Дорога скорби - Френсис Дик - Страница 5

• Предыдущая
• 5/61
• Следующая

– Будь осторожен, Сид.

– Разумеется. – Я проанализировал впечатления, оставшиеся у меня от коротких секунд нападения на Пойнт-сквер. – Не знаю, где была Джинни, когда она выбросилась из окна, но не думаю, что Гордон был с ней. Я имею в виду то, что, когда он напал на меня, он был одет так, как одевался во время пребывания в деревне. Ботинки в грязи, вельветовые брюки, старая твидовая куртка, голубая рубашка с открытым воротом. А металлическая труба, которой он ударил меня... Это был не прут, а двухфутовый кусок стального столба, вроде тех, на которые крепят сетчатые ограды. Я видел в нем дырки для проволоки.

Чарльз выглядел изумленным. Я продолжал:

– Думаю, что он был дома, в Беркшире, когда ему сказали о Джинни.

Если бы я поискал в окрестностях, то нашел бы "Лендровер" Гордона где-нибудь поблизости от Пойнт-сквер.

Гордон Квинт, хотя и был землевладельцем, сам работал на своих акрах.

Он водил трактор, косил траву, вместе с работниками чинил изгороди, огораживал пастбища и прореживал лес, наслаждаясь как самим физическим трудом, так и удовлетворением от хорошо сделанной работы.

Я знал, что он к тому же любуется собой и ждет восхищения всех вокруг, включая Джинни. Ему доставляло удовольствие быть радушным хозяином, чтобы у его гостей не возникало сомнений в его превосходстве.

Человек, которого я видел на Пойнт-сквер, забыл все свои "помещичьи" манеры и был грубым, жестоким, разъяренным – и странным образом куда более естественным, чем тот Гордон, которого я помнил. Но пока я не узнаю наверняка, каким еще образом может проявить себя эта сторона его натуры, я постараюсь держаться подальше от труб и всех остальных сельскохозяйственных приспособлений, которые имеются у него под рукой.

Я сказал Чарльзу, что позвонил в "Теле-Драйв" и они за мной приедут.

Он вскинул брови, и я объяснил ему, что вставлю цену в счет расходов. Каких таких расходов? А текущих, сказал я.

– Миссис Фернс платит тебе? – нейтральным тоном спросил Чарльз.

– Уже нет.

– А кто тогда? – Ему нравилось, когда я получал прибыль. Я и получал, но он редко верил этому.

– Я не голодаю, – сказал я, глотая кофе. -А вы не пробовали добавлять три или четыре яйца в грибной суп? Получается грибной омлет, быстро и не так чтобы плохо.

– Отвратительно, – сказал Чарльз.

– Все выглядит иначе, когда живешь один.

– Тебе нужно снова жениться. Как насчет той девушки, которая снимала квартиру вместе с Дженни в Оксфорде?

– Лиза Макиннес?

– Да. Я думал, что вы состояли в любовной связи.

Любовных связей больше не заводят. Слова Чарльза опоздали на полвека.

Но хотя называлось это по-другому, само явление было вечным.

– Летний пикник, – сказал я. – Зимний мороз убил его.

– Почему?

– Она испытывала ко мне скорее любопытство, чем любовь.

Он это хорошо понимал. Дженни рассказывала своей подруге обо мне так много и подробно и по большей части не в мою пользу, что – как я понял уже потом – подруге захотелось проверить информацию лично. Это была легкая пробежка от встречи до расставания. Приятно, но неглубоко.

Когда машина приехала, я поблагодарил Чарльза за то, что он приютил меня.

– В любое время дня и ночи, – кивнул он. Мы расстались, как обычно, без рукопожатия. Все сказали взгляды.

Предоставив водителю выбирать путь по городку Кингстаун в Суррее от одной стоянки до другой, я купил шесть разноцветных париков в магазине подарков, а в зоомагазине – золотую рыбку в пластиковой банке. Вооружившись таким образом, я наконец прибыл к клинике для детей, больных раком, в которой находилась Рэчел Фернс.

Линда встретила меня с блестящими от слез глазами, но ее дочь была все еще жива. На самом деле во время одного из этих непредсказуемых колебаний, которые делают лейкоз похожим на непрерывный переход от надежды к отчаянию, Рэчел стало немного лучше. Она не спала – полусидела в постели и обрадовалась моему приезду.

