Блюстители Неба - Королев Анатолий Васильевич - Страница 10
- Предыдущая
- 10/50
- Следующая
– Ваше величество, э… э… позвольте мне так называть вас, я всего лишь Наставник седьмой степени и по своему рангу не имею ни прав, ни полномочий знать о том, что вы говорите.
Директор зловеще рассмеялся.
– А вы еще и трус, Шонгер, а ведь три дня назад вы напролом прошагали к супермозгу, к вашей адской кастрюле, у которой зашли шарики за ролики.
– Я был пьян.
– Пьян по графику? Вы это хотели сказать? Смелее, Наставник, бросьте сочинять в голове рапорт о нашей встрече, вам никто не поверит, зато отстранение станет неминуемым. Сдерите шоры инструкций с ваших мозгов, я все равно должен вам все высказать до конца. Когда-то я тоже был школьным учителем, только я учил мыслить, а не подчиняться, а такого предмета в вашем бедламе, конечно, нет… Так вот, Шонгер, за помощью мы пришли к детям, к добрым отзывчивым детям, тем из них, кто наделен гениальной отзывчивостью. Сознаюсь, найти такого ребенка нелегко, да и его способности к опеке весьма кратки, увы, дети быстро взрослеют и теряют драгоценную детскость. Я шарил мыслью не по одному из миров, пока нашел своего мальчика – Мену, ребенка, заключенного только за то, что его мать и отец нарушили чудовищный закон вашего застенка: дети рождаются только в государственном инкубаторе, тьфу, выговорить противно! Я нашел своего мальчика на твоей ржавой Пентелле, где больше нет детей, кроме незаконных. Где их набралось едва-едва на одну школу-концлагерь. Где детство отменила безмозглая машина и безмозглые люди предпочли появляться на свет сразу сильными, умными, годными к делу, здоровыми и бездушными уродами, которые все, как один, благополучно миновали детство, потому что его просто-напросто нет и в помине. Посещая иногда ваш бедлам, я всегда с горечью думал, что в Опеке есть что-то безнравственное и что…
Директор замолчал, затем воскликнул с прежней силой:
– Дураки! Все ваши взрослые правильности не стоят и одной детской глупости.
И Директор снова рассмеялся горьким и злым смехом.
– Мне можно идти? – спросил я; меня оставили силы и разум, я не мог слышать эти невыносимые слова.
– Нет! Я еще не закончил лепить вам пощечины, Шонгер, вам и вашему икру уродов… Хрупкий мальчик, обозленный и затравленный зверек, одинокий мечтатель, мой Мену стал светлым гением Земли. Я подарил ему забавную азбуку, которая делала зримыми его фантазии. В твоих руках (он окончательно перешел на «ты», и мне стало легче, это соответствовало форме) она, естественно, молчала. Я рассказал, зачем он мне нужен, и, благодаря его гениальной интуиции и моему могуществу Архонта вечности, на планете С-7293 успешно развивалась необычная цивилизация. Там есть и смерть, и войны, и болезни, но есть и то, что делает Землю уникумом, ее суть – искусство, она обрушила на вселенную водопады искусства. Это планета гениев. А ведь на Пентелле нет ни одной картины, ни самой маломальской скульптуры. Такие слова, как «рисунок», «книга для чтения», «музыка», ничего не говорят пентелльцам. Ваш бог – техника…
Директор снова замолчал.
Я ждал, сам не зная чего.
– Но тут в наш трепетный союз вмешался ты, Шонгер, ты – честолюбивый Наставник, помешанный на власти и обожании насилия. В тот момент, когда Земля проходила через временную развилку и Архонтес не знал, как поступить с человеком, который вел земную цивилизацию к серии сокрушительных войн, ты, Шонгер, вместо Мену вмешался в историю. Вмешался самым решительным образом, и в роковом апреле 1805 года на пути на коронацию в Милан настоятель Клод Габе спас ноги императора Бонапарта от обморожения, и тот не стал калекой. Не стал – и разом, с короткими промежутками, грянули сначала одна, затем вторая, третья, и четвертая, и пятая мировые войны. Аустерлиц, Иена, Бородино, Ватерлоо, Севастополь, Шипка, Марна…
– Перестаньте! – воскликнул я, теряя голову от собственной дерзости в святая святых.– Разрешите мне идти, господин Директор! Я не могу и не хочу ничего знать об этом!
– Нет, властолюбец, смотри!
