Озарение - Гурвич Владимир Моисеевич - Страница 14

Как обычно, встреча состоялась в кафе. Марина сияла, как начищенная монета. Она выложила на стол из сумки пару журналов.

— Можешь взять себе, — сказала она. — Там моя статья о Нефедове. Я ее написала благодаря тебе. Так что бери.

— Я возьму, — сказала Дана, не испытывая от этого большой радости.

— Ты молодец, все прекрасно сделала, этот твой Нефедов был просто шелковым. Все рассказал, все показал. Ни одного слова против не вякнул. Гершович в восторге и от статьи, и от того, что он согласился участвовать в его выставке. Теперь он не сомневается, что его ждет успех, а значит, и хорошая прибыль.

— Я рада, — произнесла Дана. Невольно ей вспомнился зайчик с панно. Бог явно ошибся, что такой дар дал Нефедову, а не кому-то другому, например, ей.

Марина посмотрела на нее странным взглядом.

— Сочувствую тебе, подруга, — произнесла она.

— В чем?

— Спать с ним — это подвиг. Такого некрасивого мужика я давно не видела. И как ты смогла?

— Ради большой цели и не то сделаешь, — усмехнулась Дана.

— Тут я полностью на твоей стороне. Можешь танцевать.

— Прямо сейчас? — удивилась Дана.

— А почему нет. Я уговорила Гершовича, завтра он придет смотреть на твои картины. Я тебя расписала перед ним, как очень талантливую художницу. Я сказала, что ты ученица Нефедова. А для него это важно. И ему не терпится увидеть твои работы. Смотри, не обмани его ожидания.

— Я постараюсь. — У Даны от волнения мгновенно взмокли ладони. Еще бы, ведь завтра в ее мастерскую придет сам Гершович — известный всему миру галерист. О таком везении еще недавно она и мечтать не могла. — Мариночка, я тебе так благодарна! — воскликнула она. Дана встала и-за стола, подбежала к Аничковой и смачно расцеловала ее в щеки.

— Ну, хватит, хватит, — улыбнулась Марина. — Садись на свое место. Давай закажем по такому случаю бутылку коньяка. Не против?

— Нет, — закивала головой Дана.

— Ты сделала кое-что для меня, я сделала кое-что для тебя, так что мы квиты.

— Ты сделала для меня гораздо больше, — не согласилась Дана. В эти минуты ей очень хотелось быть щедрой к подруге.

— Это пока никому неизвестно, — справедливо урезонила ее Аничкова. — Главное понравится Гершовичу, по сравнению с этим все остальное ерунда. Если он возьмет твои работы — это прямой путь к хорошим деньгам и к известности.

— Я прекрасно это понимаю.

— Многие понимают, а вот свой шанс упускают. Поверь, я это видела много раз.

— Я верю.

Официант принес заказанный коньяк.

— В таком случае давай выпьем за успех нашего безнадежного дела, — провозгласила тост Марина.

— За это я всегда готова выпить, — присоединилась к тосту Дана.

Никогда еще Дана так внимательно не рассматривала свои картины. Она прекрасно сознавала, что решается ее судьба. Какой вердикт вынесет завтра грозный судья, такой она и будет. К этому дню она шла давно, мечтала о нем, как девушка о принце на белом коне, или хотя бы просто на лтошади. И вот он наступил. Точнее, завтра наступит. А потому оставшееся время надо использовать максимально полезно.

Дана задумалась о том, как это сделать. К ней пришла в общем-то простая мысль — попробовать посмотреть на свои работы чужими глазами. Это ей очень правильно советовал Нефедов. Вот его зрением она и попытается это сделать. Как бы он их оценил?

Дана добросовестно попыталась посмотреть на свои картины глазами Нефедова. Она чувствовала, что в первые минуты у нее ничего не получается, ее зрение было не готова к такой перестройке. Взгляд был привычным, он не рождал ни нового восприятия, ни новых мыслей.

В какой-то момент Дана сильно разозлилась на себя. Так дело не пойдет, если все останется по-прежнему, она никуда не продвинется, не откроет в себе ничего нового. А без этого ее шансы на успех резко сокращаются.

