Ближний круг госпожи Тань - Си Лиза - Страница 7

Мы быстро проходим через второй и третий дворы. По бокам тянутся крытые галереи. Балки и стропила украшены резьбой и росписью. Сами здания впечатляют: черепичные крыши, похожие на рыбью чешую, вздернутые свесы с фигурками стражников, защищающими углы зданий. Каждый двор величественнее предыдущего, но Тушь не удостаивает нас рассказом, для чего они предназначены и кто здесь живет. Когда мы входим в четвертый двор, она останавливается и объясняет, показывая направо:

– Это комнаты, где доктор Тань и госпожа Жу принимают пациентов.

Она показывает налево:

– Здесь спальня и кабинет господина Таня. Комнаты вашей бабушки находятся рядом с его комнатой. Не беспокойте их, когда они принимают пациентов.

Тушь обдумывает сказанное, затем добавляет:

– Не шумите.

Она смотрит на моего брата:

– Это особенно касается тебя.

Мы доходим до пятого двора. Как и во всех домах, даже таких маленьких, как тот, где я жила с отцом и Досточтимой госпожой, самые дальние от главных ворот комнаты считаются самыми безопасными, поэтому там живут все незамужние девушки, включая наложниц. Тушь вежливо наклоняет голову в мою сторону:

– Пожалуйста, подождите здесь. – Затем она распоряжается: – Госпожа Чжао, следуйте за мной.

Наложница делает два шага, затем оборачивается, чтобы убедиться, что я вижу, куда она идет. Я киваю в знак согласия. Мы с Маковкой стоим рядом, окруженные великолепием, какого никогда раньше не видели, а Тушь ведет госпожу Чжао и Ифэна. Они поднимаются по ступенькам, затем проходят по крытой галерее и исчезают за дверями одной из комнат. Я быстро считаю двери на этой стороне двора. Итак, комната госпожи Чжао третья слева.

Возвращается Тушь, и мы с Маковкой идем через двор наискосок от покоев госпожи Чжао. Дверь призывно приоткрыта.

– Мы вас ждали, – сообщает Тушь, – все уже готово. Надеемся, вам понравится.

Комната, наверное, раза в четыре больше той, что была у меня дома. У одной стены стоят стол и стул. На фарфоровых подставках красуются кисти для каллиграфии всех размеров и форм. Книги и свитки заполняют полки за столом. У другой стены стоит моя цитра. Вместо кана [16], на котором я спала всю жизнь, передо мной возвышается супружеское ложе моей матери – комната в комнате. При виде этой постели я ощущаю, будто мне в грудь вонзается острый нож.

Тушь сочувственно смотрит на меня.

– Твоя бабушка подумала, что ты захочешь быть ближе к женщине, которая произвела тебя на свет.

Я моргаю, смахивая слезы. И ничего не отвечаю, тогда Тушь обращается к Маковке. Дает ей какие‑то инструкции. На что‑то показывает. Я ничего не воспринимаю. Я тоскую по маме.

Маковка купает и переодевает меня, теперь мне предстоит поприветствовать бабушку и дедушку. Меня приводят в их комнату. Мои мысли заняты отцом и мамой, и я с удивлением вижу бабушку и дедушку, сидящих так, как сидели мои родители в парных креслах в тот вечер, когда Досточтимая госпожа рухнула как подкошенная. Я падаю на колени и упираюсь лбом в пол.

– Пожалуйста, встань, – велит дедушка Тань. – Подойди, чтобы мы могли получше рассмотреть тебя.

Я чувствую на себе взгляды дедушки и бабушки, пока подхожу.

– Подними лицо, – говорит дедушка Тань.

На нем длинный шелковый халат из темно-синего шелка с вышивкой, пояс с нефритовой пряжкой и кисточкой, свисающей сбоку. У него довольно густые усы, а на подбородке реденькая бородка. Он подкручивает ее конец пальцами так, что бородка завивается до середины груди. Глаза у него добрые, а руки гладкие и белые. От уголков глаз разбегаются морщинки, похожие на следы птиц на песке. Бабушка Жу скорее не старая, а пухлая. У нее должны быть морщины, но лицо ее гладкое и не тронутое годами. Ее халат с вышивкой по подолу, краям рукавов и горловине украшают жемчужины и нефритовые бусины. Черные, без капли седины, волосы собраны в высокую прическу, скрепленную нефритовыми заколками и другими золотыми украшениями.

Спустя, казалось, целую вечность бабушка Жу произносит:

– Вылитая мать.

И тут я начинаю рыдать.

– Подведи ее ко мне, – просит бабушка Жу.

Прежде чем я успеваю осознать происходящее, дедушка Тань подхватывает меня на руки и сажает на колени бабушке Жу. Та, обняв меня одной рукой за талию, прижимает к себе, а другой, чуть нажав на затылок, кладет мою голову себе на плечо.

– Вот так, дитя. Надо выплакаться.

Дедушка Тань нежно гладит меня по спине. Он что‑то ласково воркует, утешая меня, а затем говорит:

– Теперь это твой дом. Не волнуйся. Мы о тебе позаботимся.

Утки, я слышу, кричат на реке предо мной,

Селезень с уткой слетелись на остров речной…

Тихая, скромная, милая девушка ты,

Будешь супругу ты доброй, согласной женой [17].

Дедушка Тань смеется, когда я заканчиваю первое четверостишие из «Встречи невесты», стихотворения из знаменитой «Книги песен». Ему нравится слушать, как я декламирую классические стихи, особенно по вечерам, когда он смакует стопочку вина. Сейчас он обращается к бабушке Жу, сидящей по другую сторону чайного стола:

– Ты думаешь, это стихотворение о том, как молодой благородный юноша взял в жены добрую и прекрасную девушку? Или это критика правительства, аллегорический намек на жену правителя Вэнь-вана, которую он боготворил, пример того, как люди должны вести себя в спальне?

Бабушка отмахивается от мужа.

– Стоит ли обсуждать подобные темы в присутствии Юньсянь? Она слишком мала.

– Зато у нее блестящий ум! – Дед теребит бородку между большим и указательным пальцами.

– Ты ее перехвалишь, да еще и слова такие высокопарные подобрал, – подтрунивает бабушка.

Они оба меня обожают, но больше времени я провожу с бабушкой. Хотя по правилам приличия мы должны держаться на некотором расстоянии друг от друга, ей нравится меня тискать. Эти объятия и поцелуи противоречат всему, чему меня учили, но мне это нравится.

– Я долго ждал, когда у меня появится внучка, – парирует дед.

Несмотря на то что нас только трое, он одет так, чтобы виден был его статус. На груди халата квадратная нашивка с пурпурной уткой-мандаринкой, чтобы все сразу видели, что перед ними ученый седьмого ранга. Отвороты шапки из черного шелка, а тулья – из рубиново-красного.

– Не просто внучка, а такая, чтоб тебя развлекать, – говорит бабушка.

Дедушка кивает, признавая ее правоту.

Бабушка снисходительно улыбается, а затем возвращается к книге, которую листает. Мы в домашней аптеке, где пахнет травами. На расстоянии вытянутой руки стоят три шкафа из грушевого дерева цвета теплого янтаря, каждый с десятком маленьких ящичков и тремя большими ящиками в самом низу. На всех изящным каллиграфическим почерком выведено, какая трава, минерал или кость в нем хранится. Боковую стену занимают полки от пола до потолка, уставленные фаянсовыми банками, корзинами и жестянками. На противоположной стене – анатомические рисунки, на которых изображены меридианы, идущие от передней, боковых и задней частей тела, от головы до пят. Под ними в ряд стоят стулья для пациентов, пришедших на прием. Высокий стол в центре комнаты позволяет бабушке и дедушке стоять, когда они взвешивают и смешивают снадобья. Чайный столик невелик, но именно за ним оба проводят большую часть дня. Они относятся друг к другу с любовью и уважением, работают бок о бок, при этом не произносят ни единого лишнего слова.

– Я думаю о жене твоего племянника, – говорит бабушка, меняя тему разговора. – Госпожа Хуан беременна в шестой раз, но у нее кровотечение и проблемы с мочеиспусканием.

Госпожа Хуан. Я не знаю точно, кто это такая. Как и все замужние женщины, включая мою бабушку, она носит девичью фамилию.

– Ты уверена, что она вообще беременна? – уточняет дедушка.