Пять лет замужества. Условно - Богданова Анна Владимировна - Страница 16
- Предыдущая
- 16/52
- Следующая
Вдруг Юрий умолк – не думаю, что у него закончились фантастические истории, скорее всего он очухался – вспомнил, зачем вообще пригласил симпатичную девушку на прогулку по рассветной Москве, и, посмотрев пристально на Анфису, сказал с жаром, схватив её за руку:
– Королева, повелительница! Я как тебя увидел, обо всём на свете забыл, побрёл за тобой, как слепой за собакой-поводырем! Знаешь, собаки такие есть, их в специальной школе обучают слепых сопровождать повсюду – в магазин или на почту или просто так, прогуляться. – Эразмов ещё долго распространялся про собак-поводырей, описывая их нелёгкую жизнь и какие именно породы собак пригодны для такой службы, перекинулся неожиданно на псин, которые на таможне наркотики вынюхивают, и, заключив, что поводырями берут в основном сук, а на таможню отбирают кобелей, снова замолк. Анфиса из всей сумбурной речи своего кавалера уяснила для себя одно – раз она для него равноценна собаке-поводырю, за которой он отправился, бросив все дела, друзей или что там ещё мог оставить Эразмов, и побежал за ней, как слепец, стало быть, она не иначе, как сука в его глазах. «Это прямо ужас какой-то! Теперь от него не отвяжешься!» – подумала она и собралась уж было перейти к решительным мерам – сказать, мне, мол, некогда, дома дети, муж, одним словом, семеро по лавкам и блуждать бесцельно по туманной Москве ей некогда и не кажется уж столь романтичным, потому что она давно вышла из юного возраста. Но всё это произнести ей так и не удалось – Юрик, импульсивно дёрнув её за руку, притянул к себе и горячо выпалил: – Я, как увидел тебя, королева моя, сразу понял: влип ты, друг Эразмов, пришёл тебе конец. Полюбил я тебя, Анфиска! Страсть как полюбил! Будешь моей? – спросил он и уставился на неё своими «вишнями».
– Да вы с ума, что ли, сошли?! – оторопела наша героиня и даже на «вы» перешла.
– Хочешь сказать, что моей не будешь? – и во взгляде Юрия скользнуло некоторое презрение. – Вот так я и думал с самого начала! – Разочарованно воскликнул он на всю набережную. – Гулять со мной пошла, ходила аж полночи, а любви ко мне никакой не чувствуешь! Это как же такое может быть? Я так и знал! С самого начала знал, что двуличный ты человек, Анфиска! Э-эх! – и он то ли вид сделал, что смахивает со щеки скупую мужскую слезу, то ли она, слеза эта скупая, действительно пролилась из правого его глаза.
– Мне домой пора, – решительно заявила Распекаева, пытаясь освободить руку.
– Э-э! Не финти! – взревел, подобно медведю, Эразмов. – Ты мне скажи, будешь со мной встречаться или нет? Я во всём ясность люблю, а то вот ходишь с девушкой, ходишь, время на неё тратишь, а она потом тебе – хлоп – я, мол, ничего и не подозревала, ничего такого-рассякого себе и представить не могла, думала, мы просто гуляли, воздухом дышали, кислородом заряжались. Ну уж нет, я такого не потерплю! – рявкнул он.
– Не буду я с тобой встречаться! Отпусти руку, мне домой надо!
– А спорим, что будешь?! Вот на что хочешь спорим! Давай! Спорим, если я ща с этого моста в реку прыгну и живым останусь, ты будешь моей девушкой?
– Да что за глупости вам в голову постоянно приходят?! То чуть было под машину не попали, теперь в реку прыгать собрались. На улице хоть и май, а погода всё равно, что в марте! – вразумляла его Анфиса. – И вообще, что вы меня всё время шантажируете?! В конце-то концов, хотите – прыгайте! Я вам не мамочка, я вам совершенно посторонний человек! – разозлилась Анфиса, и тут вдруг произошло то, чего она совершенно не ожидала: Эразмов в чём был, в том ка-ак сиганёт в грязную мутную воду с моста – только его и видели.
«Господи, какой дурак! Но и я не лучше! Тоже идиотка! Как неосторожно я повела себя с самого начала! Как это глупо! И что меня дернуло пойти с ним? Пускай бы стоял там, около клуба на шоссе, очень мне нужно было его спасать!» – думала Распекаева, ошеломленно глядя на плещущиеся внизу незначительные волны Москвы-реки, выискивая в них, прищурившись, дурака Эразмова. И что самое удивительное, ей и в голову не пришло позвать кого-нибудь на помощь – она подобно кукушке в часах делала резкие выпады всем своим торсом над гранитным парапетом моста, свисая над замусоренной рекой, пытаясь рассмотреть хоть какую-нибудь часть тела своего навязчивого ухажёра, но он и вправду будто под воду ушёл – нигде его было не видать, и Анфиса, сделав вывод, что Юрий утоп («Может, у него ногу судорогой свело, а может, он и вовсе плавать не умеет», – именно такая мысль пронеслась у неё в голове), собралась уйти от греха подальше как можно быстрее.
