Блюстители Неба - Королев Анатолий Васильевич - Страница 4

• Предыдущая
• 4/50
• Следующая

– А ты видел штуковину?

– Видел… здорово она вытворяет.

– Да, Ити, классная вещь. Если дедушка придет – я попрошу новую. – Тихо… слышишь шаги?

– Нет, тебе показалось. Ешь давай, ты же слабый.

– Да, я слабый, а вот ты сильный, Мену. Наставник сказал, что меня переведут в больницу.

– Зачем?

– Не знаю… я боюсь, Мену, они усыпят меня.

– Не хнычь, плакса!

– … а когда я проснусь – ты уже умрешь, и все будет другое.

– Хочешь – сбежим, Ити? – Куда?

– Я видел в кабинете Наставника карту города и все запомнил. Мы совсем недалеко от вокзала. Можно уехать к морю, а там как-нибудь переберемся на Острова и пешком до моего дома. У меня есть младшая сестра, ты будешь с ней играть. Ведь здорово, Ити?

– Здорово… а твои родители возьмут меня?

– Конечно, плакса! Ты знаешь, какой у меня отец! Он очень добрый и сильный, он знаменитый гонщик, и дома у нас вся стена в серебряных и золотых колесах – это его награды.

– А почему он тебя не заберет из школы?

– Не знаю… я и сам об этом все время думаю… тсс… слышишь?

– Это надзиратель… беги.

Раздался сухой щелчок и голос миссис Ка о том, что больше регистратором за вечер и ночь ничего не записано. Двенадцатый спал в дортуаре.

Я достал диск и вышел из кабинки в зал оперативной информации. Голубая масочка то и дело мелькала в руках миссис Ка, вокруг нее столпились несколько наставников, и все же она нашла свободную секунду, чтобы крикнуть мне вслед какую-то глупость по поводу моего мрачного вида. Я оглянулся, и она чуть не подавилась витаминной палочкой.

В кабинете я первым делом хотел снять с боковой стены городскую карту и уже совсем было собрался это исполнить, но передумал: микрофоны вшиты у воспитанников под кожу и ни один из них не сможет незамеченно уйти от всеслышащего уха регистратора.

Вдруг неясный шорох за спиной заставил меня резко обернуться.

Над столом покачивался исполинский мыльный пузырь в форме бублика, этакая насмешливая улыбка дьявола до ушей. Пузырь беззвучно лопнул, словно наткнулся на мой взгляд, – тут же раздался музыкальный звук, и все тот же глухой знакомый мужской голос страшно произнес:

– Привет, Вруша. Пауза.

– Эй, ты меня слышишь?

И тут… и тут меня осенило. «Слышу», – ответил я как можно тише, одновременно ступая на цыпочках к столу, впившись глазами в штуковину. Чернильностальное яйцо плавно меняло свои очертания: овал, ромб, квадрат, шар, снова овал…

– А почему у тебя другой голос?

Я не знал, что солгать.

– Ты простыл?

– Да… дедушка… простыл.

– А ну, положи-ка свою руку на эту штуку.

Я заколебался, моя ладонь не имела ничего общего с ладошкой Мену. И все же я прикоснулся к адскому предмету… овал заметно потеплел, он трепетал под моими пальцами, как живой.

– Извини, Врунишка,– ответил голос,– мне показалось, что это кто-то другой… Спасибо за целаканта. Он оказался безвреден людям. Впрочем, самый страшный враг себе – они сами.

Раздались странные неприятные звуки, похожие одновременно на кашель и шипение.

– … в этих существах, похожих на нас с тобой, словно живет кровь убийц. Пять тысяч войн за одну эру! И как это меня угораздило влюбиться именно в их мир. Словом, мой мальчик, нужна твоя помощь. Вот-вот очередная развилка времени. Надо решать. И опять последнее слово за тобой… под Миланом идет сильный снег. Он идет все гуще и гуще. Пурга. Буран. Такие у вас бывают только на самом севере Биркгейма. Он потерял сознание и упал с коня наземь, и сейчас его переносят в карету… Тебе интересно?

– Да,– ответил я, хотя ничего абсолютно не понимал, успокаивая себя тем, что все от слова до слова записывает один из регистраторов миссис Ка и после я смогу хоть сто раз прокрутить запись.

– Я жду тебя сейчас на заднем дворе. Вот-вот прозвенит сигнал на большую перемену… Идет?

А этот незримый собеседник не так уж и страшен, он и не умен вовсе, да и просто глуп. Спутать Наставника с воспитанником шестой ступени!