Дана села на пол, скрестила ноги и закрыла глаза. Она представила картины Нефедова, и ее сознание практически сразу заполнилось яркими образами. Она и не подозревала, что так глубоко прониклась его творчеством, что оно столь прочно вошло в нее.

Затем Дана, по-прежнему не открывая веки, вывела на экран своего воображения свои работы. И невольно вздрогнула, контраст был столь резок, что она почувствовала что-то вроде удара.

Дана открыла глаза. Несколько мгновений она не понимала, где она, что происходит вокруг. У нее было полное ощущение, что только что она погрузилась в какой-то иной мир, а теперь вернулась оттуда разочарованной и разбитой. Да, она добилась поставленной цель — наконец, увидела свое творчество, так как хотела, — под другим углом. Но этот новый взгляд отнюдь ее не обрадовал.

Дана снова стала перебирать отобранные для показа Гершовича картины. Ее надежды таяли, как весенний снег. Она уже мало сомневалась, что ему вряд ли что-то понравится. Да, они хорошо написаны, все преподаватели отмечали ее мастерство, отличное владение рисунком. Но этого же явно недостаточно, в них не достает…

Мысль Даны вдруг забуксовала. Она уже не сомневалась, что в картинах что-то не хватает, вот только что? Это был трудный вопрос, на который не было однозначного ответа. А может, вообще нет никакого ответа; сколько людей, столько и мнений. С ее стороны не правильно все равнять по Нефедову, он сам далеко не безупречен. Да и вообще, у каждого подлинного художника свой неповторимый взгляд на мир, своя манера его отражения. У Павла одна, у нее совсем другая. А как иначе, они же два абсолютно разных человека, непохожих друг на друга. Ей даже кажется, что у них ни в чем нет сходства. И это нормально. Тогда что же ее смущает? Творчество Нефедова имеет ярко выраженный индивидуальный характер, его манеру не спутаешь ни с кем. Достаточно один раз посмотреть на его картины, и они надолго застревают в памяти. А вот про нее такое не скажешь. Все как-то прилизано, все как-то по стандарту, как и должно быть. А творчество должно вырываться из обыденности, закостенелости, поражать необычностью, способностью создавать другой мир. А если этого не получается, невольно возникает вопрос: а зачем тогда это все? Она прекрасно помнит, что об этом на своих лекциях и занятиях им не раз говорил Болтнев. И она соглашались с его словами. Эпоха подражательства канула в лету, осталась далеко в прошлом и сейчас подобное никому не интересно. И надо честно себе признаться, она не сумела выйти за пределы этого круга, осталась в его узких границах. В отличие от Нефедова.

Даной овладела такая жгучая к нему ненависть, то будь он сейчас рядом, то непременно что-нибудь метнула в него. Хотя все равно этим ситуацию не исправишь, хотя напряжение таким способом вполне можно разрядить. Что тоже не так уж и мало. Она всегда тяжело переносила любые душевные надрывы, и готова была пойти на многое только чтобы от них поскорее избавиться.

Хватит смотреть на картины, как есть, так и есть, все равно уже ничего не изменить, грустно решила Дана. Лучше вообще об этом не думать, только хуже становится.

Обычно справляться с стрессами помогал секс. Она не помнила, чтобы это лекарство ее хотя бы раз подводило. Возможно, что его действие продлится недолго, но хотя бы до утра, если повезет с партнером.

Когда Аничкова сообщила, что завтра к ней явится Гершович, Дана решила не ходить вечером в ресторан. Но сейчас передумала, другого способа избавиться от внутреннего напряжения она не знает. Не напиваться же. Значит, решено, она идет. И гори пока все синим пламенем, она постарается сегодня выполнить программу по максимуму.

Дана вошла в ресторан, осмотрелась. Все было как обычно. Громко играл ансамбль, на площадке возле него извивалась в пароксизме ритмов тела. Она заметила свадебный столик и двинулась к нему.

Деньги у Даны немного, но были, а потому она чувствовала себя уверенно — может позволить себе заказать кое-что из того, что душа просит. А что она просит, задалась Дана вопросом? И поняла, что не так-то просто будет на него ответить.