И почти миновав мост, Анфиса вдруг застыла на углу как вкопанная – перед ней, словно восставший из мёртвых, возник Эразмов собственной персоной с синими губами и довольной улыбкой до ушей. С Юрика ручьём текла вода, и попахивало от него как-то неприятно...
– А я там, под водой, рыбу с тремя головами видел! – восторженно воскликнул он, и глаза его загорелись. – Веришь?! Я её хотел поймать – хвать за хвост: увернулась, зараза! Скользкая такая! Не веришь?!
– Да оставьте меня в покое! Знать вас не хочу!
– Что это ещё за новости? Я ради неё в ледяную воду сиганул, а она: отставьте меня! Ты мне скажи, я что, зря нырял? Зря, что ли? Уговор дороже денег! Мы поспорили, если я в воду прыгну, значит, быть тебе моей! – и он мокрой рукой, увешанной, словно новогодняя ёлка мишурой, странными какими-то невиданными водорослями цвета детской неожиданности, крепко вцепился в Анфисино плечо.
– Отвяжись! – со злостью рявкнула она.
– Щаз! Так вот и отвязался! Я спрашиваю: я, что ли, зря в эту помойную лужу нырял? Я зря жопу морозил?
– Ты ненормальный! – воскликнула Анфиса, пытаясь высвободить плечо, но Эразмов вцепился намертво и никуда отпускать её, судя по всему, не намеревался – губы его расплылись в неожиданно доброжелательной, блаженной какой-то улыбке, и он трогательно проговорил:
– Ты испугалась, что ли? Испугалась за меня? Да? Что я разобьюсь? Дурочка! Да я это место хорошо знаю! Тут безопасно и не слишком высоко, тут разбиться никак невозможно! Я здесь всегда на спор прыгаю! А теперь давай такси ловить, сейчас к тебе поедем.
– Никуда ты ко мне не поедешь! С какой это стати?! У меня муж дома!
– А что муж – не человек, что ли? Мне обсохнуть надо, чаю горячего попить...
– Вот и обсыхай у себя дома!
– Я тебе не тряпка какая-нибудь! Я – настоящий мужик! Я не могу даму до дома не проводить, потому как считаю это натуральным свинством! – патетически воскликнул он и рванул с моста ловить машину – Анфисе ничего не оставалось делать, как последовать за ним.
– Ну и что же, что мокрый?! Это как это я тебе салон-то изгажу? Я ведь не дерьмом измазан, а просто в речке искупался! Ну и что же, что в одежде! Не твоё дело! – Юрик пререкался с водителем «Вольво», а вокруг него очень быстро образовывалась внушительного размера лужа. – Постой, постой! За сто повезёшь? Смотри, смотри, какая бумажка зелёненькая, красивенькая! Ну за две таких бумажки! А? Давай! Я с дамой! Фиска, Фиска, садись, довезу тебя до дома за двести долларов! Поехали! – Распекаева села впереди, её взбалмошный кавалер уселся на заднее сиденье и всю дорогу издавал подозрительные всасывающие и чмокающие звуки.
Очутившись в гостях у Анфисы и увидев широкую Люсину спину, Эразмов кивнул в её сторону, спросив:
– Это, что ли, муж? – присмотревшись получше и разглядев, что широкая спина принадлежит дородной белёсой девице, усмехнулся хитровато. – А мужа-то никакого и нет! – и радостно цокнул языком.
Приходил в себя, обсыхал и чаёвничал Юрик три дня и три ночи кряду – до тех пор, пока их отношения с Анфисой не определились и не стали романтично-любовными. Только тогда Эразмов, успокоенный тем, что теперь у него есть дама сердца, поехал к себе домой переодеться и привести себя в порядок.
За эти три дня героиня наша поняла, что познакомилась с человеком хоть и взбалмошным, импульсивным, неординарным – одним словом, личностью колоритной, но наивным и в душе ещё совершеннейшим ребёнком, к тому же щедрым. Во всём этом она увидела один жирный плюс, который перечёркивал малюсенький, практически незаметный минус. Из жирного плюса Распекаева решила извлечь выгоду, как учила её мудрая и опытная в общении с противоположным полом тётушка, а минуса не замечать, попросту его игнорировать. Только потом, со временем, Анфиса поняла, что испытывает к баламуту Эразмову те нежные чувства, которые никогда ни к кому в жизни не испытывала и которые можно со всей серьёзностью назвать ну если не любовью, то уж влюблённостью-то точно. И даже все его причуды, враньё о том, как он на спор то врукопашную завалил медведя, то загипнотизировал гадюку, что та уснула, будто ей снотворное ввели, то выпил залпом ведро шампанского и глазом не моргнул – не охмелел даже, его периодические прыжки в воду в одежде, безумные подарки (будь то кобыла с Тверской улицы, которую, к счастью, ему не продали, или щенок, или гипсовый Аполлон во весь рост, коего он приволок неизвестно откуда и, поставив в коридоре, сказал:
- Предыдущая
- 16/52
- Следующая
