируют у меня под ногами. Узкая долина до боли знакома. И дождь тоже. Он стучит по моим плечам и черепу, будто небо на что-то хочет намекнуть. Вода обтекает самые крупные из моих выступов черноватыми ручейками, как и в прошлый раз. Даже с закрытыми глазами я найду пещеру, где все это начиналось.

От навалившегося одиночества меня покачивает. Шахта, которую я выбрал для жизни, кишит народом. Копошатся гномы, рычат и шипят драконы. Ударам кирки отвечает грохот в бункерах и скрежет вагонеток. Постоянно найдется чем заняться или что выпить. Вечно нет времени заглянуть внутрь себя и подумать о том, в кого я превратился.

Для тролля размышлять — это чуть ли не самая дурная привычка.

Сталкиваться лицом к лицу с Нагорьем в одиночестве — идиотизм, мне следовало это знать. Но Шелдон занят, у него мальчишник в компании Седрика. Я и сам мог бы предложить забаву-другую, но кто же меня хоть о чем спрашивает. Как обычно.

Я не решаюсь обернуться. Эта грусть неестественна. На задах сознания исступленно бьют в колокола мои тролльские инстинкты. Их звон гуляет эхом в пустотах моей головы, будто обвал в галерее. И точно так же сулит непоправимый ущерб.

Глубоко под моими ногами по-прежнему страдает камень.

Я постукиваю пяткой по гранитной плите, чтобы прочувствовать характер передачи вибраций. Между пальцами ног вылетают фонтанчики радужных брызг. Для пущей уверенности я повторяю операцию два-три раза, то одной ногой, то другой. Может, даже не придется в этом году мыть ноги.

Потом, ссутулив плечи, бреду меж скал долины под струистыми, рокочущими водопадами с повисшей над ними радугой. Некоторые из них я выкопал сам, еще когда мы — я и моя троллесса — думали, что останемся здесь надолго. Я узнаю собственные пометки, рисунки на стенах, изящно выгравированные ударами моих кулаков, руны приветствия тем, кто похож на меня. Потому что если уметь читать знаки, то по тропинкам троллей ходить легко. Мы не оставляем за собой следа из мелких камешков; нам больше по душе ваять осыпи. Камень — наша территория, и мы умеем обращаться с ним так, как он того заслуживает. Люди его игнорируют, гномы нападают на него с киркой и кайлом. А гоблины торгуют им на вес, предварительно отжав из него золото.

Поэтому иногда камень жалуется. И мы единственные, кто его слышит.

Через два часа ходьбы я достиг района, куда люди больше не осмеливаются соваться. Вот уже десять минут, как мне не попадалось ни одного скелета. Дождь сменился большими пушистыми хлопьями, оседающими у меня на пальцах.

Вокруг сверкает белизной узкая долина. Кто-то недавно здесь прибирался. В трещинах стен блестит слюдяная пудра, а в воздухе пахнет свежесмолотым кремнем. Я машинально отряхиваюсь, разглядывая свое отражение в грязной луже с подмерзшей водой. Потом расплескиваю свое изображение, наступая в него. Поздно мне уже меняться; та, которую я найду, примет меня таким, каков я есть.

С тем, что она сделает со мной потом, еще предстоит определиться.

На Нагорье быстро опускается вечер, но я достигаю места назначения до захода солнца. Косые лучи ласкают вершины утесов, свет понемногу сереет. Я вспоминаю ледниковое озеро чуть дальше, его бирюзовая вода переливается в сумерках. Мы с моей троллессой часто купались там, и я выходил раньше нее, чтобы посмотреть, как она выходит из глубины в потоке пены и вихрей, которые делали ее еще прекраснее.

Однако хватит об этом думать.

В мои уши агрессивно вторгаются обрывки звуков в жанре, где трудно не распознать сталкивающиеся скалы. Я не против современной музыки, заметьте. Я иногда заслушиваюсь кирками гномов, даже когда они забавляются тем, что сбивают ритм своим соседям, копая не в лад. Но ничто не сравнится с лавиной, когда ее обрушивают артисты. Молодежь может набраться всей энергии мира, но ей не хватает техники. Здесь они, кажется, бьют по камням так, будто хотят их расколоть. Наверное, это то, что у них зовется индустриальным роком.