– Вы привезли золотую рыбку? – требовательно спросила она вместо приветствия.

Я показал на банку, покачивавшуюся в моей искусственной руке. Линда взяла ее, сняла водонепроницаемую крышку и показала дочери сверкающую черно-золотую рыбку, которая кружила внутри. Рэчел смягчилась:

– Я назову ее Сид.

Некогда она была живым очаровательным ребенком со светлыми волосами, если судить по фотографиям. Теперь остались только огромные глаза и лысая головка. Апатия и анемия сделали ее пугающе хрупкой.

Когда ее мать впервые обратилась ко мне, чтобы я занялся расследованием нападения на пони Рэчел, болезнь девочки была в стадии ремиссии, дракон на время заснул. Рэчел стала для меня кем-то особенным, и я подарил ей аквариум с лампочками, аэрацией, водорослями, готическим замком, песком и сверкающими тропическими обитателями. Линда расплакалась. Рэчел часами наблюдала за жизнью своих новых друзей – одни прятались по углам, другие распоряжались всем. Половина рыбок носила имя Сид.

Аквариум стоял у Фернсов дома, в гостиной, и было неясно, увидит ли Рэчел нового Сида в компании ему подобных.

Именно там, в удобной среднего размера комнате с дорогими современными диванами, стеклянными столиками и цветными лампами от Тиффани, я впервые встретился со своими клиентами, Линдой и Рэчел Фернс.

В комнате не было книг, только несколько журналов, посвященных моде и лошадям. Светлые занавески в малиново-кремовую полоску, ковер с геометрическим узором в серых и желтовато-коричневых тонах, светло-розовые обои.

Все это создавало впечатление некоторой несогласованности, что, вероятно, отражало характер хозяев. Состояние Фернсов не относится к числу "старых", решил я, но денег у них хватает.

Линда Фернс позвонила мне и упросила приехать. На пять или шесть пони в округе были совершены варварские нападения, и один из этих пони принадлежал ее дочери. Полиция не нашла вандалов, прошел уже месяц, а ее дочь все еще очень подавлена, и – "пожалуйста, ну пожалуйста" – не смогу ли я приехать и посмотреть, нельзя ли помочь.

– Мне сказали, что вы – моя единственная надежда. Я заплачу вам, конечно, заплачу. Я заплачу вам сколько угодно, если вы поможете Рэчел. Ей снятся кошмары. Пожалуйста!

Я назвал свой гонорар.

– Все, что угодно, – обрадовалась она.

Пока я не приехал в деревню неподалеку от Кентербери, она не сказала мне, что Рэчел смертельно больна.

Когда я встретился с большеглазой лысой девочкой, она серьезно пожала мне руку.

– Вы правда Сид Холли? – спросила она. Я кивнул.

– Мама сказала, что вы приедете. А папа сказал, что вы не работаете для детей.

– Иногда работаю.

– У меня отрастают волосы, – сказал она, и я увидел редкие светленькие завитки на бледном черепе.

– Я рад.

Она кивнула.

– Я частенько ношу парики, но они чешутся. Ничего, что я без парика?

– Ладно уж.

– У меня лейкоз, – спокойно сказала она.

– Вижу.

Рэчел изучала мое лицо – девочка выглядела старше своих лет, как и все больные дети.

– Вы найдете того, кто убил Силвербоя, правда?

– Я попытаюсь, – сказал я. – Как его убили?

– Нет, нет, – вмешалась Линда. – Не спрашивайте ее. Я расскажу вам. Она так волнуется. Просто скажите, что найдете этих свиней. Рэчел, возьми Пеготти в садик и покажи ему цветы.

Пеготти, как выяснилось, был довольным толстощеким младенцем, упакованным в коляску. Рэчел без возражений вывезла его в садик, и мы увидели в окно, как она знакомит его с азалией. Линда Фернс посмотрела на них и заплакала.

– Ей нужна пересадка костного мозга, – сказала она, пытаясь справиться с рыданиями. – Можно подумать, что это просто, но ей не смогли найти ничего подходящего, даже в международном регистре "Энтони Нолан траст".

– Простите, – не к месту сказал я.

– С ее отцом мы в разводе, – сказала Линда без тени горечи. – Развелись пять лет назад, и он снова женился. Такое бывает.

• Предыдущая
• 5/61
• Следующая