Дорога скорби - Френсис Дик - Страница 13

• Предыдущая
• 13/61
• Следующая

– Черта с два.

– Я напишу рапорт и перешлю вам, – сказал я ему. – Занесите его в раздел "Работа с персоналом". Можете получить за это налоговую скидку.

Он сухо рассмеялся.

– Когда тебе понадобится рекомендация, я напишу ее под присягой.

– Ну, это еще неизвестно, – сказал я. – Но заранее спасибо.

Я звонил из гаража станции техобслуживания по пути домой. Был уже сумрачный вечер, но, когда я добрался до Пойнт-сквер, стало еще темнее. Меня ждали две переданные по факсу страницы, которые я прочитал, не присаживаясь, и все мысли о стакане скотча растворились в недоверии и предчувствии несчастья.

Факс был от Кевина Миллса. "Не знаю, зачем тебе нужны имена великих мира сего, – написал он, – но поскольку я обещал, вот тебе список гостей, которых "Топлайн фудс" пригласила на ленч в Эйнтри накануне Большого национального".

Как я и ожидал, в списке значилось имя гневного ланкаширского фермера. Но меня морально убило имя в начале списка.

Там значилось: "Почетный гость – Эллис Квинт". Все сомнения, которые я гнал от себя, нахлынули с новой силой. Я не мог поверить, что это Эллис покалечил – и тем заведомо убил – пони и трех молодых скаковых лошадей.

Только не Эллис! Нет! Это невозможно.

Ведь должны были существовать десятки других людей, которые знали, где найти всех четырех животных – беззащитных, без охраны. Было глупо придавать значение невероятному совпадению. И все же я вытащил свою таблицу из ящика и очень маленькими буквами, как будто хотел умалить смысл этого факта, вписал в каждую клетку графы "Кто знал о доступности жертвы" немыслимые слова – "Эллис Квинт".

В графе "Мотивы" клетки оставались пустыми. Не было никакого видимого рационального мотива. Зачем выкалывать глаза пони? Зачем выслеживать незнакомого человека и писать письмо отравленными чернилами? Зачем мучить и убивать детей, записывая на пленку их крики?

Я написал "самоудовлетворение", но этот мотив казался незначительным.

Сумасшествие? Психоз? Непреодолимая тяга к бесцельному, безжалостному разрушению?

Это не походило на того Эллиса, которого я знал. На человека, с которым я состязался на скачках, с которым смеялся и с которым мы много лет были близкими друзьями. Нельзя знать другого человека так хорошо и все же не знать совсем. Или можно? Нет.

Неотступные мысли не давали мне уснуть всю ночь, и утром я отослал Линде Фернс ее чек обратно.

"Я не продвинулся в расследовании, – написал я. – Весьма сожалею".

Через два дня тот же самый чек вернулся ко мне. "Дорогой Сид, – писала в ответ Линда, – оставьте эти деньги. Я знаю, что однажды вы поймаете этих подонков. Я не знаю, что вы сказали Рэчел, но она повеселела, и после вашего визита на прошлой неделе ей перестали сниться страшные сны. За одно только это я должна заплатить вам вдвое больше. С любовью, Линда Фернс".

Я отложил чек в ящик, покончил с бумажной работой и пошел на свою обычную тренировку по дзюдо. Дзюдо, которым я занимался, – это тонкое искусство самозащиты, изменение равновесия за счет собственного движения нападающего, чтобы одолеть его. Дзюдо – это ритм, рычаг, скорость и иногда – воздействие на болевые точки, но, насколько я знал, всегда штука тихая.

Крики и удары карате, хлопанье по матам ради выражения агрессии мне никогда не нравились и были не нужны. Я не стремился к физическому превосходству и не затевал драк. С покалеченной рукой, жокейским весом и ростом в пять футов семь дюймов мне нужно было только выживание.

Я проделывал привычные упражнения, думая о другом. В лучшем случае мое знание дзюдо было моральной опорой. От многих опасностей нельзя спастись умением бросить нападающего через плечо. Меня не оставляли мысли об Эллисе. Я ошибся. Конечно же, я ошибся. Все знали его в лицо. Он не мог рисковать, что увидят, как он крадется ночью к пастбищу, вооруженный чем-то вроде мачете.

Но он устал от известности. Слава не заменит опасности, сказал он.

