Черные волки, или Важняк под прицелом - Незнанский Фридрих Евсеевич - Страница 20

• Предыдущая
• 20/46
• Следующая

– Куда он, на хрен, денется?! – отрезал Боровой.

– Да, ты прав. Он знает, что сидит у нас на крючке, и не станет дергаться. А дернется – мы ему живо вправим мозги. – Апостол убрал ноги с банкетки и поставил их на пол. Задумчиво посмотрел на ступни, обутые в коричневые ботинки, затем поднял взгляд на Борового и сказал:

– Кстати, забыл спросить: ты больше не говорил с Батей?

Боровой покачал головой:

– Нет. Не имеет смысла. Батя – мужик упертый. Его не переупрямишь.

– Странно... Я думал, мы из одного лагеря. Может, его слегка припугнуть? На некоторых людей это действует.

– Не поможет. Батя не какой-нибудь там желторотый пацан. У него две ходки за драки. Шесть лет назад он посадил на перо своего отчима. Батя мужик серьезный, – добавил Боровой.

– Но он изменился, – настаивал на своем Апостол. – Религия меняет людей.

– Но не его. Скорей он изменит религию, чем она его.

– Но попробовать-то стоит, – заметил Апостол. – Или ты его боишься?

Боровой резко повернул к нему голову.

– Я? Боюсь? – глухо проговорил он.

– Сам же сказал, что Батя – мужик серьезный, – с невинной полуулыбкой напомнил Апостол. – Ладно, не грузись. Нет так нет. Надо бы последить за этим... как, говоришь, зовут этого фраера?

– Турецкий.

– Вот-вот. Может, пошлешь туда Мельника и Штыря? Хотя нет, Мельник и Штырь – члены Совета Двенадцати. Надо бы кого помельче...

– Можно просто поставить его телефон на прослушку, – сказал Боровой. – В бригаде есть один телефонист. Думаю, он сможет нам это устроить.

– Поговоришь с ним или лучше мне? – поднял брови Апостол.

Боровой вставил в рот сигарету и щелкнул зажигалкой.

– Язык есть – поговорю, – ответил он и выпустил изо рта бесформенный клубок дыма.

Парень был толстый и здоровенный, как медведь. Лысая голова, черная куртка-пилот, огромные ботинки на толстой подошве. На жирной физиономии – рыжеватые усы и такая же рыжеватая бородка. Глаза светло-голубые, водянистые, навыкате. Толстяк сидел на скамейке, забросив ногу на ногу, и пил пиво из алюминиевой банки.

– Здорово, чел! – поприветствовал его Плетнев, опускаясь рядом на скамейку.

– Здорово, коли не шутишь, – ответил толстяк и оглядел незваного гостя с ног до головы. – Ты кто?

– Прохожий, – ответил Плетнев, закуривая. – Слушай, тут есть какой-нибудь кабак, где можно попить пивка и не встретить черномазого?

Толстяк слегка прищурился.

– Черномазого, говоришь? А чего они тебе сделали?

Плетнев сплюнул на асфальт и небрежно ответил:

– Ничего не сделали. Просто от них дерьмом несет за километр. Не хочу портить аппетит. А у вас тут куда ни зайди – одни черные рожи.

Толстяк помолчал, обдумывая его слова. Затем ухмыльнулся и сказал:

– А ты, я вижу, нормальный пацан.

– Ты, я вижу, тоже, – в тон ему ответил Плетнев. – Ну, так как? Где мне тут пивка попить? А то я нездешний.

– Есть одно место, где точно черномазого не встретишь. Если хочешь, покажу. Тут недалеко.

– Давай. А то пить охота, аж нутро печет.

Здоровяк залпом допил свое пиво, смачно рыгнул, смял банку в толстых пальцах и швырнул ее в урну.

– Ну, пошли, – сказал он, поднимаясь. Они двинулись по аллее сквера плечом к плечу, как старые товарищи.

– Ты сам-то откуда будешь? – поинтересовался толстяк.

– Из Сибири, – ответил Антон.

– И как там, русских не обижают?

– Нормально живем. Только китайцев до жопы. Давно пора отстреливать.

Толстяк усмехнулся.

– А что мешает? – поинтересовался он.

– Винтовку пропил. Работы-то нет. У нас теперь всюду узкоглазые трудятся. Русского парня только в параше поковыряться пустят, и то не везде.

– Ты серьезно? – сдвинул верзила толстые брови. Плетнев усмехнулся:

– А ты думаешь, чего я сюда из Новосибирска притащился? От хорошей жизни? Далеко еще топать-то?

