Плохая учительница, хороший снайпер (СИ) - Красовская Марианна - Страница 35

Теперь Алекс понимал, почему именно мангуст. В Деверли была та же расчетливая азартная безжалостность, неумолимая скорость и точность.

А еще Алекс понял, чем снайперы отличаются от щитовиков. В реальном бою, не на ринге, он в полной мере ощутил кипящий в крови кураж схватки. Но у Алекса не сносило голову. Всегда, от первого до последнего мига, он четко понимал, что именно делает и зачем. Не увлекался, не рвался вперед, как Падди или Кристина. Нет. Алекс занимал оборону — и продвигался вперед медленно и упорно, как боевой слон, топчущий вражескую кавалерию.

Алекс действительно не смог бы стать снайпером. Точнее, просто снайпером — мог бы, но хорошим — никогда. А какой смысл становиться кем-то, если ты не сможешь быть лучшим?

Алекс прикрыл глаза. Деверли, перехватив руку с ножом, ныряет вниз, подсекает — и швыряет главаря через себя по длинной пологой дуге. Волосы растрепались, рубашка выбилась из штанов, обнажив нежную полоску живота. Главарь рушится на брусчатку, словно мешок с песком, и Деверли тут же разворачивается, оглядывая поле боя. Грудь вздымается, щеки горят, язык быстрым движением очерчивает губы… Запах пряных духов, табака и пота. Алекс почувствовал аромат, когда шагнул вперед, вырубив парня, подбиравшегося к Деверли сзади. Можно было, конечно, шагнуть вбок, или еще проще — указать на придурка, и Деверли разобралась бы с ним сама. Но Алекс выбрал самый простой способ. И самый приятный. На секунду он оказался с Деверли лицом к лицу — так близко, что мог бы поцеловать ее. Если бы наклонился.

Конечно, Алекс не наклонился.

Но мысль о мокром от слюны кончике языка, скользящем по розовым губам, вызывала жаркое, опьяняющее томленье, от которого ладони делались влажными, а штаны — тесными.

Медленно, прерывисто выдохнув, Алекс сунул руку под одеяло.

С тесными штанами проблема решалась легко.

А с песнями, мать твою, что делать?

Уладские песни в тюремной камере.

Господи, позор-то какой.

Морковный бархатный жилет и нежно-лазоревые атласные штаны Вильсона прожигали дыру в сетчатке. Хизер на мгновение прикрыла глаза, но темнота не спасала от ввинчивающегося сверлом в череп высокого вибрирующего голоса.

— Драка! Массовая! С каким-то местным хулиганьем! Как вы могли это допустить?! Академия Святого Георга — уважаемое учебное заведение, демонстрирующее самые высокие стандарты… стандарты… самые высокие стандарты… всего! И никогда — вы слышите, никогда! — наши студенты не участвовали в массовых драках! Что вы можете сказать в свое оправдание?! — завершив тираду, Вильсон жадно втянул воздух. Грудь, обтянутая морковным жилетом, раздулась, как у влюбленного самца жабы. Хизер меланхолично наблюдала, как натягиваются, угрожая оторваться, перламутровые мелкие пуговки.

— Да. Что вы можете сказать в свое оправдание? — тут же встряла в образовавшуюся паузу Кингдон-Куч.

— Ну… — Хизер задумчиво сцепила пальцы в замок.— Мы победили. Этого, как я понимаю, со студентами академии давно не случалось.

Прюитт тихонько, но отчетливо хихикнул. Стэндиш весомо кивнул. А Кингдон-Хуч оскорбленно поперхнулась воздухом.

— Что? Да что вы!.. Это же возмутительно! Недопустимо! Господин Вильсон?! — обернулась она к своему союзнику и покровителю. — Господин Вильсон, вы не можете оставить этот вопиющий случай без последствий! Преподаватель академии одобряет массовое побоище! Более того, этот якобы преподаватель его возглавил!

— Да-да. Вы совершенно правы! — Вильсон, в отличие от Кингдон-Хуч, категорически уверенным не выглядел. И Хизер вполне его понимала. Одно дело сидеть на противоположном конце стола, и совсем другое — по правую руку от преподавателя, возглавившего массовое побоище. Как раз на расстоянии хука в челюсть. — Вы совершенно правы, госпожа Кингдон-Куч. Мы не можем этого оставить без последствий… К тому же давайте обратим внимание на список участников драки. Маклир… Ну это ладно. Тут другого и ожидать не стоит. Но Кристина Ароййо! Рамджи Гулабрай! Элвин Войт! Даже Александр Каррингтон! Прилежные ученики, дети достойнейших родителей! Отец Гулабрая в этом году пожертвовал значительную сумму на ремонт нашего гимнастического зала. Господин Войт оплатил закупку новых изданий для библиотеки и подарил академии превосходный мебельный гарнитур. Вы, кстати, сейчас на нем сидите, — Вильсон обвел широким жестом стол и окружающие его стулья. Преподаватели завозились, с любопытством заглядывая себе под задницы. — Что я должен сказать этим уважаемым людям? Как я могу объяснить вопиющий факт? Не представляю… — Вильсон горестно воздел руки к потолку и склонил голову. От энергичного движения старательно зачесанные волосы сползли на уши, и свет газовых рожков блеснул в обозначившейся на макушке лысине.

— Если хотите, я сама поговорю с родителями учеников. Их дети подверглись нападению, но не испугались и не отступили. Более того, они обратили нападающих в бегство. Думаю, отец Кристины Ароййо по достоинству оценит храбрость своей дочери. Да и господину Войту есть чем гордиться. Элвин проявил в бою хладнокровие, мужество и решимость — именно те качества, которые и требуются будущему драконоборцу.

— А генерал Каррингтон? Ему вы тоже найдете, что сказать? — сверкнула глазами Кингдон-Куч.

— Конечно. Когда я говорю, что родители моих учеников могут гордиться своими детьми — я говорю обо всех учениках. Без исключений.

— Вы полагаете, этим можно гордиться? — от возбуждения Кингдон-Куч приподнялась, опираясь руками на стол. Ее пышная грудь бурно вздымалась. — Вот этим? Дракой?! Не прилежным трудом, не успехами в учебе, а этим, простите меня, мордобоем?!

— Но мордобой — это именно то, к чему и готовят всех драконоборцев. Просто морду нужно бить не скромному представителю Homo sapiens, а здоровенной твари весом в десяток тонн. Масштаб, конечно, несопоставимый… но надо же с чего-нибудь начинать, — обезоруживающе улыбнулась Хизер.

— Возмутительно! Я не могу поверить своим ушам! В нашей академии, прямо здесь, в зале для совещаний… Я не могу поверить! Господин Вильсон! — бессильно воззвала Кингдон-Куч и рухнула на стул, драматическим жестом прижимая руку к правому подреберью.

— У вас что-то с печенью? — заботливо поинтересовалась Хизер.

— Что? Почему? При чем тут печень?

— Ну, вы же за печень сейчас держитесь. Сердце левее и выше.

— Да что вы себе!.. — трагически выкрикнула Кингдон-Куч, передвигая руку в центр груди. — Это недопустимо.

— Да. Это, несомненно, недопустимо. Гхм, — откашлялся Вильсон, поднялся и предусмотрительно отступил на два шага назад. — Госпожа Деверли, я вынужден принять меры.

— И какие же? Неужто уволите? — глумливо ухмыльнулась Хизер.

Ответ был очевиден. Профильный преподаватель, да еще и в конце года — об увольнении не могло быть и речи. Это знала Хизер, это знал Вильсон. Даже Кингдон-Куч это знала, хотя и продолжала изображать героическую непримиримость.

— Нет. Не уволю, — вынужден был признать Вильсон. — В дальнейшем ваш контракт, несомненно, будет пересмотрен, и вряд ли я подпишу его продление. Но прямо сейчас, перед лицом надвигающихся квалификационных испытаний… Вы продолжите преподавать в академии. Но ваша группа… Я распускаю ее. Передайте студентам мои соболезнования — я знаю, многие были искренне увлечены.

— Ну почему же были? Они и сейчас увлечены. И добиваются значительных успехов. Уверена, мы сможем подтвердить это, достойно выступив на Битве Семи Академий.

— К сожалению, мы так этого и не узнаем, — Вильсон изобразил приличествующую случаю скорбь — не слишком, впрочем, усердствуя.

— Ну почему же? Обязательно узнаем! — Хизер, в противовес ему, так и лучилась вдохновенным энтузиазмом. — Я подала заявку в комиссию, на днях ее должны утвердить. В этом году академия Святого Георга принимает участие в битве! Уверена — мы сможем занять достойное место на пьедестале победителей.

— Как подали… — лицо у Вильсона растерянно обмякло, а брови трагически заломились, собрав лоб в глубокие складки. — Зачем подали… Но мы же… Но как же…