Плохая учительница, хороший снайпер (СИ) - Красовская Марианна - Страница 26

У Сэнди действительно был отличный почерк — ровный, изящный, убористый. И кристально понятный. Алекс тысячу раз брал у Сэнди конспекты, читались они не хуже, чем нормальный печатный текст. В чем-то Деверли все же права. Если напрячь мозги, достоинства можно найти даже в таком недотепе, как Сэнди Уиллер.

И тут до Алекса дошло очевидное. Осознание было настолько внезапным, что он сбился с шага, неловко ударив ботинком себя по щиколотке.

Не имеет значения, чего требует Деверли. Если Алекс действительно собирается выйти из группы, все это уже не имеет значения. Не нужно раздумывать о достоинствах Сэнди Уиллера, действительных или мнимых. Не нужно искать компромиссы с Маклиром. И даже кросс этот дурацкий бежать не нужно.

Все усилия так же бессмысленны, как зонт, раскрытый после дождя.

А может, не уходить? Может, попробовать написать отцу, убедить его, что занятия с Деверли — это физическая подготовка, и навыки точной стрельбы, и эффективная магическая практика…

«Благородный человек должен уметь стрелять», — отчеканил в голове голос отца. — «Но благородный человек не может сделать стрельбу профессией».

— Отличный результат, господин Каррингтон, — Деверли покачала в воздухе часами на длинной цепочке. — Девять минут шестнадцать секунд. Вы побили собственный рекорд.

Похвала отозвалась внутри мягким теплым касанием, словно о сердце потерся невидимый кот. Но Алекс, цыкнув на безмозглого блохоносца, распрямил плечи.

— Мне нужно с вами поговорить, госпожа Деверли.

— Серьезно? — на секунду оторвавшись от созерцания приближающихся бегунов, Деверли вскинула на Алекса глаза. В глубине шоколадной радужки мерцали рыжие искры. — Какое удивительное совпадение. Мне тоже нужно с вами поговорить, господин Каррингтон.

Каррингтон нервничал. Тревога стремительной тенью пробегала по его скульптурному лику, стирая намертво прилипшее выражение усталого превосходства. Впечатленная этой безмолвной, тщательно скрываемой внутренней бурей, Хизер провела Каррингтона в угол. Там, за скрипучей фанерной дверью, скрывалась крохотная каморка для инвентаря, в котором Стэндиш оборудовал себе рабочее место. И не только рабочее — судя по количеству пустых бутылок, выстроившихся вдоль стены.

— Проходите, господин Каррингтон. Что вы хотели сказать?

Каррингтон глубоко вдохнул, словно перед прыжком в воду, в коротком усилии стиснул губы и сжал кулаки.

— Я… я хотел поговорить с вами о посещении тренировок, госпожа Деверли. Думаю, мне лучше уйти из группы.

Ну надо же! Какой удивительный поворот. Неужели Каррингтон-старший успел довести до наследника свою категорические пожелания?

По всем прикидкам Хизер эта проблема могла возникнуть недели через две самое раннее. Пока информация дойдет до ректора, пока ректор убедится, что Каррингтон-младший настроен серьезно… Потом время на доставку письма, время на обдумывание для генерала — и время на ответ.

По радиофону Вильсон с ним связывался, что ли?

Надо было сразу Каррингтона выпереть. Колебания губительны. Действовать нужно быстро, те, кто колеблются — умирают. Мастер Тронберри вдалбливал эту простую истину студентам в головы с упорством машины для забивания свай. Но, видимо, недостаточно тщательно вдалбливал.

А может, мастер Тронберри не виноват. Может, это Хизер, сидя в теплом преподавательском кресле, расслабилась и размякла.

Хизер досадливо дернула ртом, и Каррингтон, явно увидев в этой короткой гримасе какой-то глубокий смысл, вдруг зачастил.

— Я понимаю, что подвожу и вас лично, и всю команду. Группа сформирована, роли распределены, тренировки начались. Уходить сейчас, оставляя дыру в составе… Я не хочу этого делать. Но поверьте, так будет лучше для всех.

— И почему же вы уходите? — аккуратно попыталась прощупать ситуацию Хизер.

— Мой отец. Видите ли… Генерал Каррингтон категорически не одобряет мое увлечение драконоборством. Все эти детские глупости, ну вы понимаете… Ох, простите, — с запозданием осознав, что именно он сказал, Каррингтон смутился — и смущение на этом каменно-надменном лице выглядело еще более странным, чем тревога. — Я хотел сказать, что в детстве увлекался книгами о драконоборцах. Мечтал, что вырасту и стану сражаться с монстрами, у меня даже жезл маленький был — вот такой, — отмерил руками Каррингтон. — С крохотным слабеньким кристалликом. Вместо выстрелов получались только вспышки света, но мне тогда было достаточно.

Каррингтон улыбнулся, и эта улыбка расколола гранитную маску, зажгла золотые искры в зеленых глазах.

— Знаете, я ведь действительно хотел у вас заниматься. Понимал, что никогда не буду работать егерем, но такой шанс! Последний в жизни, наверное. Потом будут бумаги, папки, заседания — или как там еще бюрократы Ее Величества развлекаются? — криво улыбнулся Каррингтон. — Так почему бы полгода не пожить в свое удовольствие? Хотя бы раз в жизни, всего полгода… Никому ведь не будет от этого вреда.

— Кроме генерала Каррингтона, — не столько предположила, сколько резюмировала Хизер.

— Да. Кроме генерала Каррингтона. Он помнит о моих детских мечтах и даже, наверное, пытается их реализовать… но делает это очень своеобразно. Отец выговорил мне кресло в Комиссии по защите королевства и метрополий от драконов, и технически я действительно буду драконоборцем. Но он с ума сходит от одной мысли, что я могу столкнуться с этой тварью вживую.

— Почему?

— По личным причинам. Но поверьте, причины эти крайне уважительны. Отец действительно очень боится, что я могу… пострадать. Поэтому настаивает на безопасной карьере служащего.

— Безопасной и денежной.

— Да. Безопасной и денежной. И открывающей широкие карьерные перспективы. И позволяющей завести полезные связи.

Чем дольше говорил Каррингтон, тем суше становился его голос. Правильно очерченные губы зло изогнулись, между густыми пепельно-серыми бровями залегла жесткая складка.

— Но вы ведь не обязаны выбирать ту карьеру, которую вам рекомендует отец.

Хизер мгновенно пожалела о сказанном, но было уже поздно.

— Не обязан? Да, наверное. Я совершеннолетний, не калека и не дурак, профессиональную квалификацию получу через полгода. Могу и в драконоборцы пойти, и в моряки, и в стряпчие, — в голосе Каррингтона раздражение мешалось с плохо скрываемым сожалением.

— А почему нет?

— Да потому что. Отец возлагает на меня большие надежды. Вы, наверное, не знаете, каково это — когда на тебя возлагают большие надежды.

— В некотором смысле знаю.

— И что же? Вы эти надежды оправдали?

— Ни в коем случае. Я сделала строго наоборот.

Каррингтон поглядел на нее с интересом. С нормальным человеческим интересом — а не с интересом самца, выбирающего самку. С удивлением Хизер отметила, что видит разницу. И эта разница ей нравится.

— И что было потом?

Хизер вспомнила белого от бешенства отца. Он наступает, сжимая в руках уведомление из академии Ланселота Озерного. «Что это значит? Что это значит, Хизерли?». От гнева у отца перехватило горло, и слова звучат сипло, словно его душат. «Какая еще академия? Что это значит, мать твою?!».

Это значит, что ты идешь нахрен, дорогой папочка.

— Потом, господин Каррингтон, было много грубых и громких слов.

— Но вы не отступили?

— Нет.

— И вы счастливы?

— Абсолютно.

Каррингтон, подняв со стола карандаш, задумчиво повертел его в пальцах.

— А я ведь тренировался. В детстве. Вычитал в «Дейли Кингдом», что самое главное для снайпера — гибкая и подвижная кисть. А чтобы развить гибкость кисти, следует много упражняться, — еще раз крутнув карандаш в длинных пальцах, Карригтон вдруг с ловкостью фокусника прогнал его по руке — от указательного к мизинцу и обратно. Хизер много раз видела такой трюк, но с монеткой. И вынуждена была признать: стремительно вращающийся карандаш, ни на секунду не теряющий баланса, впечатлял больше.