– Да не, тут рядом. Минут через пять причалим. Толстяк не соврал. Вскоре они остановились перед забегаловкой с лаконичным названием «Пузо».

– Чего встал? – усмехнулся толстяк. – Давай, заваливай. Черномазых тут точно не увидишь.

Внутри пивного бара было сильно накурено. Воняло дымом и пивным перегаром. Толстяк подвел Плетнева к барной стойке, кивая по пути знакомым.

– Ну вот, – сказал он. – Как я тебе и обещал – ни одной черной хари.

Плетнев уселся на высокий стул и огляделся. Бар был заполнен больше чем наполовину. Среди публики преобладали крепкие парни в черных ветровках. Некоторые из них были выбриты под «ноль». Другие были просто коротко подстрижены, но даже и в них – по одежде, по манере держаться, говорить, смеяться – угадывался нацистский дух.

– Темное пиво, – сказал Плетнев бармену. Тот кивнул и через полминуты поставил перед бывшим спецназовцем кружку с темным, густым, пенистым пивом. Толстяк заказал себе такое же.

– Тебя как зовут-то? – поинтересовался толстяк у Плетнева.

– Антон, – ответил тот. – А тебя?

– Видел, как кабак называется?

– Угу.

– Вот так здесь меня и зовут. Я у здешних пацанов что-то вроде талисмана.

– Значит, ты – Пузо?

– Ага.

– Похож, – весело сказал Плетнев. Минут пять они пили пиво и болтали о разных пустяках. Затем заказали по второй. Плетнев сделал большой глоток, слизнул с губ пену и небрежно произнес:

– Слышал, у вас тут есть какая-то бригада... Не то «черные псы», не то «черные волки». Черномазых вырезают.

Пузо сдвинул брови, поразмышлял, затем покачал большой лысой головой:

– Никогда о такой не слышал.

– Нормально, – усмехнулся Плетнев. – Живешь в столице, а ни хрена не знаешь. Мой друган пару месяцев назад здесь ошивался, вот и познакомился с одним «волком». На Арбате. Тот ему даже портрет свой подарил. Я хотел этого парня разыскать, да адрес его потерял, когда одному черномазому на Казанском вокзале табло чистил. Но портрет у меня остался.

– Портрет, говоришь?

– Угу. Один мазила на Арбате намалевал, пока они пиво пили. Хочешь, покажу?

– Давай.

Плетнев достал из кармана рисунок и протянул его толстяку.

– Знакомое лицо, – сказал Пузо. – Погоди... Где-то я его видел.

– Где? – порывисто спросил Плетнев и даже подался вперед.

Движение оказалось слишком резким. Пузо сощурил глаза и подозрительно осведомился:

– А ты часом не легавый, браток? Плетнев растянул губы в ухмылку.

– Ага. У меня под рубашкой погоны майора. Зеленкой нарисовал. Показать?

Толстяк окинул его недоверчивым взглядом.

– Гм... Зеленкой, говоришь? Плетнев брякнул кружкой об стойку.

– Слушай, Пузо, кончай меня в менты записывать, – раздраженно сказал он. – А то не посмотрю, что ты гигант, и отстучу на твоей физиономии «Турецкий марш».

– Ладно, не горячись, – примирительно сказал толстяк. – Я пошутил. – Он поднялся со стула, держа в толстых пальцах картинку. – Посиди тут, братан. А я братву порасспрашиваю. Как, говоришь, бригада называется?

– «Черные волки». Или что-то типа того.

– Хорошо. Глотай пиво и думай о телках, а я скоро вернусь.

Вернулся Пузо минут через десять. Протянул картинку Плетневу.

– Не. Никто твоего друга тут не знает.

– Точно?

– Точнее не бывает. Правда...

– Что? – выпалил Плетнев. Пузо лениво поскреб пальцами небритую, толстую шею.

– Один чел вроде видел его тут дня три назад. Хочешь, можешь сам с ним поговорить.

– А где он?

– Да на улице стоит курит. Проводить, что ли?

– Давай.

– Пиво-то хоть допей, – кивнул толстяк на недопитую кружку.

– Не хочется. Изжога началась.

Плетнев швырнул на стойку несколько смятых купюр.

– Ну, тогда я допью, – сказал толстяк.

Он сгреб со стойки кружку Плетнева и в два глотка опорожнил ее. Рыгнул, вытер рот ладонью и сказал:

– Пошли.

• Предыдущая
• 20/46
• Следующая