Ему было мало того, что он имел. И все-таки... он не мог.

Спустя неделю после дерби я поехал на четыре дня в Эскот, покрутился там, повосхищался лошадьми и экстравагантными женскими шляпками. Я должен был получить от этого наслаждение как обычно. Но вместо этого я чувствовал себя так, как будто передо мной разворачивался бессмысленный фарс, танцы над бездной.

Эллис бывал там каждый день и, конечно же, разыскал меня.

– Как дела, "горячая линия"?

– "Горячая линия" молчит.

– Так, значит, ты здесь для того, чтобы напугать своего торговца лошадиными ногами? – с дружеской иронией спросил он.

– Надеюсь на это.

– А что, если он просто не сможет удержаться? – спросил Эллис.

Я повернулся и посмотрел ему в глаза.

– Я поймаю его.

Он улыбнулся и отвел взгляд.

– Все знают, что ты ловко справляешься с такими делами, но готов поспорить...

– Не спорь, – прервал его я. – Не спорь, это не к добру.

Кто-то подхватил его под руку, требуя обратить внимание. Он хлопнул меня по плечу и сказал с обычной приветливостью:

– До встречи, Сид.

Его увлекли в сторону, а я не мог поверить, я не мог поверить, что он сказал мне зачем, даже если не сказал как.

"Что, если он не сможет удержаться ?" Можно ли совершать бессмысленные жестокости помимо собственной воли? Нет...

Да, можно, и да, так часто бывает. Но только не Эллис. Нет, не Эллис.

Алиби, подумал я, отыскивая рациональный выход. Я выясню, где был Эллис в те ночи, когда происходили нападения на лошадей. Я смогу подтвердить к своему удовольствию, что это не он, что у меня нет подозреваемых вообще, и я никогда не отыщу этих подонков. И со спокойной душой запишу себе поражение.

В пять тридцать на следующее утро после Золотого кубка в Эскоте я проснулся от телефонного звонка и услышал в трубке взволнованный высокий женский голос, который сказал:

– Я хочу поговорить с Сидом Холли.

– Вы с ним говорите, – сказал я, заставляя себя сесть и щурясь на часы.

– Что?

– Вы говорите с Сидом Холли. – Я сдержал зевоту. Черт побери, полшестого!

– Но я звонила в "Памп" и просила "горячую линию"!

Я терпеливо объяснил:

– Они переадресовывают звонки прямо мне. Так что вы разговариваете с Сидом Холли. Чем могу вам помочь?

– Боже, – растерянно выдавила она. – У нас жеребец с отрезанной ногой.

У меня перехватило дыхание.

– Где вы?

– Дома. Ох... то есть в Беркшире.

– А точнее?

– Комб-Бассет, к югу от Хангерфорда.

– И... э-э... Что у вас делается?

– Всеобщий плач и стенания.

– А ветеринар?

– Я только что ему позвонила. Он едет.

– А полиция?

– Они кого-то послали. Но мы решили, что лучше позвонить вам.

– Да, – ответил я. – Я сейчас же приеду, если вы не против.

– Для этого я вас и побеспокоила.

– Тогда как вас зовут? Ваш адрес?

– Бетти Брэккен, Мейнор-хаус, Комб-Бассет, – она спотыкалась на каждом слове, как будто не могла упомнить.

– Пожалуйста, – попросил я, – попросите ветеринара не отвозить ни жеребца, ни ногу на живодерню, пока я не приеду.

– Я постараюсь, – отрывисто сказала она. – Бога ради, скажите мне почему? Почему наш жеребец?

– Я приеду через час.

Что, если он не сможет удержаться... Пусть это будет не Эллис, подумал я. Пусть это окажется делом рук какого-нибудь несчастного психа, движимого собственным больным подсознанием. Эллис был бы способен контролировать такие порочные побуждения, даже если бы они у него были. Пусть это будет не Эллис.

Кто бы это ни был, его надо остановить, и я остановлю его, если смогу.

Я побрился в машине, держа бритву на батарейках в руке, действующей от батареек, и преодолел восемьдесят миль по относительно пустынному шоссе М4 с такой скоростью, что стрелка спидометра дрожала там, куда я редко ее загонял. Антирадар молчал. Ну и хорошо.

• Предыдущая
• 13/61
• Следующая