Директор властно вскинул руку, и тот же неистовый голубой луч расплавил кабинетные стены. Я увидел с высоты чашу исполинского ночного стадиона, залитого сотнями прожекторов. А там, в глубине, на дне чаши трепетал из тысяч факельных огней страшный магический знак. Только присмотревшись, я понял, что факелы держат в руках марширующие шеренги солдат. О! Это было потрясающее зрелище!
Тут луч погас.
– Вот проекция твоей школы, Шонгер!
– Дедушка,– донеслось как бы из-за окна,– вы скоро? Нам скучно.
– Сейчас, Мену, сейчас, мой мальчик.
«Дедушка»… я пытался вспомнить древний смысл этого забытого на Пентелле слова.
Директор встал из-за стола и поправил цилиндр на голове. Что-то вновь шумно и быстро плеснуло за его плечами, и мне показалось, что это точно – крылья.
– Вы не достойны детей! Продолжайте вылупляться совершеннолетними в ваших инкубаторах, пока окончательно не свихнетесь вслед за вашей электронной кастрюлей. И Директор твой никогда не придет, Шонгер, его просто забыли заменить новым, ха-ха-ха. А может, стоит заглянуть в подвал с гробиками для анабиоза, а, Шонгер? Может быть, в том единственном, который еще остался – он включен,– ты найдешь свое сокровище, маленького пузатого карлика, а?
Да, наш Директор действительно был не очень высок ростом.
И тут незнакомец (я впервые решился мысленно так назвать его) зло щелкнул клавишем на столе, и стена кабинета внезапно распахнулась. На пол хлынули сотни рапортов, тысячи бланков, миллионы донесений – все то, что скопилось в приемнике за два года. Бумажное море затопило кабинет.
– Вот они, полюбуйтесь, ваши доносы, ваша мертвечина в конвертах, ваше строго зарегистрированное безумие, Шонгер! Никто не читал их и никогда не прочтет… И еще…
Он задумчиво посмотрел на меня, как птица, склонив голову набок.
– На прощанье я скажу, почему тебе удалось обмануть меня – Архонта – и вместо мальчика вмешаться в Опеку… Произошло невероятное – регистратор личности принял тебя за… твоего брата. Да, несчастный и счастливый Мену – это твой брат, Шонгер! Ты тоже незаконнорожденный, и вы близнецы. Вас двоих младенцами обнаружил патруль, только ты отлично поддался перевоспитанию в послушный механизм, а Мену нет. Две десятилетние ссылки в анабиоз оставили его в конце концов двенадцатилетним мальчишкой, а ты… ты постарел, как и должно было случиться. Ты ведь, Шонгер, тоже в своем роде гений. Гений насилия и этикета, недаром тебе до сих пор снится тот зимний день, когда ты побыл несколько минут властелином пусть чужого, бесконечно иного и далекого мира, но зато на вершине власти, там, где никому не нужно было давать отчета. Твои мысли?
Я молчал, меня уничтожили его слова о Мену… так вот почему мне казалось, что мы были когда-то друзьями, вот почему меня так необъяснимо тянуло к нему. Мену – мой родной брат…
– Прощай, бумажная крыса.– Незнакомец отдернул резким рывком шторы, и солнечный свет шафранного неба с алыми облаками залил комнату. Легким движением он разом оказался на подоконнике, и тут я увидел, что ноги его обуты в странную обувь, смешно и жутко похожую на куриные лапы…
«Дедушка на курьих ножках»,– вспомнил я слова Мену.
– Да, Шонгер,– усмехнулся на прощание незнакомец,– наш род ведет начало от птиц.
Толкнув раму, он взмахнул двумя крылами и вылетел из кабинета. Я инстинктивно бросился к окну и увидел, как стремительная точка исчезает в бесконечном сияющем мареве. Вот к ней присоединилась еще одна летящая точка, затем вторая, третья… над городом неслась косяком стремительная стая птиц.
– Ваше величество,– пропела маска связи,– примите экстренное сообщение.
Только тут меня осенило: Директором считается тот, кто находится в кабинете и имеет доступ к системе связи… Значит… значит, Директором Правильной школы отныне стал я. Я!
Обессилев, я опустился в кресло за огромным письменным столом. Но чувство власти и могущества постепенно наполняло меня энергией, вытесняло головокружение и усталость. Нет, я был прав: Директор все равно придет! И он пришел.
- Предыдущая
- 10/50
- Следующая