Штуковина под моими руками снова превратилась в приплюснутое яйцо с пылающей микроскопической пылинкой. Сомнений не оставалось: я стал случайным свидетелем какого-то необычайно опасного преступления.

Как можно быстро заполнив очередной бланк экстренного донесения, я еле успел отправить его Директору Правильной школы. Маска мигнула алой вспышкой и сообщила о начале большой перемены.

Я успел незамеченным пройти по пустому коридору и выйти на балкончик, прежде чем надзиратели вывели классы на перерыв.

На этот раз штуковина покойно лежала в правом кармане моего френча.

Я спустился вниз. Прошло около трех томительных минут, и… сначала это было матовое зеркало прямо перед глазами, но вот дохнуло теплом – пробежали одна за другой светлые струйки, и стеклянистая поверхность вздулась белыми бурунчиками, в лицо полетели хлопья мокрого тяжелого снега. Разумеется, это был не снег, а объемное изображение снегопада, но белые хлопья летели так густо и тяжело, что я на миг инстинктивно закрыл глаза, так неожиданно двинулась и поглотила меня живая картинка. Вокруг бушевал форменный буран, но, оглянувшись, я увидел позади сквозь снежную муть озаренные привычным солнечным светом альфы и беты школьные стены, выложенные из красного кирпича.

– Вот он, мой мальчик, видишь? – прокатилось где-то в глубине моего рта, словно это я сам сказал себе. В снежном буране прорезалось отверстие, похожее на лекало, и я увидел с высоты прямо под собой – грунтовую дорогу, на которой в потоках снега застряла игрушечная кавалькада из трех допотопных карет, каждую из которых бессильно пытались сдвинуть с места диковинные четвероногие звери, похожие на наших коней, только без горбов и с хвостами. От странного смещения ракурсов, оттого, что я, стоя, видел нечто с высоты птичьего полета, у меня разом закружилась голова.

– Разгляди-ка его поближе,– продолжал голос.

Пространство вновь перевернулось, как детский кубик, и вынесло ко мне часть дороги, которая была буквально вырезана со всеми крошечными деталями: зверьем, каретами, людьми, которые пытались вытянуть из первой кареты низкорослого толстенького человека в военной форме, в треуголке на голове… красная пузырчатая стрела указала прямо на него, и человек стал стремительно увеличиваться в размерах, вместе с каретой, вместе с остальными фигурами.

– А вот и наш зверь, мой мальчик.

Я уже различал сверкающие пуговицы его сюртука, золотое шитье на обшлагах распахнутой кавалерийской шинели. Увеличиваясь в размерах, незнакомец падал на меня, закрыв глаза, с лицом, залепленным снегом, что-то крича, отпихивая протянутые руки. Он выставил из кареты на подножку узкий носок черного лакового сапога, пытаясь удержаться в шатком равновесии, и, пошатнувшись, рухнул мне на голову… но я успел отскочить, одновременно спотыкаясь об обломок школьной парты и вздрагивая от спокойного голоса:

– Войди в него, малыш.

Мне, Наставнику,– приказывали!.. Но яркий луч, подобно шпаге, ударил из кармана моего френча прямо в облепленное снегом лицо падающего на меня человека, и его падение превратилось в еле заметное перемещение, а луч штуковины, окрасив его лицо по очереди в алый, синий, лиловый, винно-красный, бледно-лимонный цвета, словно снимал с человека маску за маской, сдирал слой за слоем, как луковую шелуху. Неизвестная сила понесла меня навстречу, и снова пространство шлепнулось на новую грань, и я увидел перед собой Коленкура, который, стоя на коленях, сдирал мокрый снег с моих глаз и кричал, весь в слезах:

– Dieu! Dieu! Qu'avec vous donc, sir?

– … laisser moi…

– L'empereur est mort! – крикнул он подбежавшему коннетаблю Луи.

– Bas les mains, burlesque! *

(* – Боже! Боже! Что с вами, ваше величество? – … Оставьте меня…– Император мертв! – Руки прочь, шут! (фр.))

Из моей груди в глаз Коленкура вонзился божественный луч толщиной с вязальную спицу. Бог не оставил меня. Миллионы солдат ждали моего приказа. Одним мановением руки я мог двинуть свои победоносные армии на любого врага. Они вброд перейдут море от Дувра через ненавистный Па-де-Кале. «Я жив!» Впереди меня ждет железный венец лангобардских королей, венец, которым был коронован еще Карл Великий. «Черт побери, я еще жив, Коленкур!– воскликнул я, выдирая пальцами багровый луч из его правого глаза, и пространство вновь перевернулось.– Но что со мной? У меня будто нет ног…»

• Предыдущая
• 4/50
• Следующая