Шоу для богатых - Незнанский Фридрих Евсеевич - Страница 7
- Предыдущая
- 7/43
- Следующая
– Может, у вас есть какие-нибудь соображения?
– Девушка Стаса. Все-таки суббота и он не мог в этот вечер не встретиться с ней.
– Но ведь Анна Семеновна...
– Всеволод Михайлович... – укоризненно протянула Ирина Генриховна. – Мне ли вам говорить? Одно дело, позвонила мать парня, с которым встречается эта девушка, и совершенно иной коленкор, когда с ней будет разговаривать солидный частный детектив столь представительного агентства, как «Глория».
– Вы имеете в виду меня?
– Естественно.
– Ира! – взмолился Голованов. – Вы же знаете, я не тот ходок по части женской психологии, чтобы вести подобные собеседования. Могу ведь и напортачить.
– Хорошо, – не смогла скрыть ухмылки Ирина Генриховна, прекрасно осведомленная о личной жизни бывшего спецназовца, который в первый же вечер уложил в постель мать ее бывшего ученика по Гнессинскому училищу да так и остался в ее объятиях. А ведь такой недотрогой казалась та дама. – Хорошо, эту часть я возьму на себя, тем более, что вы и правы, возможно. Еще неизвестно, как преподнесла ей исчезновение Стаса Анна Семеновна, как и о чем спросила, а это все-таки более чем деликатный вопрос.
– Вот и ладушки, – радостно произнес явно успокоенный Голованов. – Как говорится, вы – женщина и она тоже женского полу, вам и карты в руки. Кстати, что мы знаем о ней?
– Да, в общем-то, немного, – пожала плечами Ирина Генриховна. – Таня Савельева, девятнадцать лет. Студентка второго курса Полиграфического института. И... и все, пожалуй.
– М-да, не густо для серьезного разговора, – участливо вздохнул Голованов и тут же предложил: – Может, попытаться нарыть что-нибудь по ней? Чтобы знать, что за птица.
– Зачем? – удивилась Ирина Генриховна. – Забыли, что моей Нинке уже шестнадцатый пошел? И все их проблемы...
Она хотела было сказать, что проблемы подрастающих девушек – это все еще проблемы их матерей, однако вдруг резко оборвала себя на полуслове, как-то внутренне сжалась и чтобы только не встретиться взглядом с Головановым, отвела глаза в сторону. О проблемах семьи Турецких в «Глории» знали, а Всеволод Михайлович Голованов был другом Турецкого.
В салоне «шестерки» зависло молчание, которое нарушил все тот же Голованов. Он откашлялся, словно горло свое прочищал, и негромко спросил:
– Что, у вас действительно настолько все плохо? Господи, лучше бы он не спрашивал этого! Красивое лицо дернулось, Ирина Генриховна
закрыла глаза, и на нем застыла маска боли.
– Хуже некуда, – едва слышно прошептала она, почти не разжимая губ.
В салоне снова зависло тягостное молчание, которое вновь нарушил Голованов:
– Но ведь это... все это дикость! – почти орал он. – Дикость и... и дикость!
– Возможно, – устало вздохнула Ирина Генри-ховна, – возможно. Но... но я уже ничего поделать с ним не могу.
– Может, мне поговорить?
– Не надо, – качнула она головой. – И все на этом. Идемте. – И чтобы уже окончательно поставить точку: – Кстати, что с Агеевым? Второй день не вижу.
Голованов со скрытой неприязнью покосился на Ирину Генриховну. Оно, конечно, личные проблемы на первом плане, однако неплохо бы знать еще, по каким делам работают сотрудники «Глории».
Глава 3
У каждого детектива есть свои любимые и нелюбимые нюансы в работе. Как говорится, кто-то любит пиво с сушеной воблой, а кое-кто и коньячок с черной икрой. Однако, если иной раз утром не найдется пару стопок коньяка, то можно обойтись и той же водкой с пивом. Се ля ви, как говорят в Жмеринке, мол, наслаждайся тем, что Бог послал, и не ропщи на судьбу.
Филипп Агеев на судьбу не роптал, хотя уже второй день кряду, занимался тем, от чего уже давным-давно отвык – визуальной слежкой предполагаемого... А чего именно «предполагаемого», ему даже Голованов толком разъяснить не смог.
Неделю назад было совершенно нападение на журналиста довольно читаемой московской газетенки, в результате которого мужик оказался в реанимационном отделении Института имени Склифосовского. Пролом затылочной части черепа. Сначала все дружно завопили, что это нападение попахивает политическим заказом, мол, именно подобным образом власть освобождается от неугодных ей журналистов, но оказалось, что все гораздо проще. У Валентина Крайнова была похищена сумка, которую он вечно таскал с собой, и это нападение уже попало в разряд ограблений с причинением... Короче говоря, тридцатилетнего репортера, специализирующегося на «клубничке» и «жареных» темах, сначала ударили чем-то тяжелым по голове, судя по всему кастетом, после чего схватили лежавшую на правом переднем сиденье сумку и грабитель, решивший, видимо, поживиться за счет известного корреспондента, скрылся вместе со своей добычей в неизвестном направлении.
А вскоре был задержан и преступник, оказавшийся простым московским наркоманом, решившимся на грабеж вовсе не из-за того, что он недолюбливал «желтую» прессу, – как удалось выяснить, он вообще газет не читал, а если и просматривал их, то только сидя на толчке, – а потому решил, что из-за страшенной ломки ему в срочном порядке нужен был «косячок», а денег на этот косячок не было.
Короче говоря, старая как мир трагедия восемнадцатилетнего наркомана и его жертвы, на месте которой мог оказаться любой из москвичей.
С парнем начал работать милицейский дознаватель, расколовший его на «чистуху», то есть чистосердечное признание, и вот здесь началось самое интересное. Когда родители Сереги Цветкова – так звали наркомана, не веря в то, что их сынок-доходяга мог совершить подобное ограбление, обратились за помощью к адвокату, их просто-напросто предупредили по телефону, что если они «не прекратят копать под журналиста, то ихнему сынуле придется корячиться не три года, а весь червонец».
Мать Цветкова, с которой говорил «доброжелатель», вернее, доброжелательница, клялась и божилась, что узнала характерный голос жены Крайнова, с которой она уже разговаривала, умоляя ее пощадить «непутевого».
В «Глорию» родителей Цветкова привел давнишний клиент агентства, сказав при этом, что если здесь не помогут, значит, уже никто не поможет. После такой оценки деятельности агентства сотрудникам «Глории» только и оставалось, что засучить рукава да взяться за поиск истины. А истина, как известно, в вине.
«Засучивать рукава» было поручено Агееву, который на этот момент был занят менее всего, и уже первые шаги дали свои результаты. Во-первых, ему удалось выяснить, что «чистуха», якобы написанная Цветковым, не вяжется с результатами следственного эксперимента, на который дважды вывозили парня, а во-вторых...
Исключив из вариантов нападения на Крайнова версию примитивного ограбления с целью наживы, Агеев решил присмотреться к жене Крайнова, и когда сел ей на хвост, то вдруг обратил внимание на то, что и за ним, голубем, ведется слежка. Правда он еще не знал, чем конкретно она вызвана. Теми делами, которые уже были в его разработке, или все-таки последним делом, столь непонятным и запутанным.
Вот и сейчас...
Едва он отъехал от подъезда дома, в котором жили Крайновы, как заметил, что за ним опять увязался хвост. Вернее, поначалу даже не заметил, а каким-то шестым чувством, выработанным за те годы, что он провел в горячих точках и в том же Афгане, Агеев вдруг почувствовал довольно мерзкое ощущение наползающей опасности. Еще не проявившись как следует, она уже давила на его психику, взрываясь в голове звоном колокольчиков, и он уже более пристально всмотрелся в зеркальце заднего обзора.
– Совсем оборзели.
Если вчера за ним тащился приземистый «БМВ» темно-синего окраса, то на этот раз это уже были грязно-серые «Жигули» шестой модели, которые он засек еще на первом перекрестке. Хотя, впрочем, это могло быть и чистейшей воды совпадением маршрутов. Мало ли отечественных «жигулят» и развалюх-иномарок тащится по Севастопольскому проспекту к центру города, чтобы обращать на каждую развалюху внимание? Но если это – наружка, то машины меняют не к добру.
- Предыдущая
- 7/43
- Следующая
