Озарение - Гурвич Владимир Моисеевич - Страница 36

Обед был более чем, кстати, Дана испытывала немалый голод, так как утром позавтракала очень скромно. Да и познакомиться с домочадцами такого красавца ей сильно хотелось. Особенно с попадьей, то есть, с женой. По аналогии она должна быть тоже красавицей.

Дом находился сразу за церковью. Совсем простой, даже аскетичный, почти без всяких украшений, деревянный, не маленький, но и не большой. Как убедилась Дана чуть поздней, обставлен он так же был очень скромно.

Они вошли в довольно просторную комнату, которая, судя по всему, выполняла роль столовой. За столом сидела молодая женщина, рядом с ней трое детей — два мальчика и девочка.

Но дети Дану мало интересовали, зато супруга священника интересовала очень сильно.

Дана сразу же была поражена ее непривлекательностью. Невысокая, даже не худая, а плоская, с невыразительным лицом, на котором даже тень красоты не ночевала. Как такой представительный мужчина мог жениться на такой женщине? Дана пребыла в полном недоумении.

Супруга отца Иллариона поднялась, подошла к Дане и улыбнулась.

— Зоя Васильевна, можно просто Зоя, — представилась она, протягивая руку.

— Дана. — Они обменялись рукопожатием, рука у Зои была шершавая, как у человека, который много занимается физическим трудом.

— Садитесь с нами обедать, — пригласила женщина.

Перед обедом вся семья прочла молитву. Дана впервые в жизни присутствовала при подобном ритуале. Ей стало неловко от того, что она даже не знает слов, которые нужно произносить.

Обед оказался вкусным и сытным, Дана, забыв про все свои мысли, целиком отдалась радости чревоугодия. Поесть она любила, вот только редко приходилась это делать с удовольствием, сама она готовить не умела. Да и желания учиться не было. Еще ее удивила послушность детей, во время разговора взрослых за столом они ни разу не подали свой голос.

А разговор получился весьма интенсивным. Супруги расспрашивали Дану о ней, и она поняла, что это неспроста — они хотят понять, можно ли доверить ей роспись храма. Поэтому Дана отвечала на вопросы подробно, но при этом тщательно обходила стороной все темы, которые могли бы бросить на нее какую-нибудь тень. Она то и дело ловила на себе пристальный взгляд священника, и он всякий раз бросал ее в жар. Она отводила глаза, она опасалась того, что Зоя заметит эту реакцию на ее мужа. А она лишь усиливалась с каждой минутой. Вот только что с ней делать?

Обед кончился, и отец Илларион снова пригласил ее пройти в церковь. Дана почувствовала тревогу; когда они останутся наедине, как она должна себя вести. Буду держать себя в руках, решила она. Но полной уверенности в том, что ей это удастся, у нее не было.

Они остановились возле алтаря. Дане казалось, что отец Илларион о чем-то размышляет. Уж не об их ли возможных отношениях? мелькнула мысль. Если это так, то ей очень приятно.

— Дана Валерьевна, — произнес священник.

— Лучше просто Дана, — прервала она его.

— Хорошо. — Он улыбнулся. — Дана, надеюсь, вы заметили, что вся роспись храма посвящена различным святым и мученикам нашей церкви. Я потом могу для вас провести экскурсию и рассказать об изображенных тут людях и сюжетах. Но сейчас хочу заострить ваше внимание на том, что нужно будет изобразить вам. Разумеется, вы никогда не слышали о преподобном Зосиме Соловецком.

— Не слышала.

— Я коротко поведаю вам его историю. Он вместе с двумя другими монахами основал монастырь со строгим уставом на Соловецких островах. И Бог благословил это деяние видением преподобному Зосиме очень красивой церкви в воздухе. Поздней осенью другой монах Герман поплыл на материк за припасами. Но из-за непогоды не успел вернуться. Преподобный Зосима провел всю зиму один, страшно голодая. Но в самый критический момент появились двое незнакомцев и оставили ему запас хлеба, муки и масла. Это помогло ему не умереть от истощения. А весной вернулся и Герман. Так они выжили. Когда же пришло время преподобному уйти в мир иной, он сам смастерил себе гроб, в котором и был погребен. Вот такую историю я хотел бы, чтобы вы изобразили. Сможете?

Дана ощутила некоторую неуверенность, ничего похожего она еще не писала. Она посмотрела в глаза священника и кивнула головой.

— Смогу.

— Есть определенные условия, Дана. Нисколько не желаю ограничивать вашу творческую фантазию, но при этом ваша роспись по стилю должна соответствовать тому, что уже есть. Было бы странным, если бы она была бы не похоже на все остальное. Вы согласны?

— Полностью.

Отец Илларион посмотрел на Дану.

— Давайте поступим таким образом: вы подумайте до завтра. Если примите положительное решение, приезжайте, подпишем документы. У нас все по закону. Кстати, через десять минут прибудет электричку, а потом двухчасовой перерыв. Вам лучше успеть на нее.

В электричке Дана почти не думала о заказе, о том, как она станет его выполнять, ее занимала совсем иная тема. Перед ее мысленным взором то и дело возникала статная фигура отца Иллариона, его красивое, даже немного благообразное лицо с густой, но аккуратной бородой. Дану мучил один вопрос: что означал его направленный на нее взгляд, заключался ли в нем призыв к более близким отношениям или ничего кроме интереса к ней, как к художнице в нем не было? И сколько бы она не старалась восстановить в памяти все даже самые незначительные детали поведения настоятеля, ясность не появлялась.

Дана даже в какой-то момент от этой неопределенности почувствовала такую злость, что решила отказаться от росписи в церкви. Но то было всего лишь минутная чувство, затем она изменила решение. Конечно, она возьмется за заказ хотя бы уже потому, что ей интересно попробовать себя в новом жанре. Почему-то она никогда не предполагала, что когда-нибудь займется религиозными сюжетами, окунется совсем в иную, абсолютно непривычную стилистику. Да и Болтнева она не может подвести; рекомендуя ее заказчику, он тем самым поручился перед ним за нее. А она и без того многим обязана этому человеку, не говоря уж о том, что он ей просто нравится. Среди всех ее поклонников он, несомненно, самый достойный. И если она когда-нибудь решит выйти замуж, он будет первый кандидат на роль мужа.

Подобная мысль возникала у Даны далеко не впервые. Но сейчас она не стала распутывать дальше ее клубок, у нее сейчас иные заботы.

Дома она сделала небольшой набросок. Преподобный Зосима сильно исхудавший, стоящий по колену в снегу, всматривается в вздыбленное волнами студеное море. В выражении его лица нет горести и страха смерти, а только покорность своей судьбе. Рисунок Дане понравился, она решила, что завтра покажет его отцу Иллариону. Любопытно, что он скажет?

Дана, вопреки своему желанию, снова стала думать о нем. Почему он женился на такой невзрачной женщине, любая, ну или не любая, но многие согласились бы стать его женой. А он выбрал эту Зою. Судя по тому, что она, Дана, видела, она отличная мать и прекрасная хозяйка. Но ведь этого мало, есть же еще и телесное влечение даже у священников. А разве можно испытывать вожделение к такой, как она. Это выше ее понимания, призналась себе Дана.

Не будь отец Илларион священником, она бы знала, как поступать, соблазнила бы его в три счета. Но учитывая его сан, она не представляет, как следует себя вести. Между тем, е не оставляет предчувствие, что если они займутся сексом, то она может увидеть те свои заветные картины, ведь по своим мужским качествам он нисколько не уступает Юлию. И только в одном ему проигрывает, — тот не был священнослужителем. А потому с ним было и ясно, и просто. А с этим так же ничего не понятно, как объяснение математических теорем. Разобраться в них Дане было не дано, а потому не больно-то и не хотелось. А тут другой случай, разобраться в этом человеке она даже очень желает, вот только нет уверенности, что получится. С таким настроением Дана и легла спать.

Дана и отец Илларион стояли посреди церкви. Дана показывала ему вчерашний эскиз, тот внимательно разглядывал его. Она же не спускала взора со священника. Злило то, что она по-прежнему ничего не может понять. Он встретил ее радостно, не спускал с нее глаз, ей даже казалось, что он мысленно снимает с нее одежду. По крайней мере, в один момент глаза у него вспыхнули и полоснули своим светом по ней. У Даны тут же екнуло внизу живота. Если бы отец Илларион захотел, она бы отдалась ему прямо сейчас прямо тут в церкви. Но никаких поползновений на это от него не последовало.