Волк 10: Лихие 90-е (СИ) - Киров Никита - Страница 37

Из окна Мерседеса было хорошо видно, что происходит. Дорога у набережной была односторонней, но омоновский автобус ехал прямо по встречке. Впрочем, в это время дорога была не занята. Вскоре с другой стороны показался и второй автобус.

Оба остановились напротив кафе, высыпались омоновцы в полной экипировке, направляя автоматы на моих телохранителей. А те ничего не могли сделать в ответ, только сдаться.

ОМОН — это не то, с чем может справиться частная охрана. Тут не только оружие нельзя доставать, даже просто сопротивляться чревато большими проблемами и травмами. Сейчас упакуют всех, кто снаружи. Хорошо, что Мишаня с Елагиным успели свалить, а то бы и они попали в замес.

— Вашу охрану сейчас арестуют, — Румянцев всё ещё улыбался. — Ненадолго, уже к вечеру отпустят. Арестовали бы и вас, чтобы спокойно разобраться с вами в изоляторе, но никто из них не посмеет подойти к моей машине. Так что я вас выручил.

— Замечательно, — равнодушным тоном сказал я. — Вот только меня всё равно лишили охраны, и теперь запросто могут убить не в изоляторе, что подозрительно, а прямо на улице. На улице много вариантов: авария, бандитская разборка, или вдруг я утону в одной из этих рек. Выглядит так, будто вы с ним заодно, просто решили со мной поговорить перед этим.

— Если будете говорить со мной таким образом…

Улыбка так и не ушла, как и вежливость. Будто мы с ним говорили совсем о других вещах. Всё равно он начал злиться, но я так и планировал, пусть выдаст что-нибудь ещё. Да и Женьку надо срочно вытаскивать любым возможным способом.

— … коллеги вас заберут. И вам останется недолго.

— Конечно, но тогда мы с вами не поговорим.

— Я возвращаю Ремезову должок, — отрезал Румянцев. — Он очень просил, чтобы я вас прикрыл. Я всегда возвращаю долги, но я не обязан вам помогать. Особенно если вы меня обвиняете без всяких на то оснований.

— А я вас и не обвинял, я сказал, как это выглядит со стороны. Мне нужно убедиться, что вам можно верить. Среди арестованных — мой друг. Вытащите его, чтобы я не остался один, вам это несложно. И тогда я поговорю с вами обо всём, что вы хотите.

— Ставите условия, Максим Михайлович? Я здесь не для того, чтобы вас убеждать. Если не нравится, милости прошу, — он показал на дверь. — Вас ждут.

— Но вы же хотите поговорить со мной лично, товарищ генерал, — я смотрел ему в глаза, выдерживая его цепкий взгляд. — Это важно, раз не отправили помощника разбираться с вопросом, а приехали сами в такую даль. Давайте решим этот вопрос, и я буду в вашем распоряжении. И Ремезов будет не против, если вы поможете моему другу. Он его знает, а мне самому будет проще говорить, когда моих друзей не пинают и не бьют прикладами. Не будут путаться мысли.

— Хорошо, договорились, — Румянцев выглянул в окно. — Иннокентий, скажите им, чтобы немедленно освободили Ковалёва. О нём же речь, верно?

— Да.

Высокий парень в чёрном пиджаке широким шагом направился к работающим омоновцам, доставая на ходу документы. Для обычных людей так приближаться опасно, но ему это сошло с рук. Молодой чекист окликнул командира, тот удивился, но отдал приказ сразу.

Через полминуты Женя стоял у моего мерса, с удивлённым видом отряхивая пиджак от грязи и поправляя торчащие дыбом волосы. Но целый, по лицу не били, у нас все в курсе, чтобы не сопротивлялись ментам, я всё равно потом вытащу.

— А что с охраной? — спросил я, делая Жене знак, что всё хорошо.

— Если нет нарушений, отпустят к вечеру. Правда, если вы не примите меры, до вечера ещё надо будет дожить. А я не контролирую людей Кравцова и его друзей в городе.

Телохранителей паковали в автобусы. Но все живы, и этот риск учитывается в их контракте, а адвоката я им найму сам, если что-то пойдёт не так.

Женя нервно курил, глядя по сторонам, а вот водителя из Мерседеса, работающего на холдинг, достали за компанию со всеми. Придётся вызывать дополнительных людей, вот только они мало чем помогут, если снова нагрянет ОМОН.

— Значит, Кравцов действительно хочет от меня избавиться уже сегодня, — проговорил я.

— Да, — генерал Румянцев достал сигареты из коричневой бумаги и закурил одну. — То, что вас не удалось задержать, его планы не изменит. Добьёт позже.

— Неофициально, — сказал я. — Просто уберут охрану подальше от меня, в изоляторе или нет, и добьют. А что он не хочет взяться официально? Проверки, дела, следователи, всё остальное? У генерала ФСБ достаточно власти, чтобы засадить меня на всю жизнь.

— Ответ простой, — он выпустил облако дыма через окно. — Огласка в сложный для них период передачи власти им совсем не нужна. Спасибо, Иннокентий! — к окну как раз подошёл его помощник, что освободил Женю, его-то генерал и поблагодарил.

Я присмотрелся к Румянцеву. Возвращает долги — это, конечно, хорошо, но у него явно есть в этом деле какой-то интерес. А какой у него может быть интерес? Получить что-то, что есть у меня, но нет у него. Или чтобы генерал Кравцов не получил это раньше него.

Хочет себе комбинат? Посмотрим. Надо бы навести справки о нём, а для этого связаться с Ремезовым, хоть это непросто. Или с Григорьевым, до него добраться намного легче.

— А не боитесь, что Кравцов отомстит вам? — спросил я.

— Кишка тонка, — хвастливо сказал Румянцев. — Нас он не осилит. Но может припомнить потом.

— Его руководитель, говорят, может стать новым директором.

— От вас это странно слышать, — он покосился на меня, открыл пепельницу в двери, и стряхнул пепел туда. — Но сейчас много разговоров о новом руководстве службы. Москвичам это очень важно, от этого зависит их карьера. А мы просто будем работать с тем, кто там будет. Поэтому и не лезем особо в эти дела, а вот Серёга Ремезов полез с головой, хотя в далёком Забайкалье новое руководство вообще никак не влияет на работу, слишком далеко. Зря. Тех, кто ошибся, вспомнят и накажут.

— А может, и не зря, — я хмыкнул.

— Может, — он пожал плечами и выкинул недокуренную сигарету в окно. Она чуть-чуть не долетела до ограждения набережной.

Автобусы ОМОН уже уезжали, а у джипов охраны, приехавших со мной, остались открытыми двери. Надо бы запереть их перед отъездом.

— Вот только когда в наших кругах говорят об одной кандидатуре, некоторые посвящённые в такие дела почему-то вспоминают о вас, — Румянцев повернулся ко мне и сел поудобнее. — И это особенно интересно. Я вот тоже поинтересовался, узнал много чего необычного. Футбол, пари с Платоновым, суммы денег, которые вы тратите и которые кратно превышают доходы от ваших контрактов. Ещё Олимпиада, да, но главное — целая череда загадочных происшествий, когда вдруг ваши враги, влиятельные, жестокие, не разбирающиеся в средствах, вдруг погибали. И таким образом, что вы оказывались непричастными к этому.

— К чему вы это?

— Хочу посмотреть, удастся ли вам выпутаться в этот раз, — серьёзно сказал он, больше не улыбаясь. — И если да, то, может, вы окажетесь правы и в другом, более важном. Везение это, или нет, но если ваши прогнозы снова оправдаются, то…

— Вы не можете поддерживать кого-то напрямую, — догадался я. — Ведь если поставите не на того, вам этого не простят, но пока ваш нейтралитет всех устраивает… до поры до времени. Вот вы и молчите. Но на самом деле вы хотите, чтобы новый директор про вас знал, но напрямую участвовать в этом вы не хотите. Как говорится — во избежание возможных проблем.

— Хм, — Румянцев удивился. — Интересная мысль.

— Скажем так, я замолвлю о вас словечко и напомню об этом Ремезову. Уже через месяц у него прибавится влияния. Я не забываю добра, и он тоже. Главное, чтобы вы сами были не заодно с Кравцовым.

— С ним точно нет.

— Говорите, что вы будете работать с любым начальником, — я взялся за дверь. — Но некоторые более предпочтительные, чем остальные, верно?

— Вернее сказать, некоторые нежелательны. С москвичами работать сложно, но если на Лубянке будет сидеть человек из Ленинграда… А ему будет нужна своя команда. Счастливо, Максим Михайлович, хорошего вам дня. И